— Ты о кровавых жнивах? — Небирос помнил о них, но не мог допустить, чтобы Лили узнала, что он причастен к человеческим смертям. Их и так было уже немало.
— О них, — кивнул демон.
— У демонов судьбы и так достаточно сфер, а пары десятков трупов хватит на один пир дрегам.
— Этого мало, — заметил демон.
— Тебя это не касается, — осадил его Небирос, и показал ему, чтобы тот убирался.
Демон взмахнул крыльями и улетел в окно, растворившись в багровом зареве.
Небирос понимал, что происшествие такого размера обязательно привлечет светлых, что было им вовсе не на руку. Тупоголовые демоны вместе с самолетом уничтожили всю верхушку страны, которой руководил покойный президент. А такое уже не могло пройти незамеченным. И демону не хотелось думать о том, что случится, если светлые докопаются до сути вопроса. Почему не обыкновенная бомба в машине? — спрашивал он себя, и сам себе ответил: — да потому, что он должен был лететь на этом чертовом самолете, а не полетел только потому, что тайно отправился в это время подписывать контракт с Абой.
Глава 43
Они вернулись на родину Грерии, туда где она когда-то выросла. Только теперь это была вовсе не та страна, и мало что в ней осталось с тех пор — только пара соборов, да какие-то руины, но все же воздух, климат и само море, как казалось счастливой Грерии, ничуть не изменились и даже стали еще прекраснее.
— Посмотри на эти здания, — смеялась Грерия, — здесь раньше была таверна, такая себе развалюха, сарай. А что теперь? Кругом металл и пластик.
— Мне кажется, ты и ему рада, — мягко заметил Самаэль.
— Ты не устал? — Грерия нахмурилась, глядя на его спокойное лицо, — ты печален? Тебя что-то расстроило?
— Грерия, — улыбнулся он, — я едва ли буду улыбаться, как раньше, я бы сказал, что раньше я скалил зубы, а не улыбался, но то, что сейчас — куда искренней и лучше. — Он притянул ее к себе и поцеловал.
— Да, так вполне согласна, — улыбнулась она. — Пойдем на море?
— Мы с тобой и так целый день бродим по городу. Но раз мы люди, разве нам не следует задуматься о хлебе насущном?
— Фу, какой ты не романтик, — произнесла она, таща его за руку вперед. — Мы еще успеем окунуться в будни. А сейчас — почему бы нам не насладиться выходными. — И она побежала, увлекая его за собой.
— Тебя никогда не донимала инквизиция? — Неожиданно спросил он, когда они сели на берегу.
— Нет, — пожала плечами Грерия, — скорее, они дали мне толчок.
— В каком смысле? Воспитали тебя ведьмой? — усмехнулся он.
— Нет. Они вешали, мучили, топили женщин в нашем селе. Искали ту самую, которая насылает порчу на урожаи, нагоняет тучи посреди ясного неба, и заливает дождем их костры.
— И как, нашли? — он с интересом смотрел на Грерию.
— Нет, — пожала она плечами, — потому что это была я. Когда до меня это дошло, я поняла, что у меня дар, и мне следует учиться, чтобы с умом использовать его.
— И что было дальше?
— Да что: я ушла из села, и шла до тех пор, пока не нашла еще одну женщину, с таким же даром, как у меня, только опытную и сильную. У нее я и осталась.
— Так это она тебя всему научила? — Удивился Самаэль. — Не иначе, как без Абы тут не обошлось.
— Конечно, не обошлось, — глаза Грерии сверкнули, — откуда бы у обычной смертной взялись все эти знания. Когда я пришла к ней, она уже была на службе у него. А потом, когда я стала достойной ученицей, я заменила ее.
— А что случилось с ней? — спросил Самаэль.
Грерия как-то разом стушевалась, видимо, надеясь до последнего, что он не спросит.
— Я убила ее, — наконец, произнесла она.
— Мог и сам догадаться, — пробормотал Самаэль.
— Прости, мне жаль, мне правда сейчас жаль всего, что я натворила, — сказала Грерия, беря его за руку и заглядывая ему в глаза. Больше всего она теперь боялась, что он отвернется, не вынесет всех ужасов ее падения, и однажды отвернется.
— Я знаю, — прошептал он, нежно проводя ладонью по ее щеке. — Мы оба изменились, кто я такой, чтобы осуждать тебя за содеянное. Я сделал столько, что... — он замолчал.
— Не нужно об этом вспоминать, ты прощен, — произнесла Грерия, кладя голову ему на плечо.
— Содеянному мной нет прощения, — покачал он головой, но Грерия подумала, что у него это пройдет со временем, и сожаления рассеются сами собой, и улыбалась, глядя на море.
— Почему мы пришли сюда? — Упиралась Грерия. — Меня пугают эти большие металлические птицы. Я вообще не понимаю, как люди могут забираться туда и отрываться от земли.
— На метле привычнее? — рассмеялся он.
— Смейся-смейся, на метле я всегда знаю, где верх, а где низ, и куда мне надо, а в этих консервных банках... — она махнула рукой.
— Но они позволяют людям взмывать в небо, — воодушевленно начал он. — Мы с тобой теперь обычные люди, Грерия, у тебя больше нет метлы, а у меня — крыльев. Так что если нам захочется полетать...
— Ни за что, — отрезала Грерия, подозрительно глядя на самолеты. — И у меня все еще сохранились некоторые мои таланты, никто у меня их не отнимал.
— Чего я не могу сказать о своих крыльях, — с горечью произнес он.
— Самаэль, — Грерия не знала, что сказать. — Я подожду тебя здесь, — махнула она рукой в сторону странных больших птиц. Ангел лучезарно ей улыбнулся и направился к самолетам.
— Почему его не устраивает все, как есть, — ворчала она, — почему надо все время что-то изобретать.
Вокруг собирались тучи, и небо отливало свинцом. Того и гляди, вот-вот мог начаться дождь. Какой-то след в воздухе привлек ее внимание, и Грерия непроизвольно повернула голову. Потом справа, на грани видимости, проскользнуло нечто. Ведьма давно уже забыла слово "случайность", поэтому тут же насторожилась. По характерному запаху, который уловил ее нос, она признала в скользнувших тенях демонов, которые часто орудовали на поверхности. Нельзя сказать, что ее это обрадовало. Аба мог прознать об исчезновении Самаэля, — насчет своей персоны она не обольщалась, — а это не светило им ничем хорошим. Грерия посмотрела на горизонт, придерживая волосы рукой от ветра, и отыскивая взглядом Самаэля, но его нигде не было видно. Он мог находиться за любой из этих нелепых тушек, стоящих на бетонном полу.
— Самаэль, — прокричала она, но ответом ей был только далекий гул еще одной тушки в воздухе, медленно снижающейся и заходящей на посадку. И в звуке металического зверя что-то было не так. Грерия понятия не имела, как должен звучать самолет, но она знала, что что-то не так. Грерия занервничала, и глаза ее заметались по полю, выискивая знакомый силуэт, но Самаэля по-прежнему не было нигде видно. Тем временем, больная птица приближалась, и теперь не было сомнений в том, что с ней не все хорошо. Тяжело тарахтя, самолет, заваливаясь на одно крыло, приближался к земле.
— Самаэль, — в отчаянии заорала Грерия, кинувшись вперед. И тогда увидела его: он забрался в один из маленьких легких планеров и счастливый, махал оттуда рукой Грерии.
— Уходи оттуда, — кричала она, но расстояние было слишком большим, и он не слышал, а может, думал, что она снова паникует из-за металлических птиц.
Когда он заметил падающий самолет, бежать было уже некуда. Если бы у него были его крылья, он мог бы взмыть в воздух парой мощных движений, прямо вверх, или остаться на месте, а потом выбраться из-под обломков, стряхивая с себя пепел пожарища. Только у него больше не было крыльев, а у нее не было власти изменить время или события. Грерия больше не сомневалась, что к падению самолета приложили руку демоны, которых она учуяла. Огромная туша с грохотом и свистом пронеслась над ее головой и рухнула на поле, задевая крыльями другие самолеты, сминая попавшие под ее пузо, и взрывая носом бетон, как свежую землю. Потом над тушей взметнулось пламя, где-то в стороне хлопнул сначала один самолет, потом другой, и вся сцена обратилась одним сплошным пожаром с черными клубами дыма среди обломков металла.
Когда Грерия неслась к самолетам, на поле уже появились пожарные машины, и люди в спецодежде успели перехватить ее, так и не дав добежать до пожара. Она пыталась пинать их, вырваться, и продолжить свой путь, но их было слишком много, и они крепко держали ее. Все вокруг что-то кричали, но и из их слов, и из развернувшейся перед нею картины она понимала, что им не удастся никого спасти, что уже, по сути, спасать там некого. Слишком сильным был удар, и слишком много огня. Никто из людей не выжил, не выжил и Самаэль, поскольку был таким же человеком. Но она все смотрела и смотрела на огонь, на мечущихся со шлангами пожарников в надежде на чудо, на то, что он вдруг выскользнет из-под обломков и улыбнется ей, как ни в чем не бывало. А он все не выходил и не выходил, а потом огонь погасили, подоспели скорые, и Грерию начали тащить в машину скорой помощи. Поначалу она упиралась, но когда на почерневшей площади так и не увидела никого живого, и вообще ничего, что напоминало бы людей, последние иллюзии покинули ее, и она позволила людям делать с ней все, что они хотят. Мир словно бы перестал для нее существовать, или она для него — перед глазами лишь стояла его улыбка, когда он смотрел на нее из планера, всего несколько минут назад. А люди в белых халатах с участливыми лицами уже кололи ей что-то, от чего веки стали тяжелыми и ее потянуло в сон.
— Нитра, зачем ты пришла? — спросил он ведьму с длинными черными волосами, дождем спадающими на ее грудь и спину.
— Сказать тебе о том, чего ты еще не знаешь.
— Ты не гоняешься за сенсациями, не делаешь глупостей, как другие, не принимаешь решений необдуманно, — он обходил ее по кругу, рассматривая ее тонкий стан, но от тонкости ее тела едва уловимо веяло огромной силой. Она была одной из тех, кто редко появлялся у него в покоях, но уж если появлялся, то весть обычно была нешуточной, и к ней следовало прислушаться. — Так о чем ты?
— О катастрофе с самолетом.
— Что о ней? — Ник нахмурился, ему неприятна была эта тема, и он предпочел бы, чтобы о ней никто не вспоминал.
— Ты знаешь, что в ад поступили погибшие?
— Да, знаю.
— Все, кроме одного.
— И что? — Ник безразлично блуждал взглядом по деревянным панелям в кабинете. — Должен же хоть кто-то из них быть лучше остальных.
— Но он не из самолета, это человек, который погиб на аэродроме.
— И?
— Это бывший падший, — произнесла Нитра, и Ник замер на месте, как от удара.
— Что тебе об этом известно? — Спросил он, сверля ее взглядом.
— Я общаюсь с демонами, — ответила она, — и я внимательно изучаю вновь прибывших. И, в конце концов, — добавила Нитра, — я видела место происшествия и Грерию.
Не успел он закончить гневное движение рукой, как она продолжила.
— Об этом неизвестно больше никому, и не будет известно. Но ты должен знать — это был он. Самаэля больше нет. Грерия не в себе, насколько я могла понять.
Ник опустился в кресло за столом, не в силах что-либо сказать. Он дорожил Самаэлем, несмотря на все его выходки и своеволие. Они так долго были вместе, они вместе сошли. Он практически вслух признал, что рад тому, что падший освободился, принял произошедшее чудо, и вот — его больше нет. Неужели все чудеса для темных оборачиваются лишь смертью? А как же прощение и добровольная жертва, о которой твердил Небирос? Ему хотелось сотрясти своды своего царства так, чтобы у ангелов попадали кружки со столов, и столы тоже. Но разве это вернуло бы ему Самаэля или облегчило боль? Если бы падший оставался в его владениях, он мог бы его воссоздать хоть из пыли, но только не там, только не после того, как он превратился в человека.
— Почему для него не подействовал закон смертного? — скорее себя, чем ведьму, спросил Аба.
— Для него сохранились законы рожденных здесь: кто погибает в аду — тот погибает в нем навсегда.
— Я знаю свои законы, — заорал он, — и я могу их менять.
— Но там — нет, — покачала головой Нитра, и оспаривать ее правоту было бессмысленно.
— Но ведь он умер там, а не здесь.
— Пожалуй, он давным-давно умер здесь, — произнесла она, — и чудо состояло в том, что ему позволено было еще раз увидеть мир.
— Неужели для настоящего чуда он совершил мало? Им мало было его жертвы?
— Возможно, здесь он совершил столько, что едва ли окупалось одной жертвой, — ответила Нитра, опуская глаза в пол, чтобы не гневить хозяина.
— Ты права, Нитра, это было всего лишь глупой фантазией — решить, что ему будет позволено счастливо жить среди смертных. — Она видела, что он раздавлен новостью. — А что с ведьмой?
— Как я уже говорила, она не в себе, — ответила Нитра.
— Хорошо, что сказала, — он тяжело поднялся с кресла. — Что тебе нужно?
— Ничего, — ответила Нитра, кланяясь ему. — Мы с моими ученицами проведем сегодня мессу по Самаэлю. — С этими словами она покинула комнату.
А Ник набросил пиджак, чтобы не выделяться в мире смертных.
Глава 44
Небо померкло, деревья прекратили качаться от ветра, трава выцвела и высохла, птицы перестали взлетать с легкостью. Время стало ползти, словно гусеница, у которой нет ни цели, ни места. Девушка шла босиком по аллеям парка, плитам площади, каменным узким лестничкам, дворикам из булыжника, а под ногами горел адский песок, и не было ни покоя, ни света, лишь туман слез и боль, нескончаемым потоком омывающая ее душу. Столкнулась с каким-то парнем, он хотел было выругаться, но взглянув в ее безумные глаза и на растрепанные волосы, промолчал и поспешил своей дорогой. Она не видела его, она не замечала почти ничего вокруг, только казалось, что мир замер, и скорбь выступила на поверхность костлявыми руками старух, их запавшими щеками и двигающимися не в такт губами.
Грерия подошла к заливу и опустилась на плиты набережной. Ее юбки дергал ветер в разные стороны, брызги время от времени попадали на лицо, а ей казалось, что это руки Самаэля нежно дотрагиваются до нее. Она не хотела больше сражаться, просто сидеть здесь, не хотела двигаться — просто лежать рядом с ним. Просто быть всегда с ним, вдыхать один и тот же воздух, знать, что продолжение его вдоха — это ее выдох, и так до бесконечности, закат, сменяющийся рассветом, вечный бег солнца в ладонях двух близких людей.
Надежда. Когда-то у нее была надежда, потом мечта, которая выскользнула из рук, едва явившись, а потом не осталось и этого. Как светлый и наполненный мир на поверхности вдруг стал адскими пустошами с их растрескавшейся землей и летящим песком? Она не могла понять. Вокруг больше не было демонов, но сама пустота стала слишком похожей на ад. Надежда умерла, мечта улетела. Иногда ей снились его крылья, белые, сияющие, как сама суть света. Иногда она была счастлива, когда не знала ничего, кроме сна.
Грерия смахнула несколько капель с лица и всмотрелась в даль. Оттуда к ней тянули руки несчастные женщины, потерявшие любимых, соль их слез смешивалась с волнами моря, от их слез рождались океаны, весь мир был наполнен ими: водой, болью, жизнью.
Легче ли было никогда не иметь? Она была ведьмой, ее имя было синонимом зла, скольких людей она заставила страдать, скольких проливать слезы, но разве это была она? Той женщине было все равно. А эта девушка была настолько живой, настолько счастливой, насколько сейчас была опустошенной и больной. Заика с протянутой рукой, застывшая на одном слове, одном имени — его. Все звуки набережной сливались в одну песню — о нем.
