Колхоз-1

Слава богу, ни одна не заикнулась по поводу того, чтобы мы их взяли с собой в Пороги. Не люблю хамить женщинам, а в этом случае пришлось бы: для нас их карие очи тоже будут более чем сомнительным украшением.

Костя Данилов, 'Кот'

У Сашки Рощина температура. Щёку, в которой засели три дробинки, разнесло, края ранок воспалились. То ли занесли заразу, когда ему их обрабатывали, то ли после рикошета от металлической крыши какие-то посторонние частички попали со свинцом в мягкие ткани.

— Дядя Витя, я не знаю, что делать, — умоляюще глянула на лёльку Оля.

— Резать! И срочно.

— Я же не хирург, я просто медсестра.

— Но ты же видела, как работают хирурги.

— Я им только инструменты подавала, — чуть не плачет девушка. — Я... боюсь.

— Тебе Аня инструменты собрала? — нахмурился крёстный. — Вот и ставь их кипятить. Давай, давай! Шевелись. А ты, Костян, пока вскипяти воду, чтобы можно было помыть руки с мылом. Польёшь мне на них над тазиком, когда скажу.

Он сам решил Медведя оперировать, что ли? Похоже! Вон, из кармашка на внутренней стороне камуфляжа достал оранжевую коробочку индивидуальной аптечки ?4, а из неё вынул бесцветный пенальчик.

— Сашка, выпей две таблетки. Это кеторол, обезболивающее из категории боевых средств. Полной нечувствительности к боли не обещаю, но хоть не придётся тебя привязывать ремнями, чтобы не дёргался, пока я твои дробины буду доставать.

Нет, такое зрелище не для меня!

— Пока чайник не вскипел, сгоняй в дом к Пуресину и притащи грамм триста... Нет, лучше поллитровку самогона.

Это поручение уже мне.

Дядя Вова долго разговаривать не стал, просто выдал мне бухло. Выглядит он не очень: бледный, за сердце держится. Оно и понятно: не хотел бы я на его месте оказаться и хоронить собственного сына.

На руки крёстному я полил, и он, держа их над тазиком, скомандовал:

— А теперь лей на них самогон. Только не весь! Мне руки обмыть надо этой дрянью: спирта же у нас нет. Потом Оле польёшь в том же порядке.

Всё! Ухожу, если больше не нужен. А чтобы не нервничать, свистну у 'хирурга' сигареты для успокоения нервов.

Лёлька явился на крыльцо минут через пятнадцать с недурным таким запахом самогона изо рта. И тремя сплющенными дробинками на ладони. Дробины, показав мне, выбросил в снег.

— Это ты сигареты взял? Верни!

— Не знал я, что ты ещё и оперировать умеешь, — уважительно произнёс я, возвращая ему пачку и зажигалку.

— Умею? Не льсти мне, я это впервые в жизни делал. И чуть не обосрался, когда мне Ольга заявила: 'Надеюсь, лицевой нерв не повредили, и лицо, как у мамы было, у Саши не перекосит'. Бл*дь, я же резал, даже не зная, где он проходит!

Руки у него дрожали, пока он прикуривал. Тогда понятно, почему он самогон хлопнул перед тем, как выйти на перекур.

На улице ещё светло, но чувствуется, что вот-вот начнутся сумерки. И это только октябрь. А что будет в декабре? Раньше все спасались зажжёнными лампочками в домах и квартирах, а теперь электричество есть лишь у тех, у кого имеются запасы бензина для генератора. Ну, или у нас в Порогах.

— Мы завтра только в Алтян едем?

— У тебя ещё какие-то планы?

— Я думал, может, попробуем в Миасс проскочить? Хотя бы на окраину, где заражение поменьше. Основную часть радиации же должно было утащить ветром на восток, а не на юг от эпицентра.

Дядька Витя затянулся табачным дымом поглубже.

— Дело ведь, Костя, в радиации не от той бомбы, которая на Миасс упала. Я специально вместе с Виталиком Ярулиным сидел над картой, мы с ним рисовали примерные зоны заражения известных нам взрывов. Бо́льшую часть Старого Города и весь Машгородок, скорее всего, её радиацией действительно не зацепило. Зато та бомба, что упала в Златоусте, накрыла осадками весь город от верховий городского пруда и почти до Новоандреевки. По нашим прикидкам, от Каслей до Уйского — сплошная зона радиоактивного заражения. И это — только исходя из наших сведений об известных нам ядерных ударах. Бесполезно кого-то искать в Миассе. Родители твои на сменах были, оказались в зоне поражения тепловым излучением. А это практически гарантированная смерть от ожогов при отсутствии соответствующего лечения. Были бы живы — пришли бы сюда, они же знали про то, что ты на момент взрыва был здесь. Бабушка... Она вообще практически в эпицентре оказалась. Даже без каких-либо миллионных долей процента для шанса уцелеть. Нет смысла туда ехать и самим облучаться, — покачал он головой.

Я и сам это понимаю. Но мыслишка всё равно точит: а вдруг?

— Добрый вечер. Можно с вами поговорить?

Алла и Лариса, если я правильно запомнил имена этих женщин. Лариса — именно та, которая Сашку Рощина ранила.

— Тоже в Атлян хотите? — попытался угадать лёлька.

— Не в Атлян. Но вы правильно поняли, что мы не хотим тут оставаться.

— Девушки, я уже сегодня вашим подругам объяснил: мы — не таксисты, которые развозят барышень по указанным им адресам, — вздохнул крёстный.

— Во-первых, они нам не подруги. Мы тут вовсе не по своей воле оказались, в отличие от них, — нахмурилась Алла. — А во-вторых, мы не просим отвезти нас туда, куда вы не собираетесь ехать.

— Просто возьмите нас с собой. Вы же берёте дачников. Нам всё равно больше некуда податься. И здесь мы тоже всем чужие. Я из Алма-Аты, Алла из Барнаула.

Истории у обеих похожие. Лариса возвращались с мужем домой со свадьбы сестры из Казани, Алла с супругом ехали забирать детей от бабушки, живущей в Самаре. После атомной бомбардировки застряли одна на стоянке возле Песочного озера, а вторая — на заправке, где мы сегодня нашли угоревших бандюков. Потом туда явились сначала атлянские бандиты, а потом и беглые заключённые. Мужей убили, а самих 'использовали по назначению'. Чтобы их каждый раз не 'пускали по кругу', согласились жить с самыми, как им показалось, 'нормальными'.

— Да, стреляла в вас! Думаете, хочется, чтобы меня снова по пять-шесть человек в день насиловали? Откуда же мне было знать, кто вы такие? — объяснила Лариса.

Ей до тридцати, невысокая, темноволосая, с лёгкой восточной примесью в кровях. Алла чуть старше и крупнее, давно не крашенная искусственная блондинка с короткой стрижкой.

— Я понял, — кивнул крёстный. — Что вы умеете делать?

— Да уж не только под мужиками лежать с раздвинутыми ногами! — фыркнула Лариса.

Нервная она, чуть что — готова в морду вцепиться.

— Между нами, взрослыми людьми, говоря, даже это далеко не все умеют, — начал злиться лёлька. — Талантами в этой области будете перед кем-нибудь другим хвастаться. Меня другое интересует: специальности у вас какие?

— Радиоэлектроника, — вызывающе вскинула голову 'мелкая'. — Работала на КБ, занимавшемся ремонтом и обслуживанием зенитных ракетных комплексов С-300.

— А я — химик-технолог Барнаульского патронного завода, — намного спокойнее произнесла блондинка.

Мы с лёлькой даже переглянулись. Неплохой подарок судьбы, если учитывать, что запас патронов у нас не бесконечный.

— Как там Сашка? — отвлёкся он на вышедшую из дома Ольгу.

— Уснул.

— Есть такое свойство у кеторола: после него в сон клонит. В общем, иди, иди в дом матери. А если понадобишься... Костян, дуй-ка вместе с ней. И покараулишь, и, если надо будет, я Олю через твою рацию вызову. Ты, Оленька, не возражаешь против такого персонального телохранителя?

Олька глянула на меня, чуть зарделась и отрицательно мотнула головой:

— Не возражаю.

Виктор Данилов, 'Кипчак'

Судя по невыспавшимся физиономиям обоих и тому, как они подчёркнуто 'равнодушны' друг к другу, может быть, племянник и охранял тело Оли, но от кого-то другого. Да и ладно: дело молодое, и пусть первым кинет в меня камень тот, кто без греха. Главное — чтобы им хорошо было.

С самого утра Пуресин снова припахал молодняк к раскопкам сугробов, и буквально за пятнадцать минут они откопали тракторный отвал от 'Белоруса', который Вовка забрал с собой в Пороги.

— Зачем он тебе сейчас? — неодобрительно покачал я головой. — Домой приедем — там найдём.

— А как ты всю эту легковую хрень по сугробам протащишь? — обвёл он рукой автопарк, который я наметил к переправке. Они же ни в 'зиловскую', ни даже в 'уазовскую' колею не впишутся.

— Так у нас для такого отвала трактора нет.

— А это что? — кивнул он в сторону 'колуна'. — Час работы, и я сварю переходник, чтобы прикрепить нож к раме 'зилка'. Вернётесь — поставим, и можно дорогу торить.

— У тебя и сварочный аппарат с электродами есть?

— У меня всё есть. Я много чего из своих заначек наметил с собой забрать. Аппарат с электродами тоже.

Это хорошо! У Короленко сварочник тоже имеется, но электродов после моих экспериментов с бронёй почти не осталось.

С новой сменой дежурных в кафешке у озера мы опознались без проблем.

— А эту падаль зачем тащите? — нахмурился старший лейтенант с шевроном УФСИН на рукаве, заглянув на задний ряд 'Патриота'.

— Родственникам сдать, пока их уралдачинские старухи не порвали.

— Уже пробовали, что ли? — намекнул он на 'фонари' и разодранные физиономии моих пассажирок.

— Было дело. Еле отбили.

— Зря отбили...

Не мне судить, зря или не зря.

Высадили их на 'пятаке' возле мостика через речку Атлян, перед магазином с вывеской 'У реки', а сами подъехали к центральному входу в колонию.

Что бросилось в глаза — это свободный проход на территорию исправительного заведения: автомобильные ворота открыты, люди туда-сюда ходят. Дежурный только в фойе центрального административного здания.

Сунгатулин нас встречал. Поздоровался со мной, с Рощиным, долго тряс руку Смирнову.

— Ну, пошли! Уже все собрались.

В жилой зоне колонии вместе со школьниками из подшефной школы, когда я бизнесом занимался, мне доводилось бывать. Хорошо помню, какое удручающее впечатление на 'трудных' подростков оказали железные 'загоны', у которых невозможно открыть вторые двери, пока не защёлкнулись электрозамки первых. А вот в административном здании я ещё не был. В общем-то, ничего особенного, офис как офис. Как говорится, видали мы карликов и повыше.

Некоторые фамилии собравшихся я слышал. И нынешнего 'старшего', оказывается, тоже знаю. Гену Музы́кина я помню ещё по школе, в которой учился до конца третьего класса, но не узнал, не узнал. Из шкета, который старше меня на пару лет, он превратился в плотного, крепкого мужика среднего роста. Получил подполковничьи погоны перед 'дембелем' с должности заместителя начальника колонии по воспитательной работе. А когда взбунтовавшиеся зэки вырезали практически всё начальство колонии, как старший по званию (пусть даже отставной), возглавил тех, кто объединился, чтобы дать им отпор. Мдя... Это уже не тринадцатилетний пацан со скрипочкой на школьных праздниках, каким я его запомнил.

'Загадка' свободного прохода на территорию колонии объяснилась очень просто. Это не 'день открытых дверей', а вынужденная необходимость. Часть жителей Старого Города, уцелевших после ядерной бомбардировки, сразу же рванула из Миасса. Кто-то в Черновское, кто-то в Смородинку, кто-то аж в Кундравы. Были и те, кто добрался до Ленинска и Атляна. А поскольку везде, кроме Атляна очень скоро стали проявляться признаки радиоактивного заражения, народ стал 'откочёвывать' в этот посёлок. Колония уже пустовала, и пришлых заселили в бараки, а проход в колонию сделали свободным.

Повезло с отсутствием радиации не только обоим Атлянам, Верхнему и Нижнему. Радиоактивные осадки накрыли только незначительную часть Сыростана, а посёлок Хребет и одноимённая железнодорожная станция, несмотря на непосредственную близость к златоустовскому взрыву, обошлись почти без заражения. Со временем надуло, конечно, как и везде, но незначительно.

— Повезло! — улыбнулся Музыкин. — Будь в тот день чуть другое направление ветра, и им бы мало не показалось.

Будь чуть другое направление ветра... Мы все тут собрались, исключительно благодаря тому, что оно не было чуть другим.

Вы лучше расскажите, граждане менты, чем богаты.

— С хлебом у нас пока более или менее нормально, хоть и пришлось ограничить выдачу его половиной буханки на человека в день. Посчитали, сколько у нас зерна уйдёт до конца следующего лета, с учётом посевного, и ограничили. Пришлось запретить резать скот без нашего разрешения, чтобы не сожрали его до весны. Эту зиму взрослые здоровые люди как-нибудь просидят на 'вегетарианской диете', зато на следующий год поголовье увеличим и снимем это ограничение. Детей и больных, конечно, будем подкармливать мяском. Охотников, опять же, куда-нибудь в район Урал-Дачи отправим. Картошки тоже должно хватить. Экономить придётся, но перестанем транжирить посевной материал, будем при посадке резать картофелины на части. С овощами намного хуже: что успели собрать, тем и богаты. С сахаром полная задница. На следующий год будем пчёл разводить. Есть крупы, есть макароны. Всё — тоже из запасов поездов, вставших на перегонах. Часть немного фонит, но не опасно. То, что серьёзно облучено, мы не трогаем. Да и с облучённым не всё так просто: вагон, бывает, хорошо так 'светится', а внутри крупа или мука — нормальные. Ну, или почти нормальные. Если с незаражёнными продуктами перемешать, то получается вполне безопасная концентрация. А вот что-либо закупать из Смородинки или Черновского мы людям категорически запретили! Оттуда все продукты радиоактивные. У нас, конечно, тоже далеко не всё чистенькое, но мы в качестве пайков раздали людям йодированную соль, чтобы хоть как-то снизить эффект влияния радиации.

— Соль? Откуда? Из поездов? Много?

— Достаточно, — хитро прищурился Геннадий.

— Вот соли мы у вас фуру-другую купим. На что готовы обменять?

— Обсудить надо... А топливо-то у вас есть, чтобы эти фуры туда и обратно сгонять?

Но объёмы в фуру или две его не испугали. А это — до сорока тонн. Значит, им явно не меньше пары вагонов удалось урвать.

— У нас-то найдётся. А у вас оно есть?

— А нам его ленинские варят. Мы им продукты, они нам 'горючку'.

— Что значит 'варят'?

— Соорудили установку, в которую заливают нефть из ёмкостей на перекачивающей станции, и перегоняют. Редкая дрянь получается, если говорить о бензине, но старые машины переваривают. С трудом, но переваривают. А солярка для камазовских и мазовских моторов — вполне себе терпимая.

Так. Понятно. Значит, ехать в Ленинск уже нет смысла: за попытку взять под свой контроль источник топлива на нас не только местные ополчатся, но и атлянские, с которыми нам как-то не с руки заводить войнушку. Были бы они все чужими, может, ещё и подумали бы на эту тему, а так...

— А как у вас с сыростанскими и хребетскими? Мне, когда мы поезда рядом с соседней деревней грабили, пришлось очень серьёзно с тамошними мужиками разговаривать.

— Вот и мы разговаривали, — усмехнулся Гена. — Не совсем мирно, но договорились.

— А куда они против нарезного автоматического оружия попрут? — прояснил 'покладистость' соседей капитан, насколько я помню, Гавриленко.