— Почему вы не попросите Громова перешерстить те секции, которые нам не доступны или он все еще дуется на вас?
— А ты? — громко спросила Лилиан. — Ты уже смирилась с мыслью, что твой отец — предатель?
Кира вздрогнула, и Эмма слегка пнула Лилиан под столом. Она собиралась сказать Кире пару слов, чтобы смягчить бестактность подруги, но была прервана строгим замечанием профессора:
— Можем я, и ваши коллеги узнать, о какой из религий обозначенного темой периода развития Европы идет речь в вашей беседе? Мисс Керн? Нет, не скажете? Тогда возможно мисс Соболева желает ответить?
Девушек словно парализовало. Варианты ответов крутились в голове, но они ничего не могли сообразить.
— Скажи что-нибудь, — зашипела Кира сквозь сжатые зубы, но Эмма продолжала хлопать глазами.
— Могу я ответить, профессор?
Если бы решившаяся прийти на помощь Лилиан посмотрела бы сейчас на соседок, она наверняка утонула бы в океане искренней благодарности.
— Прошу вас, мисс Брейн.
Профессор вышел из-за кафедры и, оперевшись о стол, засунул руки в карманы. — Просветите нас.
Аудитория затихла, все знали о строгом нраве профессора, и им было интересно, сможет ли выкрутиться смелая мулатка, взявшая огонь на себя. Но, Лилиан не была бы той Лилиан, которую успела узнать Эмма, если бы не смогла заболтать его до смерти.
— Профессор, — начала девушка, — я прошу прощения за то, что мы нарушили ход изложения, но дело в том, что ваша лекция оказалась такой интересной!
— И что же именно вас так заинтересовало мисс Брейн? — настаивал Йотович и его маленькие глазки заблестели в предвкушении её поражения.
— Не на ту напал, — хихикнула Мориса и Лилиан, улыбнувшись, продолжала:
— По-моему, романизация так называемых варварских народов Европы начала первого тысячелетия до нашей эры заслуживает особого внимания, — с интересом проговорила она. — Насколько мне известно, одним из выдающихся народов были кельты, легенды о которых и по сей день волнуют умы историков.
Аудитория затаила дыхание.
— Вам, правда, интересна тематика? — спросил профессор, и в его голосе Эмма уловила нотки недоверия.
Вопрос был обращен к ним с Кирой, но вместе с ними закивали и все остальные.
— Что ж, — мужчина оглядел аудиторию, и казалось, остался довольным. — Раз всех вас так интересует кельтская цивилизация, я готов задержаться на ней подробнее, хотя и считаю, что это рвение основано на духе романтизма, которым её окутывают легенды, сложенные, кстати, далеко не современниками и уж тем более не самими представителями этой удивительной народности. И я с удовольствием развею парочку мифов, относительно их жизни.
Студенты облегченно вздохнули: профессор вернулся за кафедру, не испив крови, а значит — заглотил наживку.
— Так вот, — начал он. — Многие верят, что кельты безропотно сдались Римлянам, но это не так. Они были грозой Европы многие годы, их воины имели особую подготовку, благодаря учениям Друидов...
— Простите, профессор. Скажите, а, правда, что кельтские жрецы-Друиды практиковали в своих ритуалах человеческие жертвоприношения?
Аудитория вздрогнула: студентка попытавшая счастье и выигравшая джек-пот снова поставила туда же. Профессор, казалось, нахмурился, но к всеобщему удивлению не выставил наглую девушку вон. Напротив, Эмме даже показалось, что по лицу его скользнула легкая ухмылка. И, тем не менее, что бы он ни думал, а вслух все услышали ответ на очередной вопрос Лилиан Брейн.
— По поводу культуры и всей кельтской цивилизации существует множество предубеждений. А дело тут в том, что мы — историки, имеем в своем арсенале лишь три источника информации: археологические свидетельства, свидетельства греческих и римских писателей о кельтах, и это так же идеи друидизма, озвученные антиквариями XVII и XVIII веков, чьи теории до сих пор будоражат умы писателей фантастов и не только.
Многие авторы специально романтизируют образ этого поистине интереснейшего и загадочного народа, но одно я могу сказать точно: кельты были воинственны. Их страшилась вся Европа. И не зря, потому что со своими врагами они расправлялись без тени сомнения, жестоко и беспощадно. В бой древние кельты шли голыми, покрывая татуированное тело синей краской, а волосы известью. Согласитесь, один вид голого синего войска кого угодно привел бы в ужас.
Аудитория дружно рассмеялась. Лектор тем временем продолжал:
— Но это мы говорим о завоеваниях, а жертвоприношения — это скорее религиозная, нежели военная тематика. Кельты имели обширный пантеон богов и верили в реинкарнацию. Друиды — старейшины племен, которых было не мало, ведь известно, что кельты были разрознены, — решали все вопросы на уровне религии и действительно практиковали человеческие жертвоприношения. Но подлинных свидетельств тому нет, и по дошедшим сведениям они проводились лишь в самых крайних ситуациях, когда над всем народом нависала смертельная опасность.
— А могли эти жрецы принести в жертву человека или группу людей с целью спрятать что либо? Например, богатства своего народа?
— Не думаю, — он снял очки и потер переносицу. — Друиды дорожили в первую очередь знаниями, именно они имели цену. Вот за них, за сохранность священной тайны, я полагаю, друиды вполне могли вырезать целые деревни. Поэтому жрецы не вели записей, все, что они передавали своим ученикам, давалось в устной форме, дабы не раскрыть тайну непосвященным.
Решив, что этого достаточно, профессор оставил тему кельтов, и продолжил лекцию, до конца которой никто из девушек больше не решился привлечь его внимание.
Когда прозвенел звонок, и все засобирались, из тетради Соболевой выпала валентинка. Заметив это, Лилиан быстро подняла её и передала блондинке.
— Кому именно?
— В смысле? — Кира сделал вид, что не поняла вопроса.
— Да брось, — улыбнулась Лилиан, — кому пишешь?
— То, что нас объединяет общая проблема, Брейн, не означает, что мы — подруги! — надменно ответила та, выходя из аудитории.
— Вот и поговорили, — вздохнула Эмма и, попрощавшись с девочками, направилась на следующую пару.
Корпус их факультета был украшен цветами и вырезанными из красной объемной бумаги сердцами и белыми ангелочками с луком и стрелами. Мишура и аромат роз вперемешку с другими цветочными запахами служили отличным антуражем самому романтическому празднику всех времен. Ванесса, как их староста, постаралась на славу и, поднимаясь, Эмма успела хорошо оценить её стиль и организаторские способности. Девушка сделала все, чтобы этот праздник запомнился всеми надолго и оставил приятные впечатления.
Сегодня пара по социологии проходила в их классном кабинете на третьем этаже. Зайдя внутрь, Эмма сразу же поняла, что Рудова сегодня еще менее адекватна, чем обычно. Яна сидела за партой и покрывала поцелуями валентинку. Закончив этот ритуал, она, наконец, заметила присевшую рядом подругу и улыбнулась.
— Кому пишешь? — спросила Эмма и тут же пожалела, ведь ответ был очевиден, а разговор неизбежен.
— Любимому, — ответила Яна глядя сквозь неё полными от восторга щенячьими глазами.
Она достала из тетради вторую валентинку бордового цвета.
— Что это?
— От него, — улыбнулась девушка и повторила ритуал с поцелуями.
— Ооо, — простонала Эмма, выхватывая валентинку, — перестань быть такой глупой! Здесь и намека нет на то, что её прислал Альгадо.
— Конечно, нет. Ведь это анонимка, — Яна выхватила предмет спора из рук подруги. — Только я все равно знаю — это он, я чувствую.
— Яна, — начала Эмма, — на физмате учится около...
— Не надо! — девушка прикрыла рот подруги своей ладонью. — Не хочу, чтобы ты разубеждала меня.
— Чего же ты хочешь? — спросила Эмма, которую злой рок, словно магнит, притягивал все ближе и ближе к моменту расплаты за любопытство. Еще миг, и он впечатал её в действительность.
— Помоги мне написать ответ.
Если бы она могла позволить себе заорать во всю глотку, серены позавидовали бы мощности её децибелов, но вместо этого, язык почему-то выдал:
— Хорошо, — не веря в то, что она собирается сделать, Эмма достала из сумки свой блокнот и, открыв последнюю страницу, стала сочинять стихотворение.
Казалось, работа займет уйму времени, но оно далось ей необычайно легко. Эмма даже не заметила, как настрочила целое восьмистишие и, положив его перед подругой, она решила, что пора бы и лекцию записать. Но, охи-вздохи соседки не давали сосредоточиться, устав перечеркивать слова она закрыла тетрадь.
— Что не так?
— Не так? — переспросила Яна. — Что ты, это прекрасно! У тебя талант.
— Переписывай уже, — тихо сказала Эмма, заметив, что преподаватель кидает на них сердитые взгляды. — И не смей говорить кому-либо о том, что это я написала. Не хватало еще, чтобы все подумали что я...
— Не волнуйся, никому не расскажу, — заверила Яна. — Я же не хочу, испортить ему настроение.
— Ах, ты, — возмутилась было Эмма, но тут же смягчилась. — Сказала бы я тебе кто ты, но мне нужно спешить на астрономию, чтобы признаться своему мальчику, что я люблю его. Кстати, там будет и объект твоей страсти. Если хочешь, я передам валентинку прямо в руки.
— Правда? — с надеждой спросила Яна.
— И не мечтай!
Довольная выражением лица подруги, Эмма поспешила на следующую пару.
Академия гудела, студенты продолжали поздравлять друг друга, и даже преподаватели не остались без внимания. Поднимаясь на четвертый этаж, она думала, что не перестанет удивляться обилию лент и цветов, которыми были украшены перила и решетки на окнах между лестничными проемами.
Она только ступила на первую ступеньку ведущую на нужный этаж, как раздался голос по радио. И этот голос, твердый и уверенный со всеми, нежный и ласковый в разговоре с ней, она не перепутает ни с чьим другим.
— Внимание! Я прошу минуту внимания! — разнесся по всей академии голос Феликса. — Я здесь, чтобы поздравить мою девушку — Эмму Керн, с днем Святого Валентина. Эмма, я надеюсь, ты слышишь меня, потому что я заперся в радиорубке ради того, чтобы сказать — я люблю тебя Эмма! Я люблю тебя так сильно, как никто и никогда! Вся моя жизнь до тебя кажется теперь незначительным эпизодом, но ты приехала, и она заиграла всеми цветами, переливаясь как алмаз в лучах, которыми ты согрела меня. Я люблю тебя Эмма, и я готов сказать это всему миру, и я хочу говорить это тебе каждый день. Я люблю тебя, и я счастлив от одной только мысли, что ты — моя девочка!
Сегодня день влюбленных, и это наш день, потому что я люблю тебя всем сердцем и душой, я люблю тебя каждой клеточкой, каждой частичкой вселенной. Я люблю тебя за то, какая ты есть и за то, какой ты не можешь быть. Я люблю тебя, потому что не могу не любить, и я точно знаю, что не смогу без тебя, ведь ты стала моей жизнью! Я люблю тебя, Эмма!
Когда он закончил, она еще пару минут стояла на лестнице и улыбалась, прежде чем вспомнила, куда шла. Их группа, а она уже считала её своей, встретила Эмму бурными аплодисментами.
— Не ожидал, что Штандаль способен на такое! — признался Сергей.
Эмма знала, что этот парень часто тусуется с Альгадо, и вроде как претендует на место его друга. Она бы хотела испытывать к нему раздражение, но факт того, что слово "друг" в понятии "золотого мальчика" было извращено до "член личной свиты" и сам он навряд ли считал другом кого бы то ни было, желание проигнорировать высказывание улетучилось. Вместо этого, она повернулась назад и приветливо улыбнулась парню.
— Я тоже не ожидала, — сказала она. — Кажется, мне очень повезло! Верно?
— Думаю, и ему тоже! — улыбнулся Сергей.
Взгляд Альгадо, брошенный сначала на парня, а потом и на неё саму, заставил Эмму отвернуться. Заходя на территорию врага, можно было ожидать, что он не оставит эту вылазку без внимания. И она просто решила не давать ему такой возможности.
Ожидая Феликса, Эмма достала из сумки припасенную валентинку и начала писать. Слова легко собирались в строки, которые она искусно влетала в полотно своего любовного послания. Она любила писать. Никто не учил её, как слагать рифмы и использовать ту или иную форму и размер стиха. Эмма писала, не задумываясь о теории, она писала от сердца и знала — это единственное правило.
Когда все было готово, девушка бережно свернула открытку и положила на парту рядом с учебником. Сейчас она откроет сумку и уберет её до того момента, как Феликс зайдет в эту дверь и с улыбкой сядет рядом с ней. Потом он поцелует её, не обращая внимания на кого бы то ни было. Затем начнется пара, и он сосредоточится на лекции. Он всегда очень серьезно относится к каждому занятию. Вот тогда она достанет валентинку и незаметно подложит в его папку. Он найдет её только на следующей паре или вечером, когда будет разбирать папку, готовясь к завтрашнему дню. Эмма мечтательно улыбнулась. В этот вечер она собирается приготовить романтический ужин в своей комнате. И, если он так и не найдет это послание, не беда: она помнит все, что написала и повторит ему глядя в глаза.
Задумавшись, она совершенно ушла от реальности, в которой было одно очевидное явление: если солдат задремал на поле боя, его песенка спета...
— Как мило! — прозвучало у неё над головой.
Эмма подняла глаза и увидела все ту же ухмылку. Демиен махнул валентинкой перед её носом и опустился на край парты.
— Внимание, друзья! — громко сказал он. — Все вы недавно слышали признание мистера Феликса Штандаля, обращенное к мисс Эмме Керн. Так вот...
Эмма вскочила и попыталась отнять свое творение, но Альгадо быстро исключил эту возможность. Он обхватил её свободной рукой и прижал к себе, блокируя тем самым обе руки в локтевой зоне. Все, единственное, что она могла сделать, это боднуть его головой, но это не принесло бы должного результата. Она сама рисковала получить сотрясение о его ключицу.
— Ненавижу, — прошипела Эмма глядя на него снизу вверх.
На секунду ей показалось, что огонек в карих глазах дрогнул.
— Благородное чувство, Керн, — едко заметил Демиен. — Вот только ты на него не способна.
О, как же он ошибался. Она способна, еще как способна, и прямо сейчас она испытывала это чувство по отношению к нему. Она мечтала о том, чтоб он растворился в своей собственной желчи, сгорел в своей наглости и утонул в пучине своей бесчеловечности. Эмма собиралась продолжать перечисление того, что бы она хотела сделать с ним, но в этот момент в аудиторию вошел Феликс, и счастливая улыбка тут же исчезла с его лица. Отбросив её от себя, Альгадо блокировал удар и двинул ему так, что Феликс отлетел на несколько метров.
— Тише, дружище! — смеясь, воскликнул он, когда поднявшись, он снова двинулся в его сторону. — Керн, ты бы угомонила своего Цербера. — Бросил он девушке, когда Эмма удержала друга от очередной попытки врезать ему. — Я всего лишь хочу восстановить справедливость.
