Рядом встали два жреца в ханберах стражников, с широкими палашами в руке. Трое с шипастыми, неприятно светящимися булавами вбежали в проход. Из того угла, где лежала Мира, видно было только основание утеса и проход в скале. Кто-то подошел, мягко ступая.
— Все-таки ты не простая странница, — обманчиво мягко заключила Лаувейя, появляясь в поле зрения девушки. Мира, едва подняв руку, попыталась защититься. На мгновение захотелось даже призвать Тьму, но холодный узел у руки исчез вместе с потоком, сдвинувшим плиту.
— Зачем было освобождать Оскверненного? — продолжила Лаувейя, что-то извлекая из поясной сумки. — В Храме он самый яростный противник Аргора, странница. Ведь это он убил прошлого Хранителя Острова, да и дворец наместника сжег. И именно его освобождает случайная горожанка! Невероятно!
Лаувейя, мягко проводя руками по спине и плечам Миры, оставляла будто бы капли на коже, обжигавшие девушку под одеждой.
— Мы, озаренные Светом, не ищем под Высоким небом случайностей. Я не дам тебе возможности попытаться навредить Храму снова, — закончила жрица.
Мира почувствовала, как оставленные ей следы сливаются в огненную сеть, и закричала от боли. Если бы не слабость, она бы изогнулась, вырвала плечи из суставов, настолько глубоко проникал жар. Удовлетворенная, Лаувейя отошла в сторону и что-то приказала.
Девушка, прижавшись к камню, прокусила губу, и рот наполнился солоноватой слюной. Она уже не кричала, а хрипела, едва не теряя сознание от боли. Огонь, обжигающий спину, проник под кожу и охватил все тело.
— Теперь тебе не убежать. Что бы ты не задумала, я воспользуюсь тобой раньше, — холодно бросила жрица. Зашуршал плащ, хлопнул, поймав порыв ветра.
Два жреца подняли Миру, вызвав новую вспышку страшного жара, и потащили по камням к прозрачному мосту, соединявшему утес с Янтарной башней. Лаувейя, запахнувшись в белый плащ, быстро шла рядом.
* * *
Огромная башня, перевитая лестницами, могла доставить истинное наслаждение ценителю красоты. Мира же не видела ничего, кроме очередного пролета, сулящего новые приливы боли. Кричать и даже хрипеть девушка уже не могла. Белый плащ Лаувейи мелькал где-то на краю поля зрения.
Через несколько десятков пролетов Миру внесли в большой зал с полукруглыми стенами. Янтарный цвет окружал девушку, став символом мучений. Наконец ее бросили на низкую кушетку и оставили в покое. Грохнула дверь. Мира, уверенная, что осталась в одиночестве, наблюдала за мерцанием света в полупрозрачном потолке.
Боль понемногу утихла. Девушка повернула голову. Рядом, спокойно разглядывая Миру, сидела Лаувейя в белой тунике с языком пламени на груди. Мира хрипло вскрикнула и попыталась отодвинуться в сторону, но только разбередила боль в спине.
— Не шевелись, — спокойно произнесла жрица. — Будет больнее. Тебе, наверное, интересно, что с тобой? Хочешь знать, зачем я это сделала?
Мире хотелось только одного — чтобы жар, объявший спину, утих. Лаувейя, без сомнения, понимала и это, но считаться с желаниями девушки даже не думала.
— Это — печать Огня, — она шевельнула пальцами, будто спутывая невидимые нити, и боль почти пропала. — Она удержит тебя от глупых поступков. Сейчас я расскажу тебе то, что ты должна знать. Пришла весть из Аргора. Круг торговцев отверг власть Храма и желает вернуть город под свое управление. Тебе, наверное, небезразлична судьба горожан?
Мира подавила усилием воли желание застонать и прислушалась. Снорри, Морхет, Вигган, Бьёра... Вы все-таки начали.
— К несчастью для тебя, маленькая странница, теперь придется познать горечь заточения. Я не намерена больше давать возможность бежать. Да будет тебе известно, Бальдр-ри желает твоей смерти за нападение зеленых прыгунов. Светлые пока не поддержали его, но в любое мгновение может завершиться и мое, и их терпение, и тогда чья-нибудь жизнь прервется...
Лаувейя задумчиво сплела длинные пальцы и с неприятным хрустом расправила их. Холод пробрал Миру, хотя в комнате было тепло.
— Возможно, их удовлетворит кровь мятежников, и тогда ты останешься здесь навсегда. Я буду рада изучить твою силу. Если же нет, ты будешь казнена вместе с Оскверненным, когда его изловят в подземельях. Как ни взгляни, твоя судьба незавидна.
Тут жрица встала, и, шурша одеждами по янтарному полу, резкими шагами направилась к двери. С осознанием собственной силы она в последний раз взглянула на Миру и вышла из зала. Скрипнул в замке ключ, и девушка осталась одна.
* * *
Через несколько часов тягостных раздумий, оставивших пустоту и отчаяние, Мира сидела на низкой постели. Боль ушла, но огненная сеть напоминала о себе легким зудом каждый раз, когда девушка пыталась резко поднять руку или призвать внутреннюю силу. Холод, резко мерцающий у запястья, напоминал о Сердце Ночи, вырванном из серой пустоты.
Что же случилось с настоящим камнем? Неужели она действительно может призвать его силу? И почему этого никто не почувствовал?
Теперь Мира была уверена, что Лаувейя из высших жреческих кругов. Она входила в Совет Светлых, а лишь десяток сильнейших храмовников допускался туда. Жрица, так ласково обходившаяся с Мирой, оказалась способной на такие проявления магии Огня, о которых в Аргоре и не слышали.
Плечи неприятно свело, и Мира, не выдержав, шепотом помянула Тьму.
За время, что Мира находилась в новом заключении, она смогла осмотреться. Ничего обнадеживающего не несли прозрачные стены, тягучая плотность которых не нарушалась ни единой трещиной. Где-то высоко узкие щели извергали холодный воздух, почти не доходивший до пола, но ни окон, ни других отверстий в стенах не было. Единственная дверь, из того же полупрозрачного материала, плотно прилегала к проему.
За дверью, расплываясь в неясную тень, кто-то маячил. Мира не сомневалась — теперь к ней приставили стражника.
Недолго она рассматривала и саму Янтарную Башню. Сквозь пол, потолок и стены виднелась бегучая вязь лестниц, тяжелые, переплетенные балки приобретали странные, раздутые формы, и далеко вверху горел ярким пятном шпиль. Присмотревшись, девушка увидела и скальный выступ, серый на черном фоне горы, и мелькающие там пятна. Огоньки факелов? Значит, Ронгора еще не поймали? Почему-то, хоть узник и не был даже знаком Мире до их встречи в Храме, успех его побега утешал девушку.
По темноте снаружи девушка поняла, что наступила ночь. Она даже попыталась заснуть, но боль в обожженной спине не давала расслабиться. Мира вспоминала убежище Ищущих, Зенгара и Ари, пыталась вспомнить каждую птицу в своей лавке и все любимые присловья Бьёры.
Так, сидя и перебирая воспоминания, она встретила Лаувейю. Жрица выглядела утомленной. Она внесла поднос с едой, и, оставив его на низком выступе, приглашающим жестом указала на него девушке.
Мира отрицательно качнула головой. Даже мысль о еде вызывала у нее тошноту. Жрица пожала плечами, протянула в знакомом жесте руку, будто комкая ткань. Легкая боль, обещающая возвращение страданий, заставила Миру подняться навстречу Лаувейе. Та холодно улыбнулась.
— Мы уходим. Если ты надумала пренебрегать пищей, я не буду препятствовать. Совет решил, что ты должна увидеть силу Храма.
Она, внимательно следя за руками жрицы, вышла с ней на широкую площадку, окаймленную прозрачным ограждением в виде языков пламени. Внизу, полумесяцами охватывая площади и террасы, белым горели даже в темноте стены Храма. Мира видела и реку, обегающую внешние укрепления, и темные громады двух мостов, и мерцающий огнями силуэт галеры. На мгновение красота вида увлекла девушку настолько, что она позабыла и о тюремщице, стоящей неподалеку, и о горящей от ожогов спине. Лишь недавний сон, тот самый, где она парила птицей высоко над городом, заполнил ее мысли.
Вот бы взлететь, подумала Мира. Взлететь — и оказаться выше низких, ворочающихся в темноте облаков, лететь под сиянием Высокого неба где-то там, вне досягаемости от хищных жрецов и хитрых пришельцев из Ледяного приюта, там, где она останется наедине с ветром...
К реальности Миру жестоко вернула Лаувейя, ткнув локтем в спину.
— Смотри вниз!
Мира опустила глаза. Из восточных ворот тянулась цепочка огней, разливаясь целым озером на плоской приречной равнине. Факелы.
— Сила Храма достаточна, чтобы повергнуть в прах любые силы, выступившие против нас. Гляди. Мятежники будут сокрушены.
Мира вглядывалась в огненную реку. Не меньше двух тысяч воинов. И огромные, темные фигуры — тонги? Значит, торговцы Аргора и вправду затеяли что-то серьезное. Смогут ли Ингмар-ри и остальные победить змею света, что выползала из-под полумесяца стен у нее под ногами? И Ари. Он говорил об армии Безликих, с ужасом вспомнила Мира. Тангхен-ри на охоте, тихо ответил зеленый человек у нее в памяти, выкладывая сушеные фрукты на постамент заброшенной статуи. Тангхен-ри на охоте.
На площадку вбежал запыхавшийся мальчик в развевающихся храмовых одеждах.
— Светлая, — он тяжело вдохнул холодный воздух и закашлялся. — Светлая, Великий Бальдр зовет тебя вниз.
Лаувейя вопросительно посмотрела на посыльного, потом обратила взгляд на Миру. Девушка, дрожа, пыталась укрыться от ветра.
— Ты пойдешь со мной.
Пропустив Миру вперед, следом за посыльным, жрица спустилась по лестнице. Мира, стараясь не оглядываться, быстро спускалась по невидимой в темноте бесконечной цепочке ступеней. Лестница, извиваясь, то и дело обегала Башню, и Мира видела в пузырях огромных залов пятна горящих факелов и смутные, расплывшиеся фигуры.
На полпути к подножию, десять пролетов и тысячу шагов назад, посыльный остановился. Впереди стояли девять жрецов в белом меху, с широкими, плещущими на ветру плащами. На поясах у трех из них поблескивали в свете факелов длинные кинжалы, украшенные светящимся в полумраке узором.
— Бальдр-ри, Советница Лаувейя, — посыльный исчез также быстро, как и появился, и Мира осталась напротив огромного Верховного жреца, с застывшей где-то за спиной Лаувейей. Она неуклюже, шипя от боли, свела руки в пожелании светлого дня.
Жрец, как можно было предположить, не обратил на нее внимания. Его тяжелый взгляд обратился на Лаувейю.
— Мать Храма, я не чувствую силы камня. Советники утверждают, что подобранная тобой девчонка и Ронгор, запертый тобой же в скальной тюрьме, похитили ее. Я требую объяснений.
Лаувейя неодобрительно взглянула на Бальдра. Пройдя мимо застывшей на ступенях Миры, жрица со злобой в голосе произнесла:
— Кто из вас думает, что я не способна защитить Храм?
Жрецы отшатнулись, оставив ее наедине с Бальдром в центре площадки. Мира, боясь пошевелиться, смотрела и слушала.
— Кто из вас понимает, что произошло? Ты, Бальдр? А может, вы, Атенир, Гиерран? — она обежала взглядом склонивших головы жрецов и вернулась к Бальдру. — Она может быть только дочерью Хранителя. Я займусь этим, и вы получите силу камня в битве. Девчонка в моей власти и будет там и тогда, где я захочу ее видеть.
Лаувейя вытянула руку, и жар опалил Миру. Она вскрикнула от ужаса, увидев, как длинный, оранжево-красный язык пламени поднялся под ногами и устремился вверх обжигающим ворохом искр.
— Интересно, — примирительно прогудел Бальдр, поворачивая камень на груди. Сердце Ночи мягко светилось в серебряной оправе.
Мира, пораженная, подняла правую руку. Знакомый вьющийся стебель серого тумана, извиваясь, тянулся от нее к белому плащу Лаувейи.
— 26. Зенгар. Небесная дорога -
Зенгар всматривался вперед. Благодаря термалу длинное, раздутое от горячего воздуха тело Летучего змея рвалось вверх, но поток вроде бы ослабевал. Поднимать Летучего змея могла бы, наверняка, и Алхимия Тьмы, но никто не знал, насколько велики ее возможности. Даже Зенгар еще не готов был сказать, что он познал все стороны бесконечной Тьмы.
Корзина покачнулась, хоть и не в первый раз за весь полет, и медленно клюнула носом. Зенгар почувствовал сопротивление ветра грудью и попытался поднять выше строптивую конструкцию, но тщетно. Поток затухал, исчезая. Он почесал подбородок, под колкой щетиной нещадно зудевший, и разжег еще две пластины.
Летучий змей помедлил, словно зависнув в воздухе, но после медленно начал подниматься. Зенгар вздохнул с облегчением — в его планы гибель под обломками Змея не входила.
Дальше — неизвестность. Даже сам создатель не знал и не мог знать, как поведет себя Летучий змей наверху, ведь он всегда летали невысоко. Потоки воздуха над Каменным щитом — яростный ветер, холодный и сильный, или слабый, безвольный инерге в хорошие дни — не позволяли поднять Змея и испытать его. Но Зенгар твердо верил в силу познания, и его глаза, руки и уши запоминали все, что он мог почувствовать в предыдущие дни пути.
Они все смеялись тогда, в лесу, около сдувшегося мешка Змея, он и Бисса, пропавшая Бисса, Бисса спрятанная.
Два дня назад. Или три? На такой высоте легко было потерять счет времени, здесь, над облаками, только переливы белых сияний говорили об оборотах. Но этого допустить нельзя. Зенгар четко вымерил путь, и все его изыскания говорили — цель уже близка. Небесная дорога снова приводила его к цели.
Мимо неслышной стайкой, далеко внизу, пролетели ночные искорки.
Зенгар с удовольствием засмотрелся на открывающийся ниже простор. Прямо под ним, мягко светясь зеленым, раскинулась гуща леса, заканчиваясь полукругом серых скал далеко впереди. За серым угадывалась зеленая полоска — влажный лес, шесть дней пути до которого Зенгар надеялся вскоре преодолеть, и гораздо, гораздо быстрее.
Он улыбнулся. Змей оказался лучше ноггла. Намного лучше.
Вновь появился восходящий поток. Вздыбившись, шкура переваливалась, подогреваемая Ночным огнем, и Зенгар взялся за тяги. Огромная воздушная река властно потащила Летучего Змея вверх, все быстрее и быстрее.
Берегись, говорил отец, ковыряя снег вечным кривым посохом, резкого и быстрого потока. Никогда не знаешь, что там ждет наверху. Здесь Хёд всегда грустно смотрел на низкие облака, нависшие над ледниками Каменного щита. О чем он думал при этом? Теперь уже поздно спрашивать.
Быстрее и быстрее. Вверх. Стало холоднее. На отполированном дереве креплений появились мелкие капельки воды. Зенгар чувствовал, как увеличивается скорость полета, ветер будто упирался в грудь, выдавливая воздух из легких. Внизу мелькнуло небольшое кольцо огоньков, темная колонна — храмовый караван? — тянулась сквозь лес по длинной, извилистой дороге.
Облака медленно приближались.
Ветер снова затих. Зенгар получил небольшую передышку и почувствовал, как отходят от резкого, хоть и привычного напряжения руки. Летучий змей, отбрасывая длинную тень, скользил над редкими деревьями по прохладному воздуху. Зенгар поднял глаза. Ему на мгновение показалось, что высоко, у самой границы неба, мелькнула и тут же исчезла темная лента.
— Тангхен-ри на охоте, — сказал Зенгар встречному ветру, выправляя тяги.
Эти слова не несли для мага особого смысла. Здесь, в краю ветра и облаков, высоко над Дильмуном и его лесами, под горячим дыханием неба, он мог поверить в полет Хранителя над облаками, но не доказать это. А значит, это можно было не учитывать.
