Компьютер принес Патрик. Мялся в дверях, пытался встретиться с Францем взглядом, наладить контакт. Франц вдруг отчетливо понял, как умрет Патрик. Его не разорвет на части, смерть закупорит его в его неуклюжем непропорциональном теле с огромным кадыком на тонкой шее.
За окном разошелся ветер. Песчинки застучали по подоконнику. На несколько минут Франц замер перед окном. Он будто чего-то ждал. Неопределенного. Неясного. Возможно, ждал, что мимо окна пролетит фантик или газета? Когда они с Генри ехали к Сабрине Мартинес ветер лепил газеты к ногам женщин и спинам мужчин.
Стряхнув оцепенение, Франц включил ноутбук. Первый же новостной сайт рассказал ему, что Освободительная Армия перекрыла дороги в провинциях. Касто заперся на военной базе. Жители деревни попытались его выкурить оттуда. В столкновениях погибли тридцать человек. Маркус ввел в столице комендантский час с десяти вечера до шести утра. Повстанцы сожгли отель в центре. Два торговых центра. Аэропорт закрыли из-за угрозы взрывов. Поезда тоже не ходят. Банки закрыты, встали заводы. Многие их владельцы покинули страну сразу после сообщения о смерти президента. На границах беспорядки.
* * *
Будучи дальним родственником Себасы, Патрик носил другую фамилию. Вилавила.
В сопровождении трех офицеров Франц и Патрик переступили порог тюрьмы на улице Борхе. Патрик при этом выглядел так, будто отдал бы руку за возможность вернуться к уборке дерьма на ферме.
— Вам лучше не спускаться на цокольный этаж, — шепелявил начальник тюрьмы. Низкорослый с рябым лицом и суетливыми движениями. — Там двери в камерах заклинило.
Лучше не спускаться, сказал он. И все равно протянул респираторы. Судя по запаху дерьма и мочи, двери на цокольном этаже заклинили давно.
В кабинете директора на стенах висели изображения святых и портрет президента. Выбеленные художником белки вечно покрасневших воспаленных глаз притягивали внимание Франца. Он встречался взглядом с портретом отца каждый раз, открывая новый файл. Расход электричества. Воды. Планы тюрьмы. Накладные закупок питания. Список заключённых. Во многих личных досье отсутствовали приговоры суда. Значит ли это, что эти люди попали в тюрьму без приговоров? Директор тюрьмы уходил от ответов на прямые вопросы. Ссылался на потерянные файлы. Сбежавшего заместителя. Недавнюю инспекцию и тайную полицию Касто, которая конфисковала часть личных дел и приговоров. Значит ли это, что в тюрьме сидят люди, которые не значатся в списках заключенных? Франц просмотрел списки персонала. Вернулся к закупкам. Не нашел медицинских препаратов. Значит ли это, что в тюрьме нет лазарета? Конечно, есть, начальник вытер потную шею, шагнул к окну и назад, раскачиваясь как камыш на ветру.
Лазарет оказался комнатой с кафельными стенами и полом, железным столом, который больше походил на разделочный стол мясника, чем на больничную койку. В шкафах, вместо лекарств и шприцов стояли ящики с электродами. Директор часто моргал.
Нацепив респиратор — опять Патрик смотрел и двигался так, будто собирался хлопнуться в обморок, — Франц прошел по второму этажу. В большинстве камер не было кроватей. Дырка в полу, но никакого умывальника. В лучшем случае заключенные сидели на худых матрасах, в лучшем случае на них были джинсы и футболки. В худшем — что-то одно. Или джинсы или футболка. Обуви Франц ни у кого не заметил. Он вздрогнул, когда за его спиной сработала вспышка. Один из трёх офицеров собирал доказательства нарушения прав человека. Для отчета. Для выступления Маркуса в прямом эфире. Для обличения свергнутого правительства.
За решеткой человек в футболке терся подбородком о грязные колени. Его сосед пытался сдуть со лба длинные волосы, закрывающие переплетение шрамов на месте глаза. Возможно, Францу стоило поговорить с заключёнными, но офицер с камерой, то ли Рипон, то ли Рипос, прошел дальше, и Франц бездумно помчался за ним.
Когда они оказались во дворе, Франц проклял свой конформизм и трусость. Над стенами извивалась колючая проволка. Металические сетки делили двор на загоны три на три метра. Зачем? Франц обернулся и увидел, что начальник тюрьмы сбежал, испарился. Как мог Франц не заметить этого раньше? Патрик комкал полы своего кителя. По случаю официальной миссии его и Франца запаковали в парадные мундиры. Идеально подогнанная под размер ткань парила на жаре и ограничивала свободу.
Франц расстегнул верхнуюю пуговицу и приказал принести лопаты. Рипос-Рипон переглянулся с двумя другими офицерами. Франц впервые задался вопросом, какие указания Маркус им дал. Ведь они здесь не только для того, чтобы помогать Францу, но и для того, чтобы присматривать за ним.
Они выстраивали заключенных во дворе, стреляли им в затылок и закапывали на месте, передал Генри слова Луизы. Наверное, Францу стоило заставить копать охранников тюрьмы, но он хотел унизить офицеров Маркуса. Поскольку работали они медленно, через несколько минут Франц тоже взялся за лопату. Они не нашли трупов во дворе тюрьмы. Но это ничего не значило. Ничего не значило, кроме того, что Франц сглупил и забыл о том, что час назад директор сказал, что в тюрьме имеется свой крематорий.
Почему-то найти мертвецов вдруг стало для Франца самым важным.
— Т-т-ты когда-то видел сыновей Себасы? В-в-в жизни? Н-н-на фоторграфиях? Как звали младшего, который сломался и пытался бежать? — донимал Франц Патрика.
— Винсент, — Патрик цеплялся в полы мундира, будто боялся, что его разденут.
Винсент Себаса? Что за глупое сочетание? Бессмысленное сочетание? Такое же бессмысленное, как гнев Франца на Патрика.
В джипе Франц присосался к бутылке воды. Поллитра утолили жажду лишь отчасти и вызвали неприятную тяжесть в животе.
Ведомый мыслью о зарытых во дворе мертвецах, Франц назвал адрес Дома Офицеров. Он был там с Генри и ничего не нашел. Сдался слишком быстро, слишком легко. Не хотел найти. Не потому, что не верил Генри, а потому что не хотел терять то, что имел: установившееся доверие с отцом, проистекающие из этого доверия чрезвычайные полномочия, возможность довести до конца дело о торговле детьми. Найти убийцу девочки. Неделю назад это казалось самым важным.
Теперь важней всего для Франца были мертвецы во дворе Дома Офицеров.
Улицу Сандино перекрыли из-за демонстрации. Джипы поползли по мосту Маркеса и спустились по серпантину Эрнесто Сабато.
Дом Офицеров окружали деревья. Крупные листья, мелкие, недоразвитые плоды. Патрик сделал вид, что не услышал, как затих мотор. Не понял, что уже приехали, и пора выходить. Франц копнул его в голень. Еще одно бессмысленное действие. День был таким угнетающим и жарким, что трудно было удержаться и не соскользнуть в бессмысленность.
В Доме Офицеров они перекопали двор. Привлекли сторожей. И нашли тела. Серая от земли кожа. Черные кровь и волосы. Женская светлая макушка под босыми ногами с отрезанными пальцами. Франц замер на краю ямы.
— Н-нужны перчатки!
Перчаток в джипах не было. Пришлось отправить сторожа в хозяйственный магазин. За перчатками, респираторами, пластиковыми очками. Даже через перчатки Франц ощущал расползающуюся под пальцами мертвую кожу.
— Стоп! — рисунки на коже ему показались знакомыми.
Солдаты вытащили тело женщины и положили рядом с остальными. Двор Дома Офицеров стал маленьким и тесным, мертвецы заняли все свободное пространство.
Франц достал нож и срезал татуировку кинжала с шеи женщины. Никакой крови, как и тогда, когда разорвали тело его отца. Это сходство, а может что-то иное заставили Франца повторить опыт и срезать еще одну татуировку.
Тени вокруг Франца замерли. Подняв взгляд, он увидел, что солдаты таращатся на него с любопытством, а Патрик округлил глаза от ужаса.
— П-Посмотри на этих людей, — сказал Франц. — Узнаешь кого-то? Сыновей Себасы по фотографиям? Кого-то, кого знал? Не может быть, чтобы ты никого из них не знал.
Не может быть, потому что даже Франц нашел здесь ту, кого знал. Гудисон. Амалия или Офелия? Мать Луизы. Что он будет делать с кусочками ее кожи? Сохранит? Заспиртует? Касто сказал, что он допросит родителей Луизы. Он допрашивал их, когда держал Франца под домашним арестом. Когда он убил их? Когда Франц попросил жрать? Когда мучился от бессонницы? Отжимался? Принимал душ? Смотрел, как копошатся в саду шестерки Касто? Когда Касто убил их? И почему Франц, сколько не всматривается в лица мертвецов, не может вспомнить, как выглядел отец Луизы? Может, он выжил? Может, его здесь нет?
На обратном пути, в машине, Франц обнаружил, что все еще не снял перчатки. Все еще держит в руках кусочки татуированной кожи.
— Если ткани не положить в шестиградусный спиртовый раствор, они сгниют, — сказал Патрик. На удивленный взгляд Франца ответил: — я учился на ветеринара. На ферме. Я раздобуду спирт и пробирки в медпункте на базе.
Значит не дерьмо в хлеву разгребал? Почему он вызвался помочь Францу? Помочь с чем? Возможно, Патрика возня со спиртом и тканями притягивала, как знакомое действие из прошлой упорядоченной и простой жизни? Зачем Маркус выдернул Патрика из той жизни? Зачем навязал недоучившемуся ветеринару свои ценности и мертвых родственников? Франц думал об этом, поднимаясь в свою комнату, принимая душ и переодеваясь к ужину. Как и обещал Патрик принес спирт. Вместе, но не глядя друг другу в глаза, они поместили в банку кусочки кожи Амалии-Офелии Гудисон.
К ужину Патрик не вышел. Сорвался? Сломался? Как Винсент Себаса, когда отец Франца запугивал и устранял одного за другим членов его семьи? Стоп, с каких пор Франц верит всему, что говорит Маркус? Он смотрел, как Маркус режет рыбу, отделяет ножом мясо от костей. Лысый череп подрагивал при каждом жевательном движении. Отец Франца не мог не знать о том, как действует Касто. Касто это необходимое зло, сказал он.
— Ты должен приготовить доклад завтра до одиннадцати. Чтобы у моего пресс-секретаря было время внести правки, дополнения, уточнения и подкоректировать.
Склеить из него речь для миллиона телезрителей. Для всего мира. Перевернуть страницу истории.
— Я горжусь тобой, Франц. Ценю твою работу. Сегодня ты доказал, что способен смотреть правде в глаза, — сказал Маркус.
Правде в глаза, Франц крутил эту фразу и так и этак, пока поднимался в свою комнату. Правде в глаза? В глаза правде? Какой в этом смысл? Зная, что все равно не сможет заснуть, он засел за отчет. Нужно просто перечислить сделанное и увиденное. Чтобы не вспоминать расползающуюся под пальцами кожу, не видеть черную кровь, повторять про себя словосочетание "правде в глаза".
Он закончил за полночь. В диспетчерской как раз сменились дежурные. Из лифта, похлопывая друг друга по плечам, вывалились офицеры и рассыпались по плацу. Один постоял, покурил, потом затоптал сигарету. Франц так пристально за ним наблюдал, что заслезились глаза. Когда он зажмурился, стало только хуже. Будто под веки запихали иголки или мелкие камни. Франц вытянулся на кровати. Мышцы гудели, кровь стучала в висках. Несмотря на усталость, он не мог уснуть. К рассвету погрузился в что-то среднее между дремотой и лихорадочным беспамятством. Он знал, что лежит на кровати в своей комнате на базе и мучается бессонницей, и одновременно тонул в хаосе мыслей и видений.
Исследования данных о заболеваемости в семьях больных позволили установить количественное взаимоотношение генетических и средовых факторов в развитии биполярного расстройства. Исследования показали, что вклад генетических факторов составлял семьдесят процентов, а средовых — тридцать. Откуда эта чушь? Какое отношение к Францу имеет биполярное расстройство?
Его отец принимал антидепрессанты. Генри подменил таблетки. Лонарди натаскал его. Кто кроме Лонарди мог знать, какие лекарства принимает президент?
Наследственность. Если наследственность так много значит в жизни человека, значит ли это, что Франца тоже ждет депрессия? Или он унаследует что-то более страшное? Он представил, как обещает помощь Винсенту Себасе, обещает освободить его братьев и мать. Яркой вспышкой память высветила подробности ужасного видео о вскрытии собаки. Только теперь оно не казалось ужасным. В глубине души Франц хотел пересмотреть его. Посмотреть правде в глаза? Голова отца отделенная от тела на крышке гроба. У него глаза тоже были открыты. И Франц смотрел в них. Значит ли это, что он заглянул в глаза правде? Это они? Глаза правды? Глаза мертвеца? Это правда? Раны на ногах Генри. Должно быть Франца они очень удивили, если он запомнил их. Сколько же чепухи он таскает в своей памяти? В себе?
* * *
Нет оправдания власти, которая убивает своих заключенных и пленных. Утром Франц перечитал свой доклад и отдал пресс-секретарю Маркуса. Румяному и спортивному господину Нисману было за тридцать. Перстень на мизинце, яркая машина, запах дорого одеколона, костюм строгого покроя, но из блестящей пуэлиританом ткани. Улыбчивость Нисмана казалась Францу неуместной. Улыбчивость и любопытство, с каким он пялился на Франца.
— Вы хотели бы что-то сказать во время прямого эфира?
Франц покачал головой. До настоящей минуты он и не знал, что будет присутствовать во время выступления Маркуса по телевидению. Оказывается, Маркус все спланировал заранее и посвятил в свои планы Нисмана. Подумав, Франц решил, что подобное развитие событий не лишено логики. Появление Франца рядом с Маркусом в прямом эфире продолжает и развивает политику Маркуса по отношению к Францу. Он трофей, вновь обретенный внук, который полностью и окончательно отворачивается от отца и переходит на сторону деда.
Что он должен чувствовать по этому поводу? Франц не чувствовал ничего кроме усталости. За завтраком у него кружилась голова, на уроках он спал с открытыми глазами, в обед Маркус вызвал его к себе.
Оказывается, на парады и официальные выходы адъютантам генерала полагалось носить особую форму. Красному кителю было самое место в музее, его носили личные гвардейцы первых Лумбийских правителей, до тех пор пока сто лет назад армия не отказалась от красного в пользу синего и зеленого.
Красный китель подчеркивал бледность Патрика. Франц чувствовал себя в нем, как игрушечный солдатик. Таким он по сути и был. Игрушечный солдатик генерала Маркуса. Впервые за день Франц испытал злость и раздражение. Машина двигалась по городу слишком медленно. На тротуарах собралось слишком много людей. Все показывали пальцами на джипы с эмблемами ВВС Лумбии. Полная звукоизоляция салона не позволяла услышать, что люди говорят. Несмотря на кондиционер в салоне было жарко. Партик постоянно поправлял тесный воротник. Маркус перечитывал речь. Франц положил руки на колени и следил за тем, чтобы пальцы не дергались, не сжимались и не разжимались кулаки.
Телестудия напоминала пирамиду на возвышении. К входу с четырех сторон вели широкие лестницы. Стены первого этажа были полность стеклянными. За стеклом сновали люди, центром хаоса был эскалатор в холле. Охрана Маркуса оттеснила журналистов на лестнице. Руками в белых перчатках солдаты освободили путь и растолкали самых нетерпеливых: мужчину в майке с гербом Лумбии(Феникс расправляющий крылья), женщину в красном пиджаке. Чуть жестче ткань, и она могла бы сойти за древнего гвардейца или адъютанта Маркуса. Происходящее угнетало Франца. Лестница эскалатора ползла мучительно медленно. Студийный свет резал глаза. Столы с микрофонами напоминали разделочный стол в лазарете тюрьмы. Пыточный? Девушка, прикрепившая Францу на китель микрофон, пахла цветочными духами. Экономя силы, он не стал возражать. Он насчитал в студии семь камер. Одна целилась сбоку ему в висок. Остальные выглядели, как открывшие пасти дикари. Щуплый ведущий крутился вокруг Нисмана. Тот улыбался, переступал с ноги на ногу. Оба будто танцевали непонятный ритуальный танец.
