Спасти Ссср

— Что скажешь, Мераб — сказал я когда мы устроились друг напротив друга — готов принять критику...

Мамардашвили огляделся

— Да чего тут критиковать то?

— Ну как. У интеллигента — не найдется критики по адресу власти?

Мамардашвили уставился на меня своими совиными глазами через толстые стекла очков

— Ты это сейчас для чего говоришь?

— Как затравка для разговора — не растерялся я — мне твоя помощь вообще то нужна

— Какая помощь?

— Помощь такая. Вот скажи, Мераб — ты грузин, советский человек или европеец?

Вопрос застал врасплох.

— Я не могу отказаться от своих корней — сказал после обдумывания Мамардашвили

— Дерево не отказывается от своих корней. Но растет не в землю, а вверх, к солнцу и свету. Я это к чему. У нас в стране слишком мало свободы и слишком много запретов. Погоди, Мераб, дай договорю. Большинство запретов — никто даже не знает, зачем они введены, просто чтобы чего не вышло. Я намерен это изменить. Не сразу. Но изменить. Но дело в другом. Вот вы — боретесь за свободу и права человека. Хельсинская группа... ну допустим. Я готов это принять. Но ты видишь, что свободу многие понимают по-разному?

— Это как?

— По-разному. Для кого-то свобода — это права человека и гражданина. Я гражданин, а гражданство предполагает права. И обязанности тоже. Но я — гражданин, один из многих, я не лучше и не хуже других. Это я готов даже принять. Но есть другие. В том числе в грузинской Хельсинской группе. Они считают, что свобода — это свобода быть грузином в Грузии. И тот факт, что они грузины — делает их лучше других. Не замечал?

...

— Молчишь. Такая вот свобода — это свобода за чей-то счет. Я заслуживаю свободы, а ты — нет, потому что у тебя фамилия неправильная, ты приезжий и тебе вообще нечего здесь делать. Так за какую свободу вы — боретесь?

...

— Говори, Мераб, я слушаю. Вы же не раз говорили, что вам рот затыкают. Ну, вот, перед тобой генеральный секретарь. Скажи, что думаешь.

Мамардашвили покачал головой

— Умно, Михаил. Очень умно.

— И?

— Ты пытаешься нас разобщить. И делаешь это умно, умнее, чем КГБ

Я удивился. И разозлился одновременно

— Слушай, Мераб. Я понял твою мысль. Государство так сильно, что против него допустимы любые средства — вранье в том числе. И можно стакнуться с любыми союзниками. А тебе не мерзко? Тебе не мерзко понимать, с кем ты на самом деле находишься в одной лодке? И тебе не страшно думать о том, а что будет, если вы каким-то чудом победите. И государства, которое запрещает — больше не будет. А вы окажетесь наедине с сами собой. Союзники, которые союзники только пока есть общий враг. И больше — ничего общего, а так — глотку бы друг другу перерезали. Ты знаешь, кто такой Гамсахурдиа, но молчишь. И это ... как у вас там — жить по совести?

— Да, по совести. И я понимаю, что у нас совесть уже не чиста. Но знаешь, я не так уж отличаюсь от Гамсахурдиа, я тоже считаю, что национальное возрождение Грузии должно начаться с ее освобождения. И знаешь, почему?

...

— Потому что вы, большевики — как тот черный кобель, которого не отмоешь добела. Вы играли и играете на низких чувствах толпы. Вы — ее вожаки. Вы не воспитываете, вы потакаете. Что вы принесли в Грузию? Низость и дикость.

— И деньги — сказал я

— Да, и деньги — согласился Мамардашвили — на эти деньги у нас цветет наркомания, двадцатилетние бросают институты и разъезжают на Волгах, идет спекуляция. Это все — дикость, дикость народа, дикость общества и в основе всего — вы. У нас просто нет хорошего примера для подражания — а есть дурной. То есть вы. Поэтому, извини, Михаил, но я не буду с вами, с тобой сотрудничать. Не хочу испачкаться. Не хочу. Мне жаль тебя. И жаль Раису. Может ты и хочешь изменить что-то к лучшему, но у тебя не получится. Лучшее что ты можешь сделать — идти в Европу. Вот все что я имею сказать.

Мамардашвили, наконец, высказался и умолк. А я смотрел на него и думал — да... Прав был Ленин, говоря про то, что интеллигенция это не мозг нации, это ее ...

Но последнее слово — я все же оставил за собой.

— Ты прав, Мераб. Знаешь, я тебе могу без задней мысли это сказать — ты прав

Мамардашвили смотрел на меня через очки совиными, удивленными глазами

— Да, у нас было много ошибок в прошлом и вероятно, будут и в будущем. Без ошибок просто не получается управлять.

...

— И вот ты сейчас сказал мне в лицо все что думаешь, и правильно сказал — только дальше то что? Ты пойдешь домой с осознанием собственной моральной правоты и непогрешимости. Ты будешь уважать себя за то, что сказал все это в лицо члену Политбюро, генеральному секретарю — то, что многие думают, да высказать не рискуют — а ты взял и сказал, молодец. Но ты встал и ушел — а я остаюсь здесь. У кого мне спросить совета в трудную минуту?

...

— Поверь, желающие дать совет — найдутся. И не только дать совет, но и воплотить его в жизнь, засучив рукава. А вы так и будете в сторонке. В своей недосягаемой моральной правоте. И потом снова будете сидеть в тюрьме или психушке, и думать — как так. Почему ничего не меняется. Да потому что когда вам дается возможность что-то изменить — вы все просираете. И ты сейчас — просрал. С этим вот — и живи.

После того как Мераб ушел — подошла Рая. Уже по моему лицу, она поняла, чем закончился разговор.

Оба мы молчали. Я вспомнил стихи... не помню, откуда. В памяти всплыло.

Звезды синеют. Деревья качаются.

Вечер как вечер. Зима как зима.

Все прощено. Ничего не прощается.

Музыка. Тьма.

Все мы герои и все мы изменники,

Все одинаково верим словам.

Что ж, дорогие мои современники,

Весело вам

* * *

?

— Его тоже можно понять — прервала молчание Раиса

— Нет — качнул головой я — нет, не понимаю.

— Если он примет твое предложение — он станет изгоем. Ему и руки никто не пожмет.

— Ах так?! То есть, в Сибирь в каторгу — можно! На плаху — можно! В ГУЛАГ — можно! А вот что-то реально попытаться изменить — нельзя?! У него что, совесть избирательного использования, только для взаимоотношений с государством, так что ли? Друг с дружкой можно и без совести прожить?

Раиса ничего не ответила

* Пономарев был выдвинут на должность видимо Димитровым и Куусиненом. Он кстати был сильным специалистом, иначе, чем официальная точка зрения оценивал многие события на Востоке — Ирак, Иран, Афганистан. Но при этом он — и это признают многие после 1991 года - намного ранее 1985 года отошел от коммунистической идеологии и перешел на позиции скорее меньшевизма

** Качиньского придурком назвал сам Валенса

* * *

Георгий Иванов

Исламабад, Пакистан

13-14 марта 1985 года

Генерал уль-Хак был напуган. Так как никогда в жизни не был напуган. И то что они уже взлетели, что проклятая советская земля осталась позади — его ничуть не успокаивало.

Генерал родился в семье военного, офицера британской армии, он родился еще во времена раджа, когда Британия осуществляла свою власть над Индией и был свидетелем раскола страны и конца раджа. Но для него, для его семьи — изменилось немногое. Они были частью армии, у его отца был вице-королевский офицерский патент. Кстати, именно вице-королевский. Индийская армия не была частью британской, была отдельная индийская армия, и патенты на звания выдавал не король — а вице-король. Была так же и отдельная Армия границы — племенное ополчение феодалов, которое содержали сами феодалы в обмен на британские титулы и звания.

Они все были одного круга. Все они родились в особых районах в которых жилье было только для военных. У всех были английские няни, все они подрастя — отправились в пехотное училище в Сандхерсте. Армия осталась той же самой, не стало только вице-короля. Армия владела огромными участками земли, которые сдавала крестьянам в обработку — изначально это была земля для заготовки корма для лошадей кавалерийских полков. Армия имела все свое — жилье, банки, землю. Когда британцы ушли, они, офицеры — просто заняли их место. Но они оставались и мусульманами. Это было глубоко в душе, это не переделаешь.

И сейчас генерал пытался понять, с чем же он столкнулся. Советский лидер вряд ли знал бы английский и точно не знал арабский.

Немного подумав, генерал понял — его осенило. С ним разговаривал сам шайтан, вселившийся в советского лидера. Только так можно все это объяснить, шайтану все ведомо. И значит, надо прибегнуть к защите Аллаха для него самого и страны. Значит, Аллах в гневе на него и на всю страну за ту безбожную жизнь, какую они ведут.

И если он не прекратит — Аллах покарает.

Это откровение — как ни странно успокоило генерала. Теперь по крайней мере ситуация укладывалась в его картину мира и он знал, что делать.

Он толкнул в бок своего адъютанта

— Найди мне четки, живо...

У адъютанта четок не было и он отправился искать их по салону — но нашел и принес генералу. Пакистанский генералитет особой набожностью не отличался

Получив четки, генерал уль-Хак успокоился и отвернувшись к окну, забормотал

— Бисмилло и рахмону и раджим...

Адъютант понял, что генерал молится, это было непривычно, но понятно, и из уважения он даже отсел подальше, на другое место, чтобы не мешать.

Генерал уль-Хак читал фатиху все оставшееся время полета. Согласно хадисам — это самый верный способ сделать так чтобы шайтан от тебя отвязался...

Когда приземлились — генерал уль-Хак неожиданно приказал ехать не во дворец и не домой, на виллу — а к генералу Абдур-Рахман Ахтару, генеральному директору Межведомственной разведки...

Генерал Ахтар был одним из ближайших союзников и друзей уль-Хака. Он возвысился на том, что когда еще до переворота 1979 года группа офицеров задумала облить грязью и добиться отставки уль-Хака, Рахман об этом рассказал уль-Хаку и когда переворот совершил сам уль-Хак — оказанной ему услуги он не забыл и назначил верного соратника начальником разведки — в этой должности он и пребывал с семьдесят девятого года.

Генерал Ахтар, предупрежденный звонком — ждал президента в крикетном клубе. Зелень, поле, небольшие трибуны, утопаюшие в цветах небольшие здания — все это как нельзя лучше подходило для серьезного разговора.

Ахтар, увидев подходящего президента, сразу обеспокоился — тот был каким-то нервным, с бегающими глазами. В глазах был... страх.

— Что произошло в Москве? — спросил Ахтар, когда президент сел рядом на простенькое кресло трибуны. Гулял ветерок, на поле разминались члены любительской команды...

— Неважно — сказал президент — как думаешь, новый советский лидер Горбачев говорит по-английски?

— Пока ЦРУ не дало досье на него, но вряд ли. Там мало кто говорит.

— А по-арабски?

— Практически исключено.

...

— Что произошло, раис?

Президент отмахнулся, как будто отгонял комара

— Ничего. Я вот думаю, мы неправильно живем.

— О чем ты, раис?

— Ты когда последний раз был в мечети? Когда вставал на намаз?

— Я хожу каждую пятницу — сказал Ахтар и соврал

— Намаз положен пять раз в день.

— Но путникам, а так же тем кто не может совершить...

— Это отговорки!

...

— Отныне я сам буду совершать салат* как и подобает правоверному и хочу чтобы ты и твои люди тоже это делали.

— Хорошо, но...

— И предоставь мне справки на семерку**, кто из них самый религиозный, кто совершил хадж. Только не вздумай врать! Ты думаешь, я не знаю, как Раббани совершает харам с мальчиками? Из-за таких как он — Аллах и не дает победы над неверными!

— Хорошо...

— Таким как Раббани — больше не помогать. Ни деньгами, ни оружием — ничем. И тем, кто привержен национализму или берет деньги у бывшего Короля — тоже. Только те, кто сражается на пути Аллаха — заслуживают помощи. И то если руки их чисты.

— Такие люди... ты же знаешь, что их мало. Американцы поддерживают в основном бывших феодалов и националистов.

— Американцы неверные!

Ахтар подумал — какого черта, какая муха покусала раиса? Он в Москву съездил или в Тегеран какой-нибудь? С какой стати он стал таким богобоязненным? Может, у него накануне серьезную болезнь обнаружили?

— Больше мы не будем помогать неверным. Мы будем хитрить. Не зря в Коране сказано, они будут расходовать на то, чтобы отвратить верующих от пути Аллаха. И они израсходуют, потом они потерпят убыток, потом они будут повержены. Так все и будет, и мы будем смеяться, радоваться неудачам неверных...

Ахтар лихорадочно соображал. Только что он встретился с руководством новой организации, она отличалась тем, что не только не требовала денег — но и сама готова была платить, потому что ее поддерживали богатые саудовские шейхи. Эта организация — занималась тем, что переправляла в Пакистан, а оттуда в зону боев тех, кто хотел сражаться на пути Аллаха, а так же уголовников, которых освобождали из всех ближневосточных тюрем в обмен на отправку на джихад. Эти люди нуждались в помощи на пути, и организация выполняла эти функции — она покупала билеты, продовольствие, снабжала деньгами и распределяла добровольцев по подразделениям. Организация эта называлась "аль-Каида", то есть основа.

Ахтар не хотел говорить об этом президенту, по крайней мере, сейчас — тот не доверял саудитам и не любил их, вероятно из зависти. Но раз он стал таким соблюдающим...

— Я встречался кое-с-кем из Саудовской Аравии...

Ахтар, как и многие другие директора разведок восточных стран — были объединены в Сафари-клуб, который создал начальник французской разведки, граф де Маранш, ныне тайный советник Рейгана. Само название — Сафари-клуб — намекало на то что его членов объединяла страсть к охоте и они нередко встречались на организуемых клубом охотах. Нередко — охоты организовывались в Пакистане, здесь удобно было травить лис ловчими соколами.

Кое-кто — это мог быть принц Турки аль-Фейсал, коварный и опасный человек, начальник внешней разведки Саудовской Аравии. Он тоже был охотником и участвовал во всех мероприятиях клуба. Были у него и ловчие соколы.

— И что он сказал

— Кое-кто... — Ахтар показал глазами наверх — сильно недоволен тем, как сильно упала цена на нефть. Очень сильно они недовольны

— И что они предлагают?

— Они пока думают. Шейх Ямани пытается сделать так чтобы цена выросла хотя бы до двадцати долларов. Но это непросто. Добыча в Северном море и эти негодяи из Африки роняют цену. Ограничения добычи больше не работают... как только кто-то начинает снижать добычу, выпадающие объемы замещает кто-то другой.

— И как же поступить?

— Пока плана нет, они надеются на шейха Ямани и его красноречие, но кое-кто считает, что красноречие не принесет результата. Надо что-то сделать...

...

— Например, если террористы начнут сбивать американские самолеты, и след приведет в Иран...

Революционный Иран был парией, изгоем в исламском мире. Все дело было в том, что во всем мире большинство составляют сунниты, но в Иране большинство — составляют шииты, ответвление ислама, ведущее свое начало от Али, родственника Пророка, павшего на равнинах Кербелы. Жестокий клерикальный режим аятолл — пришел на смену относительно либеральному шаху Пехлеви и вел уже много лет кровавую войну с Ираком Саддама Хусейна. Несмотря на то, что войну начал Ирак — у Ирана тоже было рыльце в пушку: они не раз заявляли о том, что намерены в самое ближайшее время "освободить" Кувейт, а затем идти в Саудовскую Аравию, на освобождение Мекки и Медины. Их доктрина — сочетала исламский фанатизм с ужасом глобальной революционной войны. Они уже создали вооруженные отряды внутри страны — Корпус стражей исламской революции и орудие внешней агрессии, аналог Коминтерна — Хезбалла (партия Аллаха).