— Проще простого. В голодный год отец продал меня седому бродяге из чужих краёв. Если мне память не изменяет, за четыре серебрушки, семь медяков и две полоски вяленого мяса. А бродяга оказался магом огня... слабым. Я при нём был вроде живого накопителя. Бродяга таких до меня сменил не меньше, чем пальцев на руках. Если огонь из живого пацанёнка тянуть, самому пацанёнку от этого становится нехорошо, и довольно скоро он помирает. Но я оказался сильным. Таким сильным, что только неудобство при отъёме огня чувствовал... и всё никак не умирал. Через полгода бродяга, испугавшись, сам меня бросил. Вот тут-то мне стало по-настоящему скверно. Вбирать силу при таком наставнике я научился, причём гораздо больше, чем самому нужно, а как излишки из себя выбрасывать, я понятия не имел. Пришлось самому учиться. Угроза жизни — хороший стимул. Когда у меня впервые получилось сбросить накопленное, получился такой взрыв, что в середине воронки мог бы здоровый мужик встать во весь рост, и всё равно макушка его была бы ниже краёв. Меня отдачей отшвырнуло, приложило обо что-то. Очнулся я уже в доме магистра Кенсирона, на правах младшего ученика.
— А дальше что было?
— То же, что у всех. Учёба, учёба и ещё раз учёба. Силы-то у меня было — магистру впору, а на такую силу нужно умение соответствующее, не то всемером не потушить.
— Яс-с-сно... мои первые родители тоже хорошую штуку со своим ребёнком учудили. Тайком устроили мне модификацию генома.
Терон нахмурился.
— Что?
— Модификация генома — это примерно то же, что в этом мире называют Изменением. А на моей первой родине любые Изменения, кроме исправления наследственных дефектов, незаконны. Так вот, когда дело вскрылось, меня забрали у родителей-экспериментаторов, лишив их родительских прав. А потом, тоже в полном соответствии с законом, подвергли меня ещё одному Изменению, уже косметического плана. С тех пор у всех моих естественных обличий синеватая кожа и совершенно белые волосы. Таковы маркеры моей мутации: чёткие, явные, всем и сразу заметные. Нормальные люди должны без труда определять, что перед ними — Изменённая, геноморф.
Джинни, она же Тамисия, она же Илина, говорила таким же ровным тоном, каким свою историю рассказывал Терон. Тон человека, давно смирившегося с происшедшим, пережившего и первую, и вторую, и даже сорок седьмую реакцию на неприятный факт из прошлого.
— Когда меня подобрала Наставница, я уже стояла на грани. И быстренько сбежала из своего родного мира в иную реальность. Туда, где моя внешность была преимуществом, а не позором, ибо указывала на родство со стихийными духами, туда, где я могла как следует развернуться со своими выдающимися способностями к управлению энергиями и по праву сильной смотреть на обычных людей свысока. Чего ещё ждать от двенадцатилетней соплюшки? Так появилась Тамисия, госпожа Гнезда Ветров. То есть сперва супруга господина Майрота, а уж потом, когда тот, возревновав к моей силе и вечной молодости, додумался меня убить — полноправная Госпожа. Каковой я оставалась ещё долго, очень долго... но даже бессмертным рано или поздно надо взрослеть, не так ли?
— Зачем? — тихо спросил огневик.
Женщина со многими именами без труда поняла его. И ответила вопросом:
— А зачем ты рассказал о себе?
— Наверно, чтобы оправиться после ударов по самолюбию. Магистр Кенсирон многократно облегчил начало моего пути как мага, но первый шаг по этому пути я сделал сам. Безо всякой сторонней помощи. Быть может, для Эйрас или для тебя мои достижения невелики, но для неграмотного крестьянского сына я добился многого.
— Что ж. У меня были другие причины. Я хотела, чтобы ты увидел во мне не только госпожу Тамисию, но и маленькую девочку, спасавшуюся от трудностей, способных её сломать. И ещё — во имя честности. Потому что я хотела предложить тебе... договор.
— Какой?
— Я возвращаю тебе молодость. Ты возвращаешь мне человечность.
Огневик опешил.
— Как?
— О своей части я позабочусь... своими средствами. А ты... для начала просто позволь мне греться у твоего огня.
— Но почему я? Ты же...
Усмешка на губах Илины пресекла запальчивую речь в зародыше.
— У моей Наставницы было несколько часов отравленного счастья. Эйрас уже пять лет цепляется за своё обречённое счастье. Да так цепляется, что оно и обречённым-то уже не кажется. Я тоже хочу попробовать, каково это — по-настоящему и всерьёз, не так, как... — она осеклась. Вздохнула. — А если тебе не нравится синяя кожа или редкостный цвет волос...
— Что я, мальчик — видеть только внешнее? — буркнул Терон. — Если ты умеешь молодость возвращать, то уж со своим внешним видом и подавно управишься. Да и не назвал бы я сочетание синего с белым неприятным. Я просто не уверен, что смогу... что сумею... не осрамиться.
И вновь Илина-Джинни поняла его совершенно правильно.
— Без ошибок не обходится ни одно дело. Но ты не из тех, кто действует вполсилы. Ты будешь стараться, Терон ай-Лэнго. А так как и я уже не девочка, мне этого хватит... для начала.
— С ума сойти. Эйрас, ты это планировала?
— Муж! Я сейчас начну драться!
— Извини. Неудачная формулировка. Ты это предвидела?
— Нет. А если ты сейчас скажешь, что огневик воспламенился, потому что Илина — точь-в-точь моя близняшка, только чуть перекрашенная...
— Да хоть бы и так. Тебе давно пора избавляться от детских представлений о красоте.
— Ну-ка, ну-ка. Просвети меня, Устэр.
— Любимая моя язва, — почти пропел он. — Ты хочешь нравиться как женщина всем подряд, от прыщавых юнцов до последних пьянчуг?
— А в глаз?
— Не хочешь. А... скажем... производить приятное впечатление на магов мужского пола?
— Ещё одна шуточка, и я тебя таки...
— Я не шучу!
Я некоторое время изучала мужественную физиономию Устэра и пришла к выводу, что да, действительно, не шутит. Ни капли.
— Тогда отвечу честно: хочется. Хотя я хорошо понимаю, что это желание вполне детское, и воли ему не даю.
— Правильно делаешь, — довольно сухо объявил муж. — Потому что дэргинцы, знаешь ли, ревнивы. Это у нас в крови. Но я не об этом. Ты могла бы приятно удивиться, если бы попыталась производить впечатление на магов-мужчин более... активно.
— Это как понимать, любимый?
— Да обыкновенно. Что ценят маги? Если, конечно, забыть о том, что при большом желании маг-мужчина, как любое другое лицо мужского пола, может на необходимый срок снять молчаливую профессионалку. Для выравнивания гормонального баланса. Итак: что ценят маги, если ищут что-то помимо постельных утех?
Я предпочла промолчать.
— Ум, милая. Ум, силу, независимость. Способность поддерживать разговор на неожиданные и интересные темы. Спокойствие, вовсе не схожее с равнодушием. Заботу. Ласку. Верность. Три последних пункта универсальны, как и, к примеру, умение содержать в порядке дом. Это нерях да распустёх любят вопреки, а вот хороших хозяек — потому, что. И ещё у магов, особенно достигших высоких ступеней, есть умение смотреть в суть. От склочной гадины, ловко умеющей прикинуться нежной розой, маг шарахнется, как от шаровой молнии. Даже если у означенной гадины лицо без изъяна и тело богини. А теперь припомни весь список достоинств и скажи честно: разве ты плохо в него вписываешься?
— Если я настолько хороша, — не выдержала я, — если я — прямо-таки средоточие всех возможных достоинств, то почему мне так долго не удавалось устроить личную жизнь?
— Не умела флиртовать — раз. И не искала по-настоящему — два. Для тебя путь к замужеству лежал через твою первую истинную любовь, то есть магию. А для меня — через мастерство воина. Нас обоих не устраивало неравенство.
Кратко и по существу.
— Кстати, — добавил Устэр, подмигнув, — флиртовать ты и сейчас не умеешь. Что меня, как твоего мужа, несказанно радует.
Орден Чаши
Дружба без любви возможна. Но прочна только дружба, скреплённая равенством. Любовь без дружбы также возможна... но только несчастная.
Фридрих Ницше
— А ведь верно... — задумчиво протянула я.
— Что верно?
— Флиртовать я не умею. Надо бы восполнить пробел в образовании...
— А в глаз?
— Тогда, дорогой, я буду практиковаться на тебе.
— Эйрас!
— Ты же знаешь, как на урождённого некроманта действует боль. Стукни меня!
— Эйрас!!
— Я даже не буду сопротивляться... или нет: буду! Кусаться, царапаться и брыкаться, как дикая ослица.
— Эйрас!!! Гамбита на тебя нет!
— А зачем нам Гамбит? — Я подмигнула, постаравшись сделать подмигивание двусмысленным. — Ты успешно заменяешь этого труженика языкового фронта.
— Я сейчас тебя сам покусаю. И заражу водобоязнью.
— Что-то не похож ты на больного бешенством.
— Я тоже так думал. Всё думал и думал, а потом стал отцом троих страшилищ. И вот теперь думаю, что это неспроста!
— Знаешь, что я думаю?
— Знаю. Что я слишком много думаю. А от этого, говорят, мозг разжижается.
— И стекает в штаны.
— Вот именно. Стала бы ты штаны носить, если бы не разжижившиеся мозги?
— Устэр!
— С этого начинается искусство флирта: со штанов. Юбки — женщинам, штаны — мужчинам, а бедным магам что остаётся? Только распашонки для переростков, то бишь мантии. У детей ведь мозгов вообще нет.
— А что у них есть, по-твоему?
— Головы. Пустые и оттого довольно гулкие. Мозги деткам вставляют позже, при помощи спринцовки. У кого на ногах юбка, у тех мозги тут же застывают и понемногу начинают костенеть. А у кого штаны...
— Ясно-ясно. А магам, значит, вообще мозги не вставляют?
— Не-а. Зачем?
— А чтоб были.
— Жестокая ты. Мозги — это же... неприятно!
— Неприятно — не ешь, — я покосилась в сторону скатерти. — Сама всё слопаю.
Тут Устэр не выдержал-таки моей алчной гримасы и заржал.
— Ты что, мне не веришь?
— Ох, ве... верю! Потому-то... ох! Ха-ха!
Нормально изъясняться он был временно неспособен, но очень даже чётко оттранслировал мне образ, в котором фигурировали я, большая ложка, мозги... и штаны.
Хорошо, что Лурраст увёл страшилищ купаться, а Джинни отгородила себя и Терона магическими барьерами, не пропускающими ни звуки, ни мысли, ни эмоции. Иначе в попытках сдержаться и не заржать в унисон я бы, пожалуй, лопнула.
Некромант, который лопнул от смеха? Это же... неприятно!
Ох, бедный мой живот...
Со стены цитадели Шинтордан, Белая Крепость, выглядит воинственно до грубости. Острые черепичные крыши — острые, чтобы долгими многоснежными зимами не скапливался снег. Местами изящные, местами основательные и толстые, предельно простых очертаний башни. Многочисленные кривые переулки составляют контраст прямым и широким главным улицам. Сады, парки и площади редки: городские стены не отличаются эластичностью резины, в их пределах земля очень дорога. Настолько, что приходится экономить даже богатеям. Выселки — дело другое. Там можно встретить как высокие и угрюмые доходные дома, так и привольно раскинувшиеся по холмам особняки, окружённые обильной зеленью частных садов.
Чёрная башня видна преотлично: очень высокая, обманчиво узкая. Она похожа на... впрочем, ни на что она не похожа.
Лишь на саму себя, как и её хозяева.
Сухтал, маг воды, командор Союза Стражей Сумерек, часто приходит сюда. Независимо от времени суток или времени года. Посмотреть на свою столицу. Подышать свежим воздухом.
В конце концов, подумать (не помедитировать!). Здесь хорошо думалось.
А иногда и побеседовать.
— Значит, договорённость остаётся в силе, командор?
— Да, уважаемая. Урочище Тихих Вод — ваше... на очередные семь лет.
— Только на семь?
— Вы гордитесь своей независимостью. У всего должна быть своя цена, не правда ли?
Худая, почти измождённая женщина в свободном белом одеянии и знаком Ордена Чаши на груди бросила на Сухтала острый взгляд.
— Этим, — скупо указала она на Чёрную башню, — вы позволили выкупить землю для строительства. Даже помогли в оформлении купчей.
— Да. Но "эти" плетут заклятия, а не интриги.
— Вот как?
Командор позволил лёгкой насмешке отразиться в своём взгляде.
— Старший магистр некромантии Устэр Шимгере и его жена Эйрас сур Тральгим — люди законопослушные, мирные. Они не являются представителями какой-либо организации. Частные же лица, согласно общему закону Союза, имеют право покупать и продавать имущество обоих видов[*] без ограничений, если тому не препятствуют особые обстоятельства. Вам известны обстоятельства, способные стать основанием для расторжения совершённой некромантами покупки земли?
[* — то есть движимое и недвижимое.]
Глаза женщины в белом темны и непроницаемы.
— Значит, слухи не лгали. Вы действительно их боитесь, Сухтал.
— Нет, Кеваэ Трость. Их боитесь вы. А я с ними дружу.
"Прямота, употреблённая к месту, тоже оружие". Глядя на выражение лица представительницы Ордена, командор позволил себе усмехнуться...
Исключительно мысленно.
— Своей властью я могу дать приют любому: беглецу, изгнаннику, даже преступнику. Но некроманты, живущие в уютном домике у подножия Чёрной башни, оказывают всей Белой Крепости немалую честь своим выбором места жительства.
— Следует ли понимать вас так, что разрешение арендовать Урочище Тихих Вод, выданное представительству моего Ордена, не делает вам чести?
— Ну почему же. Я рад приютить в своей командории столь достойную организацию. Хотя я не разделяю цели Ордена Чаши, я уважаю Орден и его представителей.
"Что ты можешь знать о наших целях?" Однако лицо Кеваэ осталось невозмутимым.
— Очень рада это слышать, командор, — сказала она, не трудясь прибавить выражению лица и тону правдоподобия. — С вашего разрешения, я возвращаюсь в Урочище. Успехов вам.
— Вам того же, уважаемая.
Кеваэ Трость отрывисто кивнула, развернулась и направилась к ближайшей лестнице. От её резких, каких-то неженских движений и гуляющих вдоль стены порывов ветра белая ткань одеяния билась хаотичными волнами. Минута — и женщина скрылась из вида.
— Сволочь, — холодно констатировал Сухтал. — Крильта!
— Командор?
— Тебе понравилась эта особа?
— Нет. — Понимая, что слишком короткого ответа мало, телохранитель добавил. — Властолюбие, честолюбие и двуличность уродуют всех, но в женщинах они особенно отвратительны.
— А ты заметил, какие у неё щиты?
— Я не маг. Но... ментальные блоки "этой особы" отменно хороши.
— Ещё бы! Знаешь, что это за блоки? Я тебе скажу. Это артефактная защита первого уровня. Работы всем нам известной Иглы.
— Эйрас сделала защитный амулет для Ордена Чаши?
— Сомневаюсь. Я бы знал. Скорее, она сделала его для подставного лица... кстати, надо выяснить, кого орденцы использовали в этом качестве. И какое положение занимает в Ордене эта самая Кеваэ, тоже надо выяснить. И какого Орфуса вообще затевают эти... бабы. В прошлый раз они всего лишь прислали в главную канцелярию какую-то мелкую сошку с набором документов для продления аренды, а теперь — нате, личный представитель!
