Они не выключили свет. Забыли в первый раз, забыли сейчас. Генри, вообще, о многом забывал рядом с Францем. Кончая, Генри кусал его плечо, скатившись с Франца, заглянул ему в лицо. Ресницы Франца слиплись, будто он только что проснулся, щеки покраснели.
— Я хочу, чтобы ты уехал домой, Генри.
"Касто снимет тебя с самолета перед вылетом", — вспомнил Генри слова Луизы и усмехнулся.
— Что? — спросил Франц.
— Давай уедем вместе.
Франц сжал зубы.
— Я...
— Я знаю, — Генри поцеловал его. — Я сделаю так, как ты хочешь.
Он заснул у Франца на плече. Во сне он снова сидел на цепи в джунглях и говорил с Шеннон. "Сможешь ли ты меня когда-нибудь простить, Генри?", — спросила она. Он не понимал, за что она просит прощения. Потом он плыл в грязной воде, захлебывался, выныривал на поверхность. Веревка на запястье мешала и тянула на дно. Генри обернулся и увидел, что привязан к Францу.
Он проснулся от страха и резко сел на кровати. В ванной шумела вода. Утренний свет пробивался через щели жалюзи. Вода умолка. Франц вышел из ванной с полотенцем вокруг бедер. Поднял с пола свою футболку, потом футболку Генри и его джинсы. Из кармана выпал пузырек таблеток.
— Что это? — спросил Франц.
— Антидепрессанты.
— Ты принимаешь антидепрессанты?
— Они из косметички Шеннон.
Франц поставил пузырек на тумбочку и начал одеваться. А ведь он даже не знает, что его отец принимает точно такие же антидепрессанты, подумал Генри. Лонарди знал про лекарства Эдуардо Варгаса, а его сын не знал. Франц вообще мало знал об отце. Если задуматься, он и видел его последние десять лет не больше двух недель в году.
Сбитый с толку разговором о таблетках, Генри не сразу вспомнил, что сегодня Франц проверяет охранные фирмы. Кажется, он задумал ревизию всех фирм в городе. Или на сегодня назначен суд над мисс Санчес? Черт, в голове у Генри все перепуталось, он скользил глазами по комнате и будто видел её впервые. Какая разница, что сделает Франц? Чтобы он не сделал это ничего не изменит. Генри не хватало воздуха.
— Я останусь здесь, — предложил он.
— Хорошо.
Франц лишь глянул на его живот. Генри вспомнил о синяках и разозлился. Франц действительно верит, что здесь, во дворце, Генри в безопасности.
— Генри.
— Что?
— Закажи себе билет на ближайший самолет.
— Но...
— На завтра.
— Хорошо.
Франц ушёл. Генри крутил запястья. Услышал, как во дворе хлопнула дверь машины, как заработал мотор, зашуршала галька под колесами.
Замерзнув, Генри вылез из кровати, оделся и отправился на кухню. Охранники редко заходили в особняк. Два этажа обслуживало около двух десятков слух. Генри остановился около лестницы. На стенах висели картины. Изломанные линии, неправильные формы, кричащие цвета. Генри никогда не поднимался на второй этаж, но слышал, что у Варгаса там картинная галерея. Где-то рядом с галереей находились его кабинет и спальня. Молодая горничная спустилась по лестнице. Генри улыбнулся ей и прошел на кухню. Забитое алюминиевыми столами помещение размером с школьный класс. Пожилая женщина в белом предложила Генри кофе и закуски. Пока она перечисляла последние, Генри забыл с чего она начала.
— Спасибо, я больше хочу пить, чем есть.
— Желаете свежевыжатого апельсинового сока? Или яблочного? Или гранатового?
— Ром. Я возьму бутылку рома, — Генри несколько раз крутанулся вокруг своей оси.
Черт, он забыл, где шкаф с выпивкой. В тот первый вечер они с Францем пришли с веранды, значит...
— Светлый или темный? — спросила женщина.
— Светлый.
Прихрамывая на правую ногу, она прошла между столами и открыла дверь, которую Генри не заметил.
Он выпил кофе на веранде — в саду работали поливалки, на клумбах мужчины пересаживали цветы. Возвращаясь в комнату Франца, он никого не встретил в коридоре, никого не заметил в залах и на веранде. Первый этаж был пуст, словно вымер. Сев на кровать Франца, Генри открыл бутылку. Если он останется в комнате, он напьется. Вылакает все за полчаса.
Он долго стоял на пороге, прислушиваясь к звукам в доме. Когда здесь убирают? Протирают пыль, пылесосят?
Он спрятал пузырек с таблетками в карман, вышел и не закрыл за собой дверь. Поднимаясь на второй этаж, понял, что сделал глупость. Если его не заметят наверху, то кто-то может заметить открытую дверь в комнате Франца, заглянуть внутрь и увидеть, что его нет. А если его нет, значит, он шляется по дворцу.
Сердце застучало у Генри в ушах. Разве ему запрещено шляться по дворцу? Касто в первый день приглашал его посмотреть картинную галерею президента.
Второй этаж встретил его раскрытыми дверьми конференц-зала. Ряды синих стульев, экран проектора во всю стену. Все получилось проще, чем он себе представлял. В какой-то момент Генри захотел, чтобы кто-то появился и помешал ему, спугнул его. Достаточно было бы горничной, которую он встретил часом раньше на лестнице. Он спросил бы где картинная галерея, испугался бы и сбежал. До вечера бы дрожал и прокилинал себя, сидя в постели Франца, но на новую вылазку не отважился бы. Но никто не появился, Генри нашел спальню президента. Дверь открылась бесшумно. Из ванной на него смотрело зеркало, на кровати лежало покрывало без единой складки, на стене вытянулась картина. Генри не понял, что на ней изображено.
Лонарди не ошибся. Президент действительно принимал таблетки. Много таблеток. Прежде чем Генри нашел в ванной нужный пузырек, он уронил дюжину других. Каждый раз, когда они цокали о пол, он ждал выстрела в спину. Но никто не пришел. Как только Генри достал отраву из кармана, у него вспотели ладони. Каким-то чудом он удержал пызрек в руках и закончил начатое.
Он вернулся тем же путём, что пришел и сразу приложился к рому. Когда в животе заурчало, отправился в ванную и спустил антидепрессанты в унитаз. Настоящие таблетки. Отраленные остались в комнате президента. Когда в его руках осталась пустая баночка, Генри испугался, что совершил ошибку. Не стоило их выкидывать. Когда президент заболеет, Франц может вспомнит про таблетки и попросить Генри их показать. Или не вспомнит? С какой стати Францу подозревать Генри? Потому что Франца к этому подтолкнет Касто.
Нужно прекратить думать о Франце. Генри прикончил бутылку и спустился за новой. Кухарки запекали на ужин мясо.
Вернувшись в комнату, Генри насквозь промок от пота.
Не думать о Франце. Не думать о Касто. Не жалеть себя. Как жаль, что после двух бытылок он не может сходить за третьей. Двигаться трудно, муторно, а мысли все никак не хотели успокаиваться.
И все же Генри удалось провалиться в спасительное, пьяное беспамятство. Разбудило его возвращение Франца. Почему-то Франц испугался. Бросился к кровати, схватил Генри, тряс и вертел. Потащил в ванную и даже пытался засунуть ему два пальца в рот.
— Нет! Прекрати! Отпусти меня! Пошел на хуй! — Генри сумел оттолкнуть его. А может, Франц просто позволил себя оттолкнуть?
— Прости, я просто никогда не видел, чтобы ты был так пьян.
— Не извиняйся, — Генри полез целоваться.
Франц позволил вжать себя в стену, но когда Генри начал расстегивать ему ширинку, выкрутился.
— Как прошел твой день? Посадил пару убийц? Нашел пару борделей? Спас проданных в сексуальное рабство детей? — Генри было стыдно за себя, но он не мог заткнуться. Кажется, он вывалил на Франца все свое разочарование и отчаяние. Он и сам не знал, что в нем скопилось столько дерьма. И чем больше Генри кричал, тем отвратительней он себя чувствовал. Так мерзко, беспомощно и глупо он чувствовал себя только подростком, когда ругался с матерью.
В отличие от Шеннон Франц не повелся на провокацию. Выслушал истерику Генри, не проронив ни слова. А когда Генри выдохся, завалился на кровать и начал дрожать, Франц накрыл его одеялом.
Генри спрятал лицо в подушку. Он подвел и Шеннон, и Франца. Он подставил их обоих. Убил.
Он проснулся от головной боли. Открыв глаза, встретился взглядом с Францем и замер. Казалось, Франц смотрел слишком пристально, казалось наблюдал давно. Который час? Вроде рассвело? Может, Генри говорил во сне? О Луизе? Альбе? Убитой девушке со светлыми волосами? А может, ночью президент принял таблетки и умер? Ведь насчет медленного действия яда Луиза могла ошибиться или соврать. И теперь Франц скорбит об отце и знает, кто во всем виноват? Почему Генри не может ничего прочесть по его лицу?
— Ты заказал билет на самолет? — Франц коснулся его волос и вымученно улыбнулся.
Генри кивнул, слова застряли в глотке.
— Вчера... — стоило заговорить, Генри ощутил тошноту.
— Я знаю, — Франц поцеловал его в висок. — Ты наговорил много чепухи, потому что уезжаешь и не уверен правильно ли это. Но, Генри — это правильно. С самого начала в этой стране тебе грозила опасность. С самого начала с тобой здесь происходили вещи, которые не должны происходить. Ни с кем.
— Прости.
— Не извиняйся.
Генри улыбнулся, это была его реплика. В устах Франца она звучала по царски, как разрешение или приказ. Проклятье.
— Мне будет спокойнее, если ты уедешь.
Они позавтракали на веранде. Белая скатерть, квадратные тарелки, удышливый запах свежескошенной травы вокруг. Генри запивал аспирин кофе, когда к ним присоединился Эдуардо Варгас. Аппетит у него был плохой. Голос звучал приглушенно. В домашней одежде президент выглядел больным, уставшим и старым. Или дело в том, что яд начал действовать? Генри боялся посмотреть ему в глаза, разглядывал морщинистые руки на столе. Закуривая, Варгас несколько раз вхолостую щелкнул зажигалкой. Уронил нож, нагнулся, поднял, покраснел и вспотел от усилий. Разглядывая президента, Генри пропустил вопрос Франца. Хотел переспросить, но у него пропал голос. Он больше не выдержит во дворце ни минуты.
У Генри дрожали руки, когда он сел в машину. Франц списал его состояние на похмелье. На пути в аэропорт они почти не разговаривали. У Генри не было сил, а Франц... В его молчании Генри чудилось что-то зловещее. Машина плыла по шоссе, рядом мелькали грузовики, автобус и указатели. Но Генри чувствовал -что-то ломалось, кричало, визжало, скрежетало. Что-то взрывалось и умирало.
Он вздохнул с облегчением, выйдя из машины на стоянке. Здание аэропорта растянулось буквой "Г", сияло большими окнами и яркими вывесками. Внутри было людно, шумно, пахло кофе и сладостями. Громкоговорители заставляли Генри вздрагивать. Сглотнуть удавалось с трудом. Генри казалось, что за ними наблюдают. "Касто снимет тебя с самолета перед самым вылетом", — сказала Луиза. Теперь он чувствовал, что она права. Возможно, ему стоило захватить с собой пистолет Франца? Он не может, снова попасть в плен. Никогда ни за что. Не хочет, чтобы его связывали, избивали, насиловали, пытали.
Чем дольше он смотрел на людей, тем яснее понимал, каждый может оказаться агентом Касто. В большом зале Генри чувствовал себя мишенью. Положив руку на плечо Франца, он сказал, что отойдет в туалет. Франц лишь кивнул. Пробираясь через толпу, Генри несколько раз обернулся, Франц разглядывал электронную таблицу. А потом его от Генри заслонила группа туристов в красных ветровках.
Скоро Франц поймет, что Генри нет в списке пассажиров, поймет, что Генри натворил.
У туалета Генри повернул налево, промчался мимо сувенирной лавки, перескочил через чей-то чемодан у выхода, столкнулся в дверях с девушкой с огромными глазами.
Отыскав такси, Генри назвал адрес Луизы.
Франц
— Ты знал, что большинство картин в моей коллекции подделки? — Эдуардо Варгас улыбнулся сыну.
Они стояли в галерее. У каждой картины было свое особое освещение как в музее. За окнами плескалась тьма.
— Нет, — Франц сделал глоток из своего стакана.
Перекатывая ром на языке, задумался о том, какой в этом смысл. Его отец достаточно богат, чтобы позволить себе оригиналы. Так зачем он покупал копии? Зачем покупал копии в таком количестве? По приблизительным прикидкам Франца в просторном зале их было не меньше сотни. В этом так же мало смысла, как в побеге Генри. Зачем Генри оставаться в Лумбии, зачем обманывать Франца? Единственное, что Франц понимал, Генри что-то испугало. Но что? Первое что приходило на ум — полковник Касто. О его тайных тюрьмах Генри говорил, как одержимый.
— Но среди подделок есть один единственный подлинник, — сказал Эдуардо.
— Что ты слышал о тайных тюрьмах Касто? — Франц смотрел на отца. Глубокие морщины, покрасневшие глаза. Франц догадывался, каким будет ответ, потому избегал этого вопроса.
Эдуардо вздохнул, потер левой рукой припухшие костяшки правой.
— Помнишь, два года назад мы гостили у лорда Нормана, Франц? Старику было семьдесят, но он до сих пор играл в поло, ездил верхом и приглашал нас на лыжный курорт?
За спиной Эдуардо висела картина, разломленный гранат с ярко бордовой сердцевиной. Вместо зерен наружу лезли человеческие руки, ноги и головы.
— Мне пятьдесят пять, Франц, а я чувствую себя стариком, — сказал Эдуардо. — Знаешь, у индейцев существовала поговорка, чем больше тебя ненавидят, тем быстрее ты теряешь силы? Сколько я себя помню, я всегда двигался против течения, Франц. Мои родители были неграмотными крестьянами. Они не хотели, чтобы я уезжал в столицу. Не хотели, чтобы я учился. Мне не легко было попасть в университет. Мне никто никогда не помогал. Чтобы чего-то добиться, мне всегда приходилось работать в два раза больше, чем другим. Я рассказывал тебе, за что меня выгнали из университета?
Франц слышал эту историю несколько раз, но перебивать не стал.
— Меня арестовали за участие в демонстрации. Две недели продержали в сырой камере на воде и хлебе. Каждый день избивали. После этого я полгода мочился кровью. Я рассказывал тебе, что вместе со мной взяли еще одного студента? Нет? Мы дружили, он тоже был из бедной семьи. В тюрьме ему доставалось как и мне. Когда нас отпустили, я остался в городе, спал на улице, чтобы прокормиться, разносил газеты. Он ушел в джунгли к партизанам. А через четыре года, газета, в которую мне удалось устроиться, напечатала материал о взрыве в банке. Мой университетский приятель был одним из террористов. Он принес взрывчатку и оставил ее в главном зале. В обеденное время, когда в банке было больше всего людей. При взрыве погибло двадцать человек.
В окно галереи ударилась летучая мышь. Раскрыла пасть и улетела.
— Гражданская война началась задолго до твоего рождения, до того, как я пришел к власти. Сначала левые взрывали дороги, которые строили иностранцы, нападали на иностранные компании и банки. В твоем возрасте я верил, что, если мы избавимся от экономического рабства, все изменится. Теперь они взрывают дороги, которые построил я. Устраивают диверсии на наших заводах и фабриках. Каждый день они разрушают инфраструктуру: дороги, транспорт, торговые центры, школы, больницы.
Пол в картинной галерее застелили широкими досками, как палубу старого коробля. Когда в такую палубу попадало пушечное ядро, крупные щепки разлетались как шрапнель. Курить в галерее не разрешалось. Дым мог навредить картинам. Рядом на веранде стояло несколько мягких кресел с высокими спинками. Эдуардо сел в одно и закурил.
