— Восемь колец? — удивилась Эмма.
— Перстней, — уточнил Феликс и поправил. — С тем, что в самой середине, их девять. Хм, интересно. Сделано явно для группы людей. Может клуб?
— Или Камелот, — сказала Эмма. — Подставка круглая, сделана из камня.
— Что? — не понял парень.
— Ну, Камелот. Король Артур, рыцари круглого стола и т.д.
— Гвиневра, которая любила сразу двоих...
— Что? — воскликнула Эмма, уставившись на него.
— Мне кажется, что они не такие древние, Эмма, — сказал Феликс. — Уж очень качественно обработаны.
Отец Феликса имел небольшую сеть ювелирных магазинов во Франции. И сам Феликс тоже неплохо разбирался в украшениях. Решив убедиться в своих словах, он потянулся к тому перстню, что был в самой середине подставки, намереваясь рассмотреть его поближе, но внезапно передумал.
— Нет, — сказал он. — Пожалуй, не стоит!
— Да уж, не хочется откачивать тебя полночи! — усмехнулась Эмма и потянулась к украшениям. — А я попробую.
Она спокойно взяла и вытянула один. Как и в оставшиеся восемь — все из белого золота, в него был вправлен небольшой кусочек дерева.
— Необычно, правда? — спросила Эмма, проводя пальцами по ветвистому плетению.
— Я бы сказал, что это странно, — заметил Феликс. — Вместо дерева вполне сошел бы бриллиант в шесть-семь карат. Кому пришло в голову испортить такую потрясающую оправу?
— Может быть тому, кто не особо ценил материальные богатства, — предположила Эмма, убирая перстень обратно в коробку, а её на место в сундук.
— Вот вам и сокровища, ради которых люди готовы убивать.
— Не знаю, Фел. Я почему-то уверена, что охотники ищут не это.
Эмма аккуратно сунула сундук под кровать. Следом она уложила и прикрыла бумагами свиток. Полотенца висели на стуле и, сложив их в пакет, Эмма бросила его у двери.
— Завтра нужно будет незаметно отнести их обратно, — объяснила она. — У мамы каждое на отдельном счету.
— И это сказала девушка, которая держит под кроватью целое состояние! Даже с деревяшкой эти украшения представляют большую историческую и конечно же материальную ценность.
Феликс весело рассмеялся и откинул голову на кресло. Эмма стояла вдали от камина и опиралась о стол. Свет в комнате был выключен, горел лишь тусклый ночник, да пламя камина освещало небольшую её часть. Эмма посмотрела на своего парня: он сидел на полу у самого огня, облокотившись спиной о кресло, и наслаждался последними минутами уходящего года. Она любила читать в этом кресле по вечерам. Феликс улыбался, и тени от пламени танцевали у него в волосах. Он был таким красивым и загадочным в этой своей легкой улыбке направленной в никуда. Эмма сделала глубокий вдох и оторвалась от стола.
— Уже поздно, — сказала она, опускаясь рядом. — Думаю, нам пора ложиться спать.
— Да, конечно, — сказал он вставая. — Я уже ухожу.
Огонь в камине полыхнул сильнее и затрещал. Так бывает, когда костер готов потухнуть. Парень вздрогнул, почувствовав, что она удерживает его руку.
— Феликс, — сказала Эмма, и он заметил, как дрожат её губы. — Я сказала: нам пора спать...
Огонь в камине догорал. И он задался вопросом: куда исчезает душа пламени, когда тот гаснет, выбрасывая в воздух последние искры? Ответом был яркий отблеск в её глазах — вот где возрождается его жизнь. Не в силах сопротивляться этому магнетизму, он опустился к ней и привлек к себе.
— Останься со мной, — прошептала она, зарываясь лицом в его волосы. — Останься до утра...
Пламя в камине погасло, чтобы разгореться теперь между ними. Он нежно прикоснулся губами к её шее. И ей показалось — она разучилась дышать, когда лямки её платья скользнули с плеч. И снова, когда они поднялись с ковра, и оно бесшумно упало к её ногам. Наслаждаясь этим пьянящим притяжением, Эмма расстегнула рубашку. И она мгновенно оказалась на кресле, куда спустя минуту страстных поцелуев упали его брюки.
— Ты горишь, — прошептал он, прижимая Эмму к себе.
Его сильные руки подняли её и, не отрывая взгляда, они опустились на мягкое покрывало кровати. Их ноги переплетались. Её руки помогли ему избавить свое тело от лишних деталей, не оставляя ни один сантиметр без пьянящей теплоты. Обдувая каждый свой поцелуй, он двигался медленно, с каждым разом, ощущая под собой её трепет. Это было нежно, страстно, непередаваемо красиво. Словно мозаика бытия сложилась в узор вселенной и звезды закружили двоих в вихре их собственного космоса. И она бы не смогла сказать точнее. Она не знала как, она просто не могла говорить. Чувства, ощущения переполняли, и Эмма улыбалась, сквозь слезы истинного удовольствия.
— Люблю тебя... — вырвалось у неё в момент, когда легкие заработали вновь, и она смогла сделать выдох.
Она слышала его прерывистое дыхание. И она знала, что, положив голову на её грудь, и крепко обнимая её обнаженное тело, он тоже чувствует это. Приподнявшись над ней и нежно поцеловав её губы, Феликс прошептал:
— Больше жизни!
Они уснули вместе, в одной постели, обнимая друг друга всю ночь. Влюбленные и безмятежно счастливые. Снег больше не падал, и небо нового года дарило лунный свет, отражаясь в каждом предмете небольшой комнаты. Звезды улыбались им. И лишь боль ложной потери, терзавшей сердце молодого мужчины за окном, наполнила влажным блеском черные, словно ночь глаза.
Гл.16 . "Я люблю тебя"
Любовь, ты сердце вьюжное растопишь в злую стужу. Душа исполнена томленья и тоски... Любовь прекрасна, если рядом тот, кто нужен, А нужен тот порой, в ком вовсе нет нужды...
Скорпианна
* * *
ХVIII век...
"Я не знаю, как так вышло, что из средства к достижению цели она превратилась в человека, который стал моим частым собеседником на светских вечерах. Её индивидуальность поражает меня, её сила духа заставляет испытывать уважение к этой хрупкой женщине... Мы часто говорим о жизни. Она делится со мной своими надеждами, тайнами. Ей снятся странные сны... Во многих из них она видит звезды, и... она утверждает, что, еще в детстве, в них она видела меня... но, что еще более удивительно, она видит ключи! Со дня нашего знакомства прошло уже пять лет, семь месяцев и двадцать один день... Я не хотел этого... Я не думал об этом... Сегодня она сказала: "Я люблю тебя"... И, я вдруг почувствовал, что моя душа взлетает высоко к небесам, и лишь мое сердце осталось накрепко привязанным на земле — в её руках... А потом иллюзия рухнула... я вспомнил, кто она, зачем она и что с ней будет. Я очнулся и заявил ей, что она никогда не привлекала меня и что негоже даме в её возрасте так открыто выражать свои чувства. Холодно попрощавшись, я оставил её и пошел прочь не оглядываясь, но сердце мое испытало доселе не ведомую муку... Будь проклята та старая цыганская ведьма! "
(Александр Стеланов-Фортис)
— Вы когда-нибудь встречали утро, проснувшись в объятиях любимого человека? Если да, то вы поймете, какие чувства испытала Эмма Керн, открыв глаза и сразу же окунувшись в океан теплоты серо-голубых глаз. Счастье и восторг, любовь и нежность, гордость и обожание — этот коктейль наполнил её душу и заиграл в сердце радугой наслаждения.
— Люблю тебя, — сладко прошептала она, растворяясь в предрассветном поцелуе.
Его кожа, обнаженная и теплая накалялась от её дыхания и сердце, взволнованное, начинало биться чаще, лишь только её губы касались его.
— Я все еще не могу поверить, что ты со мной, — прошептал он.
Его нежный голос по утрам и согревающие объятия рассекали рассвет вот уже полтора месяца. По началу, соседи по комнате подтрунивали над ним, предлагая перебраться к ней насовсем, но спокойная реакция парня, его святящиеся жизнью глаза и улыбка вскоре убедили всех в тщетности подобных выпадов. Все это разбивалось об него как о стену, ведь каждое утро, засыпали ли они потными от счастья или просто глядя в глаза друг другу, он получал от неё заряд эмоций, направленный на него комбинацией из десяти заветных букв: я люблю тебя.
— Я люблю тебя, — тихо сказал он, и Эмма снова погрузилась в сон.
Это было очередное утро, которое они встретили вместе. Очередное, но особенное, потому что это было утро четырнадцатого февраля — день всех влюбленных. Когда, парой часов позже, она проснулась и открыла глаза — Феликса уже не было. Поднимаясь, она ощутила, как что-то скатилось с подушки и уткнулось ей в руку. Взяв коробочку из красного бархата, Эмма подняла с подушки и поднесла к лицу алый бутон. Запах роз всегда поднимал ей настроение и этот подарок не стал исключением. Отложив цветок и, открыв коробочку, она не смогла сдержать эмоций:
— Господи!
Внутри, на мягкой атласной подушечке, лежал браслет, выполненный из трех видов золота, который девушка сразу же взяла в руки. Плетение было такое мудреное и красивое, что она не сразу обратила внимание на внутреннюю гравировку. "От Феликса, с любовью" — гласила надпись и, прижав его к груди, Эмма расстегнула застежку и надела браслет на левое запястье.
В дверях её настигла Джессика. Она подлетела к дочери и, схватив её за руку, как сорока уставилась на новое украшение. По восхищавшись с минуту, мать отпустила её, и Эмма поспешила выйти. Но открыв дверь, она увидела на пороге парня с охапкой роз, которая оказалась двумя букетами; оба предназначались госпоже Керн.
— Похоже, не только у меня есть поклонники, — подмигнув, Эмма передала матери цветы и направилась на занятия.
На улице было необычайно солнечно, и это оказалось еще одним замечательным подарком праздника всех влюбленных. Утреннее февральское светило отражалось в каждом кристалле белоснежного полотна, которое сверкало в его лучах словно море алмазов. Эмма подняла глаза и тут же зажмурилась. Она и не ожидала, что после снегопада, обрушившегося на поместье вчерашним вечером, утро окажется таким прекрасным. Но, наслаждаться им в том же духе было чревато опозданием, и Эмма поспешила к подругам.
Первой парой стояла история мировых религий у профессора Йотовича, маленький рост которого отнюдь не отражался на славе о его суровом отношении к опоздавшим. Макс рассказывал ей о том, как на первом курсе они с Феликсом и Ричардом зашли в аудиторию со звонком и в наказание он заставил их провести всю пару стоя у дверей.
— Где ты ходишь? — заворчала Лилиан и, схватив её за руку, потянула к входу в академию. — Надо бы надавать Феликсу как следует, за то, что он не дает тебе выспаться.
Мориса хихикнула.
— Эй, ты что завидуешь? — с притворным возмущением проговорила Эмма.
— Конечно, завидую! У меня же нет собственных апартаментов.
До пары оставалось пять минут. Студенты, проходящие мимо них в аудиторию, несли с собой то цветы, то коробки с конфетами.
— Кстати о подарках! — Лилиан взяла её руку и закатила рукав пиджака.
— От Феликса, с любовью, — прочитала Мориса. — Я так рада, что у вас все хорошо! — Сказала она, обнимая Эмму. — Перед новым годом, было больно смотреть, как он переживал вашу размолвку... Я знаю своего брата как никто другой, и могу поручиться: он действительно любит тебя, Эмма.
— Да, — улыбнулась девушка, — и я тоже люблю его.
Лилиан захлопала в ладоши.
— Как маленькие дети! — произнесла она, промокая уголки глаз. — Но день Святого Валентина всегда заставляет плакать.
— И, когда кто-то плачет от счастья, получив долгожданное признание от объекта своей страсти, то другой ревет о горечи несбывшихся надежд.
Из-за угла вышел профессор, и девушки метнулись в аудиторию.
— Не всем везет, — заметила Лилиан, заходя внутрь. — И не только в любви.
Ряды были забиты битком и, похоже, свободных трех мест рядом друг с другом им не найти.
— Керн, — послышалось слева, и Эмма повернулась на крик.
В шестом ряду слева она заметила Соболеву, которая жестом позвала их к себе. Переглянувшись, подруги поднялись и заняли свои места рядом с дочерью ректора.
— Спасибо, что придержала их для нас, — поблагодарила Эмма, выкладывая вещи на стол.
— Не за что, — ответила та, будто не причем. — Мне просто нужно было с вами поговорить.
— А-аа, — протянула Лилиан, — теперь ясно.
Профессор объявил о начале занятий и все студенты, в том числе и Эмма, открыли конспекты.
— Сегодня мы поговорим о древней Европе на рубеже двух эр.
Предвкушая одну из наискучнейших тем, Эмма решила опустить предисловия и обратилась к Соболевой:
— О чем ты хотела поговорить?
Кира отложила ручку и сложила пальцы в замок.
— А ты догадайся.
— Хорошо, — вздохнула Эмма, — о чем именно?
— Как дела с переводом?
Не нужно было читать мысли, чтобы понять, о каком переводе шла речь, и на мгновение Эмме захотелось рассказать Соболевой обо всех деталях касающихся их находок, но все же делать этого не стоило, по крайней мере сейчас. Поэтому, она лишь шепнула ей, что свиток, ровным счетом, как и перстни, все еще остаются для них загадкой.
Эта небольшая ложь во благо была наполовину правдой, ведь они так и не смогли понять, на каком языке написан текст. Вивиен перерыла почти весь учебный фонд академии, но ничего похожего не нашла. А вот с украшениями была другая история.
Когда они с Феликсом принесли все добро на первое цельное собрание, и показали то, что находится в сундуке, Альгадо изъявил желание забрать себе один из перстней, который, по его мнению, по праву принадлежал ему. Убежденность его строилась на том, что на украшении была выгравирована буква "Д". Он решительно оттолкнул Феликса и схватил кольцо с подставки, но в миг, когда пальцы коснулись металла, его руку словно отбросило в сторону и, стиснув зубы от боли, он прижал её к груди. К слову, никто не услышал бы его крика за пределами конюшен, но какой бы это был Альгадо, без их фамильной выдержки и безграничной гордости. Демиен снес все молча, зато Макс и Лилиан заголосили похлеще Феликса, которому не зачем было сдерживаться в её присутствии, а после них никто, кроме Вивиен не решился повторить это. Как и её предшественники, Вив вскрикнула и резко отдернула руку.
Однако позже, девушка пришла к ней домой и рассказала, что сымитировала боль. Она вновь дотронулась до перстня и спокойно надела его на указательный палец правой руки. Решив, что она тоже обладает иммунитетом, как Эмма, Вивиен потянулась к остальным и, после серии неудачных попыток, стало ясно, что дело здесь вовсе не в иммунитете. И, проверив свое предположение на Максе и Лилиан, они нашли ответ. Каким-то немыслимым образом, каждое украшение реагировало на чужое прикосновение атакой, тогда как хозяин мог не опасаясь, делать с ним все, что угодно. Каждому из обозначенных членов "Созвездия" пришелся впору тот или иной перстень, и оставалось только три, два из которых точно должны были принадлежать Соболевой и Альгадо.
Вот в этом-то и была её дилемма: Эмма сомневалась, что скрывать это от них — правильно. Но, так решило большинство и ей ничего не оставалось, как поддержать своих друзей. С тех пор, как из-за её секретов они потеряли Виктора, Эмма решила следовать исключительно общим решениям.
