Спасти Ссср

— Товарищ Нишанов... Рафик Нишанович. Я думаю, пора признать, что мы упустили регион, долгое время выдавали желаемое за действительное. Результаты мы сейчас получаем в Афганистане, для простых людей там проповедью справедливости являются не слова партийного активиста, а магнитофонная кассета с проповедью полуграмотного муллы. И люди это слушают, и не только в Афганистане. Приходится признать, что во многих странах сохранилась монархия, в некоторых у власти находятся военно-автократические режимы, тираняшие простой народ не хуже колонизаторов, да еще и настраивающие его против коммунистов и СССР. Все это является препятствием на пути исторического процесса, и одновременно — в любой момент может стать заповедником махровой реакции и религиозного мракобесия, угрожающего даже нам. Меня сильно беспокоит Иран — почему люди поверили не ТУДЕ, а религиозным мракобесам во главе с аятоллой Хомейни, фактически тем же помещикам, владельцам земли, жестоко эксплуатирующим простых безземельных крестьян. И все же крестьяне поверили аятоллам — а не коммунистам, обещавшим землю и освобождение. Что тот же Хомейни может сказать исторически нового? Ничего, он может только сыпать словами из Корана, оправдывая и прикрывая свои непристойные делишки, свои и своего корыстного окружения. Свою корысть, отсталость, злобу. Но почему мы, коммунисты, которые смогли дать людям землю, изгнать помещиков у себя на родине — не можем достучаться до сердец простых людей там?

...

— Товарищ Нишанов. У вас есть в республике грамотные люди. Они коммунисты, но вместе с тем они и мусульмане. Опыт Советского союза — вероятно, является опытом гармоничного сочетания религии и справедливости, которому не грех и поучиться. Но как донести это до простых людей? Как донести до людей ленинские слова, чтобы они стали и их словами?

...

— У вас есть академия наук. Есть МИД. Есть партия. Сядьте. Подумайте, Это поручение вам лично от генерального секретаря. Придумайте — как нам вести пропаганду на Арабском Востоке с учетом местной специфики и не конфликтуя с религией. Что из Корана мы можем использовать, говоря о справедливости? Какими словами мы можем обличить местных религиозных феодалов так, чтобы нам поверили простые люди, поверили и пошли за нами? Подумайте и свои соображения доложите. Со временем не тороплю, но... сами понимаете.

— Все сделаем Михаил Сергеевич...

— Вот и хорошо. А вас лично, через несколько дней жду в Москве... И еще, Рафик Нишанович...

...

— Прошу довести до товарищей — со взяточничеством буду бороться беспощадно. Мы дадим вам шанс улучшить жизнь в своей республике, сильно улучшить. Но если все это выльется в очередные взятки... пеняйте тогда на себя.

Один есть. С правительством сложно, но... подбирать надо. Хоть как.

— А ты молодец... правильно говорить научился.

— Стараюсь.

- Но зря ты отпускаешь вожжи. Зря.

— Это почему?

— Добром это не кончится.

— Слова, слова. Тебе не стыдно, кстати, за то, что ты Рашидова до смерти довел?

— Я его не доводил!

— Довел

* * *

. Довел.

— Он взяточник! Вор!

— Ну не больше других. Я бы даже сказал — меньше. И лучше бы ты разобрался, откуда эта система взяточничества берется...

— Там воды не хватит — под полив

— Спорим — хватит?

— Если люди заинтересованы — всего хватит

— На хлопок никто не пойдет.

— Ух, как тяжело с тобой. То есть надо людей в черном теле держать, чтобы им работа на хлопке раем казалась... так?

...

— Как тебе не стыдно. Михаил Сергеевич. Как вам всем не стыдно. Коммунисты, называется.

На следующий день — ко мне зайдет Болдин. Оказывается, руководство союзной республики вместе с рейсом из Ташкента послало мне кок-чай, целый мешок и передало через представительство. Не знаю, то ли ругать, то ли...

* Заместитель предсовмина по оборонным вопросам и ВПК

** Спецпропуск

*** Горбачев имел самое прямое отношение и к травле Рашидова и к хлопковому делу

Москва, СССР

Кремль

19 марта 1985 года

На вторую половину дня перебрался в Кремль, подписать бумаги, решить накопившиеся дела и посоветоваться. Пока сидел в кабинете Брежнева, под меня начали ремонт. Вызвал Кручину и сказал, что надо закупать персональные ЭВМ. Пришлось долго объяснять, что это такое и зачем это надо. Приказал разобраться и следующий раз прийти подготовленным и с научными работниками по данной тематике. Будем внедрять интернет, для начала в ЦК КПСС. В принципе наработки в СССР есть, но они военные. Сделаем сначала в Кремле, потом будем кидать линии на основные города — а потом рассекретим и сделаем для всех...

— Михаил Сергеевич...

Я подписывал бумаги, наскоро пробегая каждую, напротив сидел Лигачев.

...

— Тут ко мне Николай Ефимович заходил. Чуть не плачет, говорит, мало того что персональные ЭВМ надо закупать, так еще какой то...

— Интернет

— Во-во. Слово то какое. Это ЕГАИС, что ли?

— Ну, примерно так.

— А зачем? Может, поставить вопрос о дополнительных ставках в аппарате.

Я вздохнул

— Егор Кузьмич. Через пятнадцать лет двадцать первый век будет, понимаешь? Двадцать первый. Все, старыми подходами уже не обойтись. ЕГАИС при всех его проблемах был все же прорывным проектом его надо было еще тогда реализовывать. Но не поздно и сейчас. Понимаешь — мы, как ЦК Партии должны выступить инициатором, остальные посмотрят на нас — и захотят так же и у себя. Глядишь — и у нас будет новая, более совершенная чем телефонная связь и телексы система управления. Надо опережать время, а то того и гляди отстанешь.

— Может, ты и прав, Михаил Сергеевич...— по тону я понял, что Лигачев счел это начальственной блажью — я вот с тобой хотел что обсудить. Что будем делать по крупнейшим пароторганизациям — Москва, Ленинград, Украина. Кого снимать, кого ставить.

— Пока никого.

...

— Егор, что за война с кадрами, успеем еще. Ты вот мне лучше скажи — если, к примеру, в магазине выявлен нечестный продавец, или на заводе несун — какую ответственность должен нести секретарь первички?

— Как какую? Выговор объявим.

— Хорошо, а секретарь первички — перед ним конкретно стоит задача бороться со взяточничеством и другими злоупотреблениями? Мы его за что наказываем — за то что свои задачи не выполнил, или просто ради того чтобы наказать и отчитаться — приняли мол, меры!

Смотря на Лигачева, я понял, что он не только меня не понимает, но и насторожился. Правильно, партия — любимое детище...

— Ты извини, Егор Кузьмич. Но давай, как коммунист коммунисту. Вот скажи — можно ли сказать, что народ верит в то, что говорится на партсобраниях, что эти слова действительно руководство к действию, что партия дорабатывает на идеологическом направлении?

...

— Молчишь. Потому что ответ знаешь, только сказать не хочешь. А я скажу. Человек приходит на работу и видит пьяниц, несунов, родственничков начальства устроенных на теплое место. Потом он идет в магазин, видит, что нет мяса — но знает, что для тех, кто знает директора — оно есть. Везде нужен блат. Ребенка в садик устроить, мяса купить...

Лигачев протестующе поднял руку

— Я тебя понял, Михаил Сергеевич, но зачем очернять то так?

— Я не очерняю. Я задаю вопрос — кто должен возглавить войну со всем с этим?

...

— Партия! Партия должна первой взять и начать со всем с этим войну...

Лигачев задохнулся от возмущения

— Да разве ж мы не воюем?!

— Не вижу!

...

— Увижу, когда у всех партийных работников, начиная от секретаря первички и заканчивая генеральным секретарем, главным показателем его работы будет не порядок в бумагах, и не количество выплаченных взносов, а сколько жуликов и паразитов он на чистую воду вывел!

Лигачев сидел какое-то время как оглушенный. Потом покачал головой

— Ох, круто солишь, Михаил Сергеевич. Ты хоть понимаешь, что в таком случае все партийные секретари, от и до будут общими врагами?

— Ну, давай, уйдем в подполье как при царе! Это наша страна, что мы построили? Или уже нет? Сколько можно взятки терпеть!

Лигачев долго молчал, потом сокрушенно покачал головой

— Хотел спросить, не круто ли ты влево забираешь, но...

...

— Я за партию боюсь, Михаил Сергеевич. Понимаешь?

...

— Не знаю, что мы построили. Не знаю. Юрий Владимирович взялся... так только шорох пошел.

...

— А ты не боишься?

Чего бояться то, смерти? Так я уже умер, только этого не знает никто. Умереть просто — бах и всё. Тяжело жить зная, что будет после. Другие то не знают, а я — знаю. Знаю, какое г...о люди. Как они потом будут лгать, предавать, пресмыкаться. Девяностые — это ведь великое нравственное падение нации. Не растление, слишком хорошо мы о себе думаем. Никто нас не растлевал, мы сами себе растлились. Но этого еще никто не знает — и слава Богу что не знает. Иначе нельзя было бы дальше жить с таким омерзением к самим себе.

Я в Америке жил. Видел, что такое гражданское общество — хотя и там оно под конец. Но там оно испортилось потому что было чему портиться. А у нас? А у нас гражданского общества нет и не будет долго. Потому что не бывает гражданского общества там где все — или кидалы или кинутые. Слишком много счетов после девяностых осталось.

— Чего? Как Юрий Владимирович?

Лигачев испугался

— Я не это хотел сказать.

— Нет, Егор Кузьмич, не боюсь. Я не боюсь... я ненавижу. Ненавижу ложь, лицемерие, очковтирательство. Иногда... иногда ненависть... это высшая из форм любви. Из боевой партии, революционной, авангарда рабочего класса — мы превратились в собирателей взносов и распределителей путевок.

...

— Или мы нанесем удар по ворью силами партии, даже не щадя саму партию. Или... люди просто откажут нам в доверии в очередной исторический момент. Мы обратимся к людям — а они отвернутся. Вот что будет.

Лигачев покачал головой

— Дадут же тебе на Политбюро за такой левацкий загиб.

— А тебе?

— А мне и вовсе — не видать Политбюро как своих ушей.

Я посмотрел на календарь. Который день уже у руля?

И?

— Давай так, Егор Кузьмич. Есть две проблемы. Первая — проблемы в экономике. Вторая — проблемы с партией, ее отрыв от корней и лицемерие в отношение насущных и актуальных современных проблем.

...

— Я беру первую. Ты — вторую.

— Как?

— Думай. В Политбюро мы тебя переведем быстро, как только Тихонов на пенсию уйдет.

— На Совмин кого — думаешь?

— Хочу сам.

Лигачев вытаращился на меня.

— Михаил Сергеевич. Нельзя же! Есть решение Политбюро, запрещающее такое совмещение.

О! А я и не знал

Рецидив борьбы со сталинщиной что ли?

Похоже. И что делать.

— Любые решения существуют ровно до того пока есть смысл. Разработаем программу, а там посмотрим.

...

— А ты Егор Кузьмич, думай, что со второй проблемой делать. Люди, методы. Но если мы не покажем народу что партия — это не взносы и санатории, а нечто большее — люди нам этого не простят...

По пути в Ясенево — я продолжал думать о взятках и о ворье.

Собственно, на Западе все просто — есть власть, и есть оппозиция. Оппозиции — по крайней мере, в теории выгодно обличать власть в коррупции, так как это позволит победить на следующих выборах. Ну и чаще всего — самим присосаться, не без этого — но это будет потом. Тот же Кракси который звонил — он от антикоррупционного расследования попросит политического убежища в Тунисе. Хорош социалист, ничего не скажешь — в Тунис сбежал! В Италии кстати — явный пример того что демократия и выборы против коррупции не слишком то помогают. Там правительства чуть ли не раз в год меняются — а коррупция и была и есть. Как говорится, хапнул сам — дай другим...

А мысли тонут... погружаясь все глубже и глубже. Туда где не дыхнуть.

Сталин...

Как то раз я прочитал книгу про Сталина. Каменный мост называется. Эта книга о том, как группа подростков — сыновей деятелей — во время войны решили создать в тылу... нацистский кружок! Все как положено — со званиями, типа рейхсфюрер или группенфюрер, с чтением нацистской литературы в оригинале — Володя Шахурин свободно владел немецким и читал подобное бесконтрольно. Закончилось все — как и следовало ждать — плохо. Убийством.

Так вот, там был один эпизод, проходной. И понимаю, что художественная книга — а запомнил. В этом деле — сильно загрязнились "микоянчики", сыновья члена Политбюро Микояна, у него была многочисленная семья. Понятно, что их не наказали — сослали на год, разогнали по разным медвежьим углам. И вот, в сорок девятом Сталин вдруг спрашивает Микояна — а где у тебя сыновья — те. Микоян струхнул, говорят — учатся, в ВУЗ поступают. И Сталин спрашивает — а достойны ли у тебя дети в ВУЗе учиться...

О как!

Интересный конечно человек был — товарищ Сталин. Неужели он думал, что товарищ Микоян, кавказский человек, семьянин — своих сыновей своим судом судить будет, раз народного на них не нашлось и скажет — не достойны вы хорошей жизни, раз запятнали — будете дворниками.

А ведь думал.

Только вот ошибся кавказский человек, товарищ Сталин — сильно. В земле давно лежит, умер вскоре и умер нехорошо. А эти — вон они. В представительствах в Лондоне, Нью-Йорке, Париже, Женеве. И микоянчики — живы и здравствуют. Третье поколение уже — Стас Намин. Внук того самого Микояна...

В системе нет тех, кто прямо и лично, а не по должности заинтересован в выведении на чистую воду ворья. Сталин то Микояну очень конкретный вопрос задавал, верно? И где ответ?

Но если механизма самоочищения в системе нет — то придумать механизм очищения вполне возможно.

— Товарищи...

Я выступал на коллегии КГБ. Собрали ее за городом, в Ясенево, в актовом заде ПГУ, причем присутствовали руководители всех подразделений.

Выступление было плановым, и КГБшники были горды, понимая, что генсек посетил их почти сразу.

— Вот уже год прошел, как нет с нами товарища Андропова. Юрий Владимирович был для меня не просто старшим товарищем. Он был для меня учителем, наставником. Просто человеком, на которого хочется равняться.

В принципе даже и не вру. Нет и видимо уже не будет в разведке такого человека, как Юрий Владимирович Андропов. И спустя сорок лет, у чекистов будет тост — за Председателя. Председатель будет только один, пояснять тут ничего не надо.

Андропов стал масштабнее даже самого Дзержинского. Именно он превратил чекистов в спаянную делами и дружбой касту. В прототип нового дворянства.

Бороться с этим? Смысл? Эти чекисты — они тоже лучше, чем те, что я видел много лет назад. Еще не испорченные — ни Березовским, ни отдыхом у озера.