— Хозяйка камня?
— Да, да, да... Ты можешь взять из него силу.
— Как? Камня у меня нет, — мрачно ответила Мира. Ей уже не казалось странным разговаривать с пустотой. Теперь Мира поняла, что происходит. — Камень забрала Лаувейя.
Ронгор расхохотался.
— Камень в сердце, камень — Сердце, холод и пламя, никакой разницы, — ответил он, отсмеявшись. — Протяни руку в темноту — камень рядом.
Мира снова обошла камеру. Вокруг по-прежнему ничего и никого. Она уже хотела спросить темноту, но вдруг поняла. Холод камня остался на ладонях... Мира закрыла глаза, глубоко вдохнула и нырнула во тьму под веками. Знакомый аромат потревожил ноздри, и, где-то глубоко внутри, беспокоясь, плеснула темная вода на дне колодца, что был сознанием.
Птица. Мира увидела серого огневика, что летел, раскрыв мерцающие в темноте крылья. За ним тянулся шлейф — серебряная цепь. Она мысленно потянулась к нему. Ближе. Еще ближе. Птица села ей на плечо — и вдруг, вцепившись коготками, стала рвать одежду, добираясь до плоти. Резкая боль пронзила правую руку.
Мира открыла глаза. Серые цветы распустились на стенах маленькой камеры, теперь она видела отчетливо и пол, и бугристые, неровные стены, и даже потолок высоко вверху. Боль лишь усиливалась. Мира сорвала тунику и, скорчившись, прижала к горящему плечу.
* * *
Когда боль немного отступила, Мира не сразу смогла подняться и сидела на холодном полу, прислушиваясь к пульсации в плече. Казалось, прошло несколько часов, но покашливание Ронгора, что захлебнулся новым приступом смеха, вернуло ее в реальность. Лишь несколько мгновений она боролась с болью, и запах серой Тьмы все еще наполнял комнату.
— Ты поймала его, — удовлетворенно заявил Ронгор откуда-то из пустоты.
Теперь Мира поняла, что голос доносится из-за неровной стены и только потом, дробясь и отражаясь, приходит в углы камеры. В чем-то это принесло облегчение девушке. Наверное, сумасшествие не может быть логичным.
— Что мне делать? — растерянно вопросила она темноту камеры, готовая на все, даже выслушать совет от неизвестного жреца.
— Тяни — и толкай. Тяни. Толкай. Если получится.
Мира, стараясь не обращать внимания на ехидство в голосе, подняла горящую от боли правую руку. Что-то холодное все еще касалось ее пальцев, и девушка, по наитию сжав кулак, потянула этот холод на себя.
Воздух резко свернулся пронизывающим ветром, завыл, зашуршал соломой. Запах оглушал. Серые лианы сбросили цветы и извивались на стенах. Мира, уже не понимая, что она видит глазами, а что — внутренним оком, оттолкнула, сдвинула пойманный морозный ком. Что-то огромное шевельнулось перед девушкой в темноте, и она почувствовала, как страх оставляет дорожки холодного пота на спине, склеивает волосы, заставляет дрожать руки.
Лети, птица. Лети. Там, наверху, страха нет, есть лишь упоение высотой. Лети.
Мира услышала грозный скрип и шуршание камня. В стене перед ней появилась щель, светящаяся слабым зеленоватым светом. Тут же, где-то далеко за дверью, раздались приглушенные расстоянием шаги.
Забеспокоились, злорадно подумала Мира. Эмоции куда-то исчезли, унеся с собой страх. Ронгор одобрительно крякнул откуда-то из угла, когда стена, скрежеща, с грохотом упала в черный зев шахты. Огромные камни размером пять на пять шагов зыбко колебались над головой девушки, когда та вбежала в рваную дыру и выбралась к краю. Позади распахнулась с треском дверь, кто-то резко крикнул, но тут камни потолка обрушились, оставив Миру на пятачке в два локтя шириной в полном одиночестве.
* * *
— Камни падают, камни падают, копится щебень в пещерах, копится щебень грудами... — распевал Ронгор.
Отсюда Мира хорошо слышала, что ее собеседник — где-то вверху. Но как забраться? Стены шахты, конечно, покрыты трещинами и выступами, но и Мира никогда не пробовала забираться выше, чем на стену каменного склада Дегерсов.
Она глубоко вздохнула и вдруг поняла. Лети, птица. И сон о крыльях, там, дни назад, в уюте родной лавки.
Она потянулась рукой — и холод пришел снова, уже легче, утешая боль и скрадывая страх. Девушка оплела привычной вязью серебристых перед внутренним оком нитей левую руку, и та стала легче. Обе ноги. Правая рука. Спина и живот.
Легкость окутала Миру облаком, когда она, нервно ощупывая выступы скалы, медленно поползла наверх. Мимо струилась темнота, и в потоках холодного воздуха Мира думала о крысе, ползущей по старому дымоходу.
— 23. Хамари. Противостояние -
Лодка глухо стукнула в грубые камни причала, и Хамари встряхнул промокший насквозь плащ. Вода на обвисших штанинах уже не трогала его так, как несколько часов назад, во тьме узкого русла, едва освещенного серебристым светом гранитного свода.
Хамари вспомнил эти часы и быстро, как только позволяли затекшие ноги, перебрался на берег.
Где-то здесь был пост речной стражи, вспомнил он.
Лодку следовало вернуть серым. Хамари не собирался больше возвращаться к превратностям омерзительного путешествия, но и бросать чужую собственность не годилось. Хенсбар вернулся к воде, не удержавшись от смачного плевка в маслянистую воду, и вытащил утлое суденышко на камни.
— Теперь тебе не достать меня, Черная река, — с наслаждением пробормотал он. — Защити меня Жар Огня от твоих щупалец.
Он направился по скользкому камню, предусмотрительно держась подальше от шипящей в темноте воды. Глаза привыкали заново к слабому освещению пещеры, и Хамари снова почувствовал себя уверенно.
Как бы там ни было, с гордостью вспомнил он, здорового быка я завалил! Рури, песок тебе в зад, напрасно ты послал туда сына. Не тебе играть в такие игры.
Топор, привязанный накрепко к поясу во время спуска по Черной реке, теперь вновь свободно висел за левым плечом. Серые люди, видя, как Хамари крепит топор намертво, советовали ему отказаться от оружия, но ни один хенсбар не послушал бы такого глупого совета.
Хамари поднялся по спиральному взъему. Он не оглядывался — вид черной воды мог сейчас лишить его мужества, а перед речной стражей негоже было терять достоинство Хамари Огнеборцу, победителю четырех поединков в Красных стенах.
Теперь его ждет назначение. Только бы Обжора не пронюхал раньше.
Хамари преставил огромный Зал Огней, где в огромном колодце пылает вечное пламя, бросая искры на отполированные каменные стены. Стоит Хамари стать во главе собственного отряда, и никакой купец с бандитами-наемниками не сможет отомстить за смерть идиота-сына. Только сейчас, без поддержки, Хамари мог пострадать от рук Рури, но и сейчас он не опасался толстяка.
Эти серые охламоны называют его хозяином, усмехнулся хенсбар, поглаживая рукоять топора. Хозяин грязи и вонючих тонгов.
Впереди промелькнул огонек факела, послышался легкий шум. Хамари остановился. Негоже нарушать спокойствие стражей реки, рискуя получить меж глаз метательный топор. Огонек приближался, и хенсбар уже видел двух сородичей, крадущихся по выступу чуть выше. В руке одного тускло сиял амулет белого луча, горсть страшного, выжигающего воздух в трех шагах порошка.
— Приветствую речную стражу! — крикнул Хамари. — Хамари Огнеборец вернулся!
Замерев на мгновение, один из хенсбаров, тот самый, что держал амулет, ответил:
— Хорошо. Тебя ждут мастера тоннелей в Зале Огней.
* * *
Хамари шел по длинному сводчатому тоннелю, пробитому с десяток лет назад. Грубо вырубленные в камне ниши, где должен был гореть Огонь, пустовали, и этот тоннель казался мертвым, холодным. Даже тепло, источаемое стенами, не придавало ему уюта.
Страж, встретивший его, оказался Занбором, сводным братом Хамари, и вызвался провести его в Зал Огней. Хамари гадал, зачем понадобилось такое сопровождение, но согласился с удовольствием. Брата он видел нечасто.
— Занбор, известно ли мастерам о том, что произошло в Красных стенах? Известно ли им о поединке? — поинтересовался Хамари.
— Вполне. Старцы еще прижгут тебе за него спину, — ворчливо ответил Занбор.
Старшего брата постоянно злили трудности, что готовил себе Хамари Огнеборец. Да, до сих пор с ними он успешно справлялся, но это не мешало Занбору ворчать. Он огладил коротко стриженую бороду.
— Ты действительно убил сына Рури?
Хамари кивнул. Мимо пробегал ручеек с теплой, насыщенной серой желтоватой водой, и в коридоре разлился тяжелый запах, вынудивший братьев прибавить шагу. На свежем воздухе большой каверны, у высящихся в темноте скальных арок, Хамари ненадолго остановился — отдышаться. Занбор терпеливо ждал.
— Да, я отправил этого недоумка в Пламя, — ответил Хамари. — Право Серой смерти. Кроме того, я не выбирал противника. В этот раз в Красных стенах он был один.
Занбор присел на корточки, доставая коробочку с сушеным порошком серого гриба, и бросил туда щепотку горючего порошка. Хамари не стал вдыхать дым — сейчас ему хотелось размяться. Он принялся бродить вокруг арок, разглядывая гладкие каменные стенки.
Подумав, Занбор добавил:
— Рури уже здесь, во всяком случае, он прислал гонца, и мастера уже два световых круга совещаются. Твое появление заставит их что-то решить, и неизвестно, хорошо ли это для тебя. Думаю, тебя ожидают неприятности, братец.
Пожав плечами, Хамари покачал рукоять топора.
— Я думаю, что обучен с ними справляться, Занбор. Сожри меня Пламя, если Хамари Огнеборец отступит. Пусть дадут мне сразиться или бросят в Клоаку, я готов рискнуть.
Они направились дальше, вниз, в темноту, где тоннели становились все старше, а воздух — все горячее. Хамари с радостью вдыхал жар родного подземелья и почти не думал о предстоящем испытании.
* * *
Зал Огней предстал перед Хамари во всей своей мрачной красоте. Под сводами каменного овала, как всегда, клубился густой сернистый дым, оставляя нависшие фистоны сажи и грязи. Светящиеся полосы голубого граниты пролегали чуть ниже, но и на них опять появились черные прожилки. Огонь, вырывающийся из неровной дыры в центре зала, сегодня был бело-голубым и жарким, как и споры, кипящие в западном, отделанном для совещаний мастеров углу. Занбор провел брата к длинной, полукруглой скамье, поприветствовал стоящих тут же трех мастеров тоннелей и ушел.
Хамари спокойно сел на теплую скамью. Его поступки были верными, а награда ожидаемой, и сомнениям не оставалось места в мыслях и действиях.
Мастера не могли находиться в Зале Огней долго. Сама природа этого места советовала избегать длительных встреч. Первый хенсбар, устроивший здесь совет, был Хельмут Безумный, сошедший с ума после Лесного предела, но правивший в Пекле еще год, пока его не сбросили со скалы разбойники пустыни. После этого сменилось уже тридцать семь мастеров тоннелей, но не выбрать главу над всеми ходами и Пеклом, не сменить место совета никто не удосужился.
Хенсбары — вольный народ, любили повторять жители подземелий.
Хенсбары — косный народ, погрязший в традициях, мог бы ответить им Хамари, но и он был хенсбаром. Традиции жили у него в крови.
Оглядевшись, Хамари понял, что неприятностей не миновать. Фенегар, Гримри и Родер не слыли поклонниками поединщиков, и уж подавно готовы были принять любое жесткое решение. Хамари вглядывался в лица мастеров, а те рассматривали хенсбара. Фенегар, мастер старых тоннелей, хранитель Верхнего пути, был высок и безобразен. Шрамы и ожоги превратили голый череп в мешанину бугров и трещин, и синие глаза в этой страшной картине светились, будто озера на дне кратера вулкана. Гримри и Родер, братья-близнецы, охраняли нижние тоннели и Клоаку, систему кипящих рек под пещерами хенсбаров, дававших тепло и крутивших колеса огромных мельниц. Оба в грубых робах камнетесов, безбородые, отличались только татуировками на голом черепе. Старший близнец, Гримри, вывел на виске каменного великана, а младший — распутную человеческую женщину, что танцевала, стоило Родеру засмеяться.
Троица, должная решить судьбу Хамари, громко спорила. По традиции победитель в поединке мог выбрать стезю, на которой ожидала его награда. В случае Хамари все знали, что будет избрано. Война. Далекая гавань или Пути — но война.
Хамари прислушивался к перебранке, неторопливо перекладывая из руки в руку амулет из холодного рубина. Похоже, Толстяк из Пекла выставил все так, будто Хамари намеренно, не вступая в поединок, убил Арлога Тупицу. Серые люди не прислали гонца, но слова Рури воспринимались с большим сомнением — честность Хамари иногда граничила с глупостью.
Наконец Гримри соизволил обратиться к самому Хамари:
— Что заставило тебя убить Арлога? Ведь поединок можно вести не до смерти? Последний труп остался в Красных стенах три года назад, верно?
Хамари пожал плечами:
— Арлога убили серые. Их можно понять — Рури покушался на саму основу их жизни. Знаете ли вы, что жирдяй хотел запретить поединки?
Женщина на мощной шее Родера подпрыгнула, сжимаясь, когда ее хозяин громыхнул:
— Рури проклинал, убеждал, требовал мести. Поединки мы не обсуждали.
— И хорошо, — вмешался Фенегар. — Иначе он бы остался в Клоаке. Негоже нарушать традиции хенсбаров пришлому человеку.
Братья согласно кивнули. Хамари фыркнул.
— Тогда мы должны наградить Огнеборца, — добавил Гримри.
Фенегар почесал развалины лица и заметил:
— Но ведь он потребует войско. И убьет Рури.
— Не убьет, — заверил Гримри.
Великан на его шее гримасничал, будто перетаскивая тяжелые камни.
Хамари встал.
— Я готов встать во главе отряда, штурмующего Далекую Гавань, — отрезал он. — Готов биться вместе со стражами в Путях. Я требую награды крови.
Гримри засмеялся, потирая лысину широкой ладонью. Он взглянул на черный окоем желтых ногтей и принялся вычищать сажу. Фенегар покосился на мастера Клоаки и пояснил:
— Из Далекой Гавани пришло посольство. Впервые за тридцать лет мы можем не сражаться с тенями. Последнюю атаку уже возглавили Бендред и Сорген. В Путях сейчас молотобойцы Меркара.
Хамари разочарованно вздохнул.
— Я готов ждать столько, сколько нужно совету мастеров. Могу ждать так долго, как и всякий другой.
Пламя гудело за спиной, отбрасывая черные как уголь тени на гладкие стены Зала Огней, и Хамари следил за мастерами с усмешкой. Они не могли отказать — это разрушило бы право всех хенсбаров на испытание судьбы. Они не могли снять кого-то из военачальников — это было бессмысленно, если слова Фенегара верны, а Меркар Ледяной меч еще не вернулся из боя. Значит, Хамари мог только возглавить речную стражу вместо Занбора, но и этот путь был закрыт для совета мастеров из-за Рури, готового броситься в схватку, ненужную сейчас тоннелям.
Сложное решение, признал в мыслях Хамари. Куда же вы отправите бойца? Где я могу получить награду крови? И когда?
Гримри и Родер переглянулись, и великан с девушкой снова станцевали варварский танец.
— Фенегар, — протянул младший. — Лаувейя Красная объявилась. Ей нужен боец.
Страшная маска исказилась гримасой, которую с трудом можно было принять за улыбку.
