— Благослови тебя боже, — шептала женщина, вся в слезах, видя, как фигурка девушки растворяется в безликой присоске-пасти чудовища. И тут сверху над ее головой пространство озарилось светом и червь замер, пораженный, а затем начал отступать назад. Женщина подняла глаза наверх и увидела сияющую фигуру с мечом, спускающуюся к ней, и вновь заплакала, но уже от счастья, потому что понимала, что в руках своих он держит ее избавление. Когда сильная рука потянулась к ней, она без колебаний протянула свою, и ладони, сомкнувшись, загорелись словно бы обе, и тело страдалицы будто сделалось невесомым, и, оторвавшись от страшной пустынной земли, воспарило в воздухе, и стало подыматься все выше, покинув место печали.
— Девушка, — шептала женщина, указывая свободной рукой вниз, — там девушка, — но ангел не слышал ее — он нес освобожденную душу к свету.
Она очнулась среди обнаженных тел, но не знала, кто она. Вокруг лежали такие же, как она: те же руки, ноги, переплевшиеся друг с другом, спящие лица, спутанные волосы. Она кое-как выбралась из груды тел и поплелась в неизвестном направлении. Мир был полон зелени, цветущих благоухающих кустов — их запах дурманил и вызывал желание прилечь. И она видела массы последовавших этому желанию, прямо там, возле удивительных растений. Со скалистых склонов струились водопады, и в их струях плескались жители, они смеялись и были бодры, девушки визжали, а юноши обрызгивали их водой, зачерпывая прямо из озера под водопадами. Повсюду царило либо безудержное веселье, либо удовлетворенный сон. Ее мучила жажда, но она остановилась на краю озера, не в силах зачерпнуть и выпить воды — что-то мешало. Она не понимала толком, что, но знала, что пить не стоит.
К ней подбежал веселый парень и, улыбаясь, потянул ее за руку в воду, но она заупрямилась и выдернула свою руку из его.
— Идем с нами, будем плескаться, — произнес он, удивляясь ее реакции.
— Я не хочу, — ответила она, пристально глядя в его глаза, и не видя за ними ничего — одну пустоту, словно там и не было вовсе человека, лишь картинка, красиво нарисованная картинка.
— Тогда иди к ним, — пропела мелодичным голосом подошедшая к ним девушка, подремлешь в райских кущах, — и, переглянувшись, оба понимающе улыбнулись.
— Тебе приснятся такие сны, каких ты в жизни не видела, — произнес парень.
— Они когда-нибудь просыпаются? — неожиданно спросила она, глядя на спящих.
— Им хорошо, — брови девушки подскочили вверх, — так разве важно остальное?
— Конечно, просыпаются, — благожелательно ответил парень, — когда наступает намад-хаул.
— Что это такое? — спросила она.
— Это время любви, — улыбнулся он, — когда все любят друг друга.
Она невольно взглянула в сторону тех тел, из которых выбралась.
— Верно, — кивнул он, — они отдыхают после намад-хаула.
— Но я выбралась оттуда, — пробормотала она.
Тогда оба улыбнулись:
— С возвращением, счастливая.
Она едва ли ощущала себя счастливой, напротив, ее не покидало ощущение, что здесь что-то не так. Она не смогла бы объяснить, что именно, но точно знала, что не так.
— Тебе пойдет на пользу омовение, — вновь потянул ее за руку парень. — После намада всегда так, не теряйся.
— Вы тоже прошли через него? — спросила она.
— Нет, — захихикала девушка, косясь на парня, — мы плещемся в озере.
— А кроме этого?
— Что значит кроме?
Они оба смотрели на нее удивленно, значит, и правда не понимали, о чем она. Но не могли же они плескаться в этом озере вечно.
— И никогда не спали под кустами? — стала она нащупывать истину дальше.
— Нет, — покачали они головами.
— Я не помню, — произнесла девушка, и лицо ее омрачилось.
— Нам не нужны вопросы, — огорченно произнес парень, глядя на поникшие уголки губ девушки, — мы не понимаем, что значит никогда.
— Да, — просияла девушка, — идем с нами плескаться, это так замечательно.
— Замечательнее намада? — переспросила она.
— Мы не знаем, — ответил парень и, видя, насколько безнадежна гостья, увлек за собой девушку.
Так она снова осталась в одиночестве, правда, ненадолго.
— Глотни этой воды, не стой истуканом, — произнес мужской голос, и она увидела сбоку от себя высокого крепкого парня с черными волосами до плеч и загорелой кожей. На нем была лишь набедренная повязка. — Или вдохни запах цветов, — тем временем продолжил он, — рекомендую вон те, огненного оттенка, от них невероятные сны и путешествия.
— Это наркотики? — всплыло откуда-то из ее подсознания.
— Галлюциногены, — усмехнулся он.
— Кто вы? — спросила она. Он отличался от других, и явно понимал хоть что-то, а не оставался счастливым идиотом в неведении.
— Бывалый, — ответил он. — Этот мир — мечта для любого.
— А что это за мир? Кто мы и как сюда попали?
— А какая к черту разница? — заметил он. — Здесь все, о чем только можно мечтать. Счастье, отдых и любовь столько, сколько хочется. И вечная молодость, — он ухмыльнулся, окидывая взглядом юные прекрасные тела.
— Но разве такое возможно? — спросила она, почему-то ей казалось, что нет.
— А почему бы и нет? — вопросом ответил он, и она не знала что возразить.
— Идем, — он потянул ее за руку, и на этот раз она поддалась.
Они вышли сквозь заросли роскошных кустарников на зеленую лужайку, на которой среди изящных фонтанчиков то тут, то там лежали пары.
— Это тот самый намад? — с опаской спросила она, когда он начал увлекать ее вниз на траву и без лишних церемоний сбросил свою повязку.
— Нет, — сверкнул он белоснежными зубами, — это только разминка.
— Знаешь, я что-то не хочу разминаться, — она начала выбираться из-под него, упрямо и настойчиво.
— Да что с тобой не так, — поразился парень, — на вот, хлебни, — он протянул ей хрустальный кубок, который наполнил из струящегося рядом фонтанчика.
— Нет, — она отбила руку с бокалом, отчего тот полетел на траву, расплескав содержимое.
На шум обернулись сразу две красотки, увивающихся у ног мужчины вместе с еще несколькими девушками. Заметив нового обнаженного парня, они на четвереньках переползли к ним и прямо на глазах у всех начали ласкать его и заниматься с ним любовью.
Она отвернулась, потому что ей это показалось странным и неприличным. Никто из них больше не обращал на нее внимания, словно ее там и не было.
— Лили, — раздался крик, и обернувшись на звук, ей показалось или она увидела, как прямо из стены цветущих кустов выпирают голые угловатые скалы, а вместо блаженных лиц спящих на траве проступили черты разлагающихся тел. Она вздрогнула и отпрянула назад, зацепившись ногой за тело одной из девушек, и повалилась на траву. Оскал черепа с ошметками кожи на них приблизился почти к самому ее лицу:
— Хочешь поиграть с нами? — спросил он медовым голосом. И Лили, как была сидя, так и стала отползать назад. Что-то сломалось в ее восприятии, и теперь вместо райских кущей, она видела облезлые колючки, кипящую лаву, стекающую по мрачным скалам, которую черпали костяшками рук эти жуткие ходячие трупы, а взглянув туда, где они терлись друг о друга, имитируя любовь, ей и вовсе стало дурно.
— Господи, что это за место, — прошептала она.
— Четвертый слой, — ответил голос, и всмотревшись в темноту между камнями, она заметила фигуру демона. Он был высок и худощав, и более всего походил на птицу с длинной вытянутой шеей.
— Четвертый? — переспросила она.
— Слой пьяниц, наркоманов и прочих бегущих реальности, — ответил он, приблизившись и усевшись на чью-то окаменевшую кость. — Одного понять не могу, почему ты все видишь не так?
— Не знаю, — пробормотала Лили. Она предпочла бы не видеть всего этого ужаса, но ей изначально не нравился этот мир с его цветами, словно тошнотворный запах тлена пробивался сквозь идеальную картинку.
— Это рай для них, — кивнул демон на несчастных, — им хорошо.
— Да, наверное, — она сконцентрировалась на демоне, чтобы больше не видеть ничего, — только не для меня.
— Я не собираюсь здесь никого мучить, — произнес он.
— Тогда что мне делать?
— Выпей, — протянул он ей грубый кусок стекла с мутной жидкостью.
— Не хочу, — Лили упрямо покачала головой.
— Пей, у тебя нет другого выбора, — он поднес стакан еще ближе к ее лицу, — пей и перестанешь видеть страшную реальность.
И вновь взглянув на трущиеся тела и содрогнувшись, Лили сделала глоток.
Коротко стриженый блондин с широкими плечами и узкими бедрами лежал в куче тел рядом с ней, лениво забросив ногу ей на бедро. Она отбросила ногу и с трудом выбралась из кучи. Все тело ныло, словно после бесконечных упражнений.
— Неплохо было, да? — блондин приоткрыл глаза и наблюдал за выражением ее лица. — Съешь ягод, крошка, и тебе сразу станет легче. — Он протянул ей веточку с незнакомыми красными ягодами. Не обращая на него внимания, она двинулась по показавшемуся ей знакомым маршруту и дошла до озера, со спадающими в него со скал водопадами. Улыбки молодых людей, резвящихся в воде, блаженные лица спящих — что-то не давало ей покоя. Для того чтобы понять, ей нужно было сделать что-то неправильное. Нужно было вырваться. Она не понимала, почему так настойчиво звенит в ее голове эта странная мысль, но единожды возникнув она уже не умолкала: вырваться-вырваться-вырваться. Тогда, цепляясь за ветки кустов, обдирая цветы и не сожалея о них, она забралась на самый верх скалы, к началу водопадов, и взглянув на блюдце мира, расстелившегося у ее ног, с юношами и девушками, спящими и бодрствующими, распахнув руки, бросилась вниз.
— Какого проклятого, — услышала она ругательство, а потом все исчезло.
Они все были исхудавшие до невозможности. Кожа да кости, только никто не умирал, потому что они уже умерли. Толпы мучеников бродили от места к месту в поисках хоть чего-нибудь. Когда кто-то из них в очередной раз отчаивался, тогда падал на четвереньки и припадал к огненной лаве, текущей в разломах между камней. Что было страшнее: боль от раскаленной жидкости, текущей по пищеводу или боль от ставшего невыносимым голода. Временами кто-то пытался есть почву у них под ногами, но она камнями ложилась в пустые желудки, вызывая мучения и рвоту. Лили не знала, сколько еще они будут метаться по пустыне, когда это все началось и закончится ли. Но заметила, что иногда в небе появлялись мелкие существа, похожие на летучих мышей, и с высоты своего полета наблюдали за людьми.
— Я так хорошо ел, у меня было все, всего в избытке, — простонал человек рядом с Лили, падая на колени.
— Подымайся и иди, иначе тебя заклюют эти, — произнес старик, подталкивая упавшего и указывая рукой в небо на неясные силуэты.
— Да пусть заклюют, — выдохнул тот.
— Если ты надеешься сдохнуть, то ты не сдохнешь, это просто еще одна пытка.
— Да за что же это все? — он воздел руки к небу.
— За избыток, — ответил старик, и больше не трогая его, поплелся за остальными.
— Разве он виновен, если у него был избыток? — спросила, догоняя его, Лили.
— Виновен, что не раздал его, — ответил ей старик. — Беда многих здесь — жадность. То, что блага и удовольствия материальные ставили выше духовных.
— А вы?
— А я думал, что еще успею раздать, — горько усмехнулся старик. — А ты чего тут? — Он внимательно посмотрел на девушку. — Богатый муженек? Жила — не тужила?
— Я? — Лили едва не остановилась от такого абсурдного предположения. Она за всю свою жизнь состоятельных людей видела разве что по телевизору. А так, за ней ухаживали лишь бедные студенты в институте и цеплялись вечно какие-то печальные алкоголики.
— Вижу, промахнулся, — заметил старик. — Поесть любила? — он окинул ее оценивающим взглядом.
Лили не удержалась, чтобы не посмотреть на свои худющие руки, точащие из-под оборванной заношенной одежки.
— Ты сейчас-то не смотри, — ухмыльнулся собеседник, — сейчас мы все здесь балерины.
— Хоть сейчас, хоть раньше, — она вспомнила, как они месяц ели одну овсянку, потому что закончились деньги и никто не мог найти работу.
— Странно как-то, — заметил старик, — и жадности в тебе я не ощущаю, сколько ни смотрю.
— А вы смотрите? Зачем вам это? — спросила она. — За нами и так сверху наблюдают.
— Полезно знать, что от кого ждать, когда расклады изменятся.
— Какие расклады? — Лили смотрела на старика широко раскрытыми глазами.
— Я ведь не за дурака при жизни все свои излишки получил, — произнес он. — Время от времени тут появляются птички более высокого полета, и бросают хлеб наш насущный... только это один шанс на всех.
Лили продолжала смотреть на него, ничего не понимая.
— О чем вы?
— О чем— о чем, ты что, не знаешь, что такое хлеб?
— Знаю. Но им же все равно не наесться надолго, даже если так.
— Кто хлеба того вкусит, тот возносится, — ответил он, задумчиво глядя вдаль.
— Так почему бы не поделить его на всех? — с надеждой произнесла Лили.
Старик затрясся от смеха.
— Кто здесь по-твоему намерен делиться? — спросил он. — Стоит им только появиться, как люди сходят с ума, тут-то и начинается настоящая бойня. Пальцами выцарапывают друг другу глаза. То, что мы все здесь бродим голодным стадом — еще только цветочки.
— А если отказаться от бойни?
— Отказаться, говоришь? — старик прищурился. — Допустим, хотя мне такого не приходилось видеть. И что? Один слопает хлеб и сдохнет с непривычки. Такое уже тоже было, правда, никто не отказывался, тот сам до него дорвался в борьбе.
— Но зачем тогда те, кто дают хлеб, дают так много?
— Они же верят в лучшее в людях, хотят спасти больше.
Лили тяжело вздохнула.
— Посмотрим, как ты откажешься, когда это случится. — Он затрясся от смеха и пошел прочь от Лили.
Все случилось неожиданно. Однажды их надсмотрщики в небе как-то особенно громко загалдели и засуетились, сбившись в единое облако, а затем появился луч света, и хлеб полетел вниз на сухую землю. Десятки рук взметнулись вверх в жаждущем жесте, но они так желали его, так боролись, подпрыгивая и отталкивая друг друга, что хлеб отлетел и упал прямо у ног стоящей в стороне Лили. Толпа замерла, глазея на нее, не в силах сдвинуться с места, прикидывая, сколько времени потребуется им, чтобы сократить до нее расстояние, и сколько понадобится ей, чтобы проглотить его. Но она стояла какое-то время, как вкопанная, совсем не просчитывая, как побыстрее проглотить хлеб, пока до нее не добежали остальные, а просто глядя в их лица, а затем наклонилась, но как-то неспешно и мягко, без жадности подняла хлеб с земли и стала ломать его на части. Люди, словно загипнотизированные смотрели на нее. А затем она просто пошла к ним с ломтями в руках, и сама протягивала каждому кусочек. Они принимали молча, запихивали в рот, глотали и растворялись в свете и так до тех пор, пока в руках у нее не остался последний ломоть. Тогда ее глаза встретились с глазами старика.
— Кто ты? — он взял из ее рук протянутый кусок.
— Лили, — она улыбнулась ему на прощанье, перед тем как он растворился в воздухе.
Свет исчез, а сотни разъяренных надзирателей ринулись к ней сверху, и она утонула в шелесте их крыльев.
