Отвернувшись, он налил уже себе и медленно выпил. По желудку прокатилось тепло.
Басти сбежал, а вот его брат всё ещё топтался на пороге.
— Я неясно сказал?
— Прости, Антуан!
— Что. Тебе. Надо?
— Я виноват, — Рудольфус был бледен.
— Сознаёшь, значит?
— Да!
— И что мне делать с твоей виной? Выпить хочешь?
Лестрейндж покачал головой. Спросил неуверенно:
— Доложишь отцу?
— Пока не криминально, — Робертс с бокалом и бутылкой с остатками огневиски переместился в кресло. — Директор наложил иллюзию на три минуты. Что танцуют именно Басти и мисс Прюэтт запомнят лишь преподаватели и те, кто знал о затее. Остальные воспримут как лёгкое развлечение безотносительно к кому-то конкретному.
— И Магнус Нотт запомнит?
— И Магнус. О да! И если у тебя была такая романтичная мысль, что потомственный убийца и наследник главы ковена боевиков растрогается и уйдёт с дороги, то с твоими мозгами надо что-то делать. Я был лучшего мнения о тебе и твоей невесте.
Рудольфус вздохнул. Тяжело и почти так же несчастно, как младший братец.
— Дать совет?
— Буду благодарен.
— Если его простят, я буду очень удивлён. И не дай Мерлин он что-нибудь с собой сделает. Донеси до него, что катастрофы нет, хотя это и неправда. Только не жалей, это убьёт его доверие. А теперь поспеши, раз выпить не хочешь.
Лестрейнджа как ветром сдуло. Ну а он сделал всё, что мог. Или почти всё. Слабое утешение для тридцатипятилетнего мужчины. Пора было возвращаться к адски непутёвым студентам. Вечер обещал быть тяжёлым.
* * *
Беллатрикс Блэк не часто тревожили муки совести, но увидев, наконец, бледного Рудольфуса, который быстро спросил про Санни, ей стало неловко.
Даже не смогла поинтересоваться, где его носили дементоры больше получаса.
— Понимаешь, Меда решила, раз все наши это делают, то пойдёт танцевать с этой грязнокровкой из барсуков! Фамилия ещё такая простецкая у парня — Тонкс. Чуть не прибила мерзавку.
— И что? — не понял Лестрейндж. — Я про Санни спрашиваю.
— Я отвлеклась буквально на минуту!
— Бель!
Рядом стоял Рабастан, производя впечатление человека, вернувшегося с того света. Осунулся как-то, бледный, глаза больные.
— Сбежала она, ребят. Сразу после танца с Ноттом и исчезла.
Басти удивительным образом сразу ожил. Спросил потрясённо:
— Что ты сказала?
— Нотт здесь! — поспешила она успокоить. — Вон, видите? И Робертс уже с ним. Да что вы в самом деле, устроили панику на ровном месте!
— Малфой видел, как она выбежала из зала после разговора с грифами, — устало сказал Руди, и притянул Беллатрикс поближе к себе. — Мы обыскали уже всё, что могли. Только её нигде нет.
Беллатрикс сразу ощутила под ногами почву и взяла все в свои руки.
— В их башне были? На Астрономической? В совятне... Хотя, что я? А в библиотеке?
Оба кивали, почти одинаково хмурясь.
— Ясно. Пойдёмте!
На восьмой этаж добрались за рекордный срок.
— Вылетело из головы, — с досадой сказал Рудольфус, подходя к картине с троллями. — Ты подумала о той первой комнате, что она нам показала?
— Определённо, — кивнула Белла.
— Но мы же с тобой уже много раз пытались.
— Я знаю. Но я тут подумала, там же была и кухня, а ты рылся в комнате. А что если мы вместе походим и подумаем?
Рабастан смотрел на них с надеждой.
После, кажется, сотни попыток, он несмело решил вмешаться:
— Может просто подумать не о конкретно той комнате, а о месте, где могла спрятаться Санни?
Рудольфус с Беллатрикс переглянулись. И снова трижды прошлись вдоль стены, держась за руки.
В стене появилась дверь. Та самая, Белла сразу её узнала. Ожидаемо заперта. Алохомора не сработала, что тоже не стало новостью.
— Она там, нужно просто постучать, уверена — услышит! — убежденно сказала Беллатрикс. — И мне лучше уйти, а Басти она одного... Останься ты, Руди. И пусть сначала увидит тебя.
— Уверена?
— Да!
— Так что там с Медой?
— Забудь, уже нормально. Мне даже показалось, что она наконец-то приревновала Мэдисона к этой гриффиндорке. Реган в тоске, как бы не напился. Пойду, кстати, проконтролирую. Удачи, парни!
Рабастан без сил опустился на корточки у стены.
— Руди, можно я переночую у тебя?
Рудольфус уже занёс руку для стука и оглянулся на брата:
— Хреново?
— Выживу.
— Конечно, ты можешь переночевать у меня, я не против. Только залетать опять придётся на метле. Уверен, вход и гостиная под плотным контролем.
— Не проблема, залечу. И не нужно морозить комнату — договоримся конкретно на время.
— Логично. Тогда десять тридцать?
— Одиннадцать лучше. Ещё незаметно сбежать... Давай, Руди, стучи уже!
* * *
Санька ревела долго и с чувством, выплёскивая всё, что внутри накопилось. Сначала себя жалела. Вспоминала, как радовалась подаркам, балу, красивому зелёному платью. Как восхищалась такой сплочённостью гриффиндорцев. Как хотелось бездумного веселья. Бал — это же так здорово. Ну и повеселилась. Да так, что теперь не знаешь — повеситься или утопиться. Выбор сложный и противный. В голову пришло, что от удушения лицо будет одутловатое, и говорят, напоследок все сфинктеры расслабляются. Так что нафиг, позорище такое. А если топиться, то одутловатым и уродским будет всё тело. Да и вообще, самоубийство — это грех. Одно дело, если бы ей чётко сказали — умрёшь здесь, вернёшься домой, а просто так умирать всё же не хотелось.
Слёзы иссякли как-то сами собой, глаза закрылись, и она, измученная и опустошённая уплыла в сон. Снилась всякая ерунда. Почему-то Эжени намазывала метлу, подаренную Магнусом Ноттом, кремом из подарка Артура, и всё приговаривала, что так кожа у метлы будет как у младенца.
Потом появился этот самый младенец, а метла исчезла, но Эжени продолжала его мазать несмотря на явное недовольство малыша. Потом появился Артур, плакал и жаловался ей на директора, что его отправляют в Слизерин учиться. А Санька утешала его и говорила, что на Слизерине даже лучше, и как она ему завидует. Потом увидела отца, тот молчал и смотрел куда-то поверх её головы. Она обернулась и увидела пылающий красивый дом.
Языки огня охватывали уже всё здание, трещала крыша, из выбитых окон валили клубы чёрного дыма. Санька испуганно вцепилась в отца, а он никак не отреагировал, а потом тихо и безжизненно произнёс: "Там мама". И ведь не проснулась в ужасе, картинка сменилась, и она увидела свою бабку, из той жизни. Та стояла над обрывом и смотрела вдаль, а внизу бились о скалы и с шипением откатывались высокие океанские волны. "Кого ждёшь?" — спросила её Санька. А та ответила спокойно: "Тебя", — и продолжила смотреть вдаль.
И Санька вдруг решилась — стала взахлёб рассказывать, что она попала в другой мир, и как тут всё странно, и про друзей рассказала, которые не друзья, и про бал, который был совсем невесёлым. Устала даже. А та всё молчала.
Наконец бабка посмотрела на внучку серьёзно и тяжело вздохнула: "Эх, ты, непутёвая. Запомни, Санька! Главное в жизни — найти своих и успокоиться. А теперь иди, я другую внучку жду. А у тебя всё будет хорошо".
Вот после этого она и проснулась.
Села на кровати, потирая заспанное лицо ладонями, и стала думать над сном, пока никуда не уплыл. Почему это всё могло присниться? Не то чтобы она верила в вещие сны. Но так, на всякий случай. Про Эжени и Артура понятно, и про подарки тоже — просто последние события. А вот про отца страшно. Узнать, что ли, не сгорел ли их дом. И бабкины слова хорошо помнились. "Главное в жизни найти своих и остановиться" — вроде бы так. Хорошая мысль, конечно, только как их искать — своих этих? Если свои гриффиндорцы уже за свою не считают. Но мысль додумать не дали.
От стука в дверь она вздрогнула. И сразу сообразила, что она в Выручай-комнате. Кто мог стучать? Вроде бы она помнила, что сюда войти никто не может, если внутри уже кто-то есть. Только если чётко представляют, что задумано уже вошедшим.
Осторожно подошла к двери, подозрительно озираясь. В зале и в кухне никого. Глазок в дверях на месте. Сомневаясь, что работает, всё же взглянула. Рудольфус!
Сердце билось в груди как бешеное. Вспомнила сразу всё очень ярко — признание Рабастана, отповедь Магнуса Нотта, Эжени, отводящую взгляд, Хиггинса, глядящего с презрением. И так противно стало. Только вот Рудольфуса обвинить ни в чём не удавалось.
Поколебавшись, дверь она открыла и выступила наружу, держа за ручку — вернётся, если что.
— Санни! — обрадовался ей префект. — Мы повсюду тебя ищем!
— Мы, — чуть улыбнулась она. Приятно же, что кому-то не безразлично, куда она подевалась. И охнула, увидев у противоположной стены Рабастана. Он как раз поднялся с корточек, глядя очень серьёзно в её лицо. Невольно захлопнула дверь, не нужно никому снова видеть её убежище.
— Хм, — кашлянул Руди. — Санни, а ты помнишь, что всё из Выручайки при выходе из неё исчезает?
Она посмотрела на слизеринца непонимающе. Ну да — это они тогда ещё поняли, и дверь, захлопнувшись, пропала. Но ничего ведь не выносила на этот раз.
Руди кусал губы и смотрел на её волосы:
— Твоя одежда!
Самое время было завизжать и заметаться взад-вперёд, чтобы комната снова открылась — на ней не было ничего, кроме кружевных трусиков из каталога.
Но после сна такое равнодушие напало... Кинула только злой взгляд на Басти, но тот, хоть и стал почти пунцовым, взгляд старательно не опускал, как и брат.
— Отвернитесь и отойдите, — велела устало. — Мне надо туда вернуться.
Внутренне она радовалась только, что нет никого, кроме этих двоих. А Лестрейнджи переживут — не маленькие!
Парни послушно и даже как-то поспешно отошли, встав к ней спиной. Оба высокие и черноволосые. Только Басти чуть пониже и волосы короткие спереди, кольцами на шее вьются. А у Руди длинные, собраны в хвост.
Походив туда и обратно, она увидела дверь и шмыгнула внутрь. Джинсы и футболка так и не появились снова. Пришлось влезать в своё платье, которое, как и говорилось в рекламе — не помялось и выглядело не менее шикарно, чем утром.
Туфли взяла в руку и пошла открывать дверь.
Оба молча стояли у стены напротив комнаты.
— Ну нашли, — вздохнула она, стараясь не глядеть на Рабастана. — И дальше что?
— Бал ещё не закончился, — неуверенно произнёс Руди, — вернуться не хочешь?
— Ты плакала? — вдруг влез Басти.
— Нет, да. На оба ваши вопроса. Что-то ещё?
— Кто обидел? — чуть улыбнулся Руди. И Санька его понимала. Ну не было у неё сил ни физических, ни душевных строить из себя несчастную зарёванную девочку, которую никто не любит и все бросили. Поэтому и была спокойной как танк.
А со спокойными людьми общаться явно легче.
— Перечислять долго, — хмыкнула она и посмотрела на него с любопытством: — А что? Пойдёшь и каждому рожу набьёшь? За меня?
Он неуверенно кивнул:
— Если так хочешь...
— А давай. Только с брата начни. И не очень сильно. А то у него лицо красивое.
Сама понимала, что несёт всякую чушь, но злость такая весёлая охватила, и забавно было видеть, как вытягивается лицо Лестрейнджа-старшего. Вот только глянув в сторону бледного теперь Басти, о своей шутке, которая не шутка, сразу пожалела.
— Я передумала. Не надо никого бить. Только скажи брату, чтобы ушёл, а сам проводи меня в гриффиндорскую башню.
— Санни, — услышала она наконец голос Рабастана, пока Руди хмурился и вздыхал, — прости...
Пришлось строже взглянуть на Рудольфуса и скрестить руки на груди:
— Я жду.
Старший Лестрейндж тяжело вздохнул и разглядывая её, словно видел впервые, улыбнулся краешком рта:
— Уходи, Басти.
Тот молча развернулся и пошёл по коридору к лестницам, не проронив больше ни звука, и внутри стало гадко — никакой победы она не ощущала. Посмотреть вслед очень хотелось — увидеть этот завиток волос, прилипший к шее — дурость, конечно. Но удержалась под взглядом его брата.
Как только стихли шаги Рабастана, Руди согнул руку, предлагая ей свой локоть.
Она кивнула, взяла его под руку и пошла рядом. И плевать, что кто-то увидит — хуже гриффиндорцы уже не отнесутся. Ведь так?
Пока спускались по лестницам, шли по коридору и поднимались к башне львов, встретилось не так много народу, да и те были заняты собой. Нарядные все, парочками, видимо, бал ещё действительно не закончился.
Руди, как настоящий джентльмен с железными нервами, довёл прямо до портрета полной дамы.
И надо же было, чтобы в этот самый момент проход открылся и оттуда вывалился Артур.
Руди уже отошёл, коротко попрощавшись, но оглянулся и застыл посреди коридора.
— Молли! — изумился Рыжик. — А я ищу тебя везде, потанцевать хотел пригласить.
Он как-то жадно уставился на её платье и сглотнул:
— А ты чего это? — он кивнул на её грудь.
— Я? Ничего, — усмехнулась Санька. Облегчать жизнь Рыжику в планы не входило. В новые планы. — А что такое?
— Так слизеринские же... цвета! Они... Они говорили, — забормотал он. — А я не поверил.
— Артур! Это всего лишь платье!
— А можно как-то того? — засомневался он.
— Чего того?
— Перекрасить?
Саньке стало смешно и немного противно.
— А зачем?
— Ну как — ты же не можешь вот так вернуться на бал. Со мной.
— Не могу, — кивнула она. — Потому что не хочу туда возвращаться, ясно? Ни с тобой, ни без тебя!
— Но, Молли! — Рыжик запыхтел, краснея. — Я всё понимаю, эти Лестрейнджи... Они же заставили тебя, да?
Санька поморщилась. Противно было, как Рыжик плюётся, начиная закипать.
— Ты всё не так понял, — она похлопала его по плечу, собираясь пройти. — Я сама согласилась пойти на бал с Рабастаном! Никто не заставлял. Ясно?
— Врёшь!
И тут Руди свистнул. Рыжик вскинул голову и на этот раз побагровел.
— Ты что! Ты с ним! Да как ты могла?! Эй, вали отсюда, ты, Лестрейндж!
— Поговори у меня, львёночек. Или кто ты у нас теперь? Котик? Погоди, ошибся. Пухлик, да? — Руди даже приблизился на пару шагов. И смотрел на Уизли как на забавную зверушку. — Санни, он тебя достаёт?
Рыжик сжал кулаки, собираясь обогнуть Саньку.
— Тварь! Сволочь слизеринская!
— Рудольфус Лестрейндж — мой друг, — холодно сказала девушка, схватив гриффиндорца за рукав, когда Рыжик вытянул палочку. — Колдовать в коридорах запрещено!
Артур изумлённо на неё посмотрел, блеклые глаза округлились.
— Что? Друг? Дура совсем?! Думаешь, ты им нужна? Они же просто издеваются над тобой! Идиотка! Спуталась со змеями!
Он схватил её за плечо, продолжая орать обидные слова, а Саньку вдруг затошнило от его вида, а потом и сердце, кажется, заболело. Во всяком случае, неприятный укол прямо над сердцем был слишком ощутим.
— Ох! — прижала она руку к груди, нащупав брошь и больше не слушая Артура. И как вспышка перед мысленным взором всплыл листочек от подарка Руди и Беллатрикс: "Брошь колется, когда у кавалера скверные намерения по отношению к тебе".
Санька удивлённо посмотрела на Артура. То-то она уже тошноту ощутила от его криков.
