Зверь лютый Книга 34. Движуха

Туман из его взгляда ещё не улетучился, когда он неуверенно улыбнулся мне. Так он улыбался, когда в Пердуновке я пел и плясал перед ним, освобождая от вдруг вспыхнувшего страха чертовщины, красиво рассказывая как мы в этих болотах да буераках всякого чего нового и полезного понастроим. Соблазнял, прельщал, заманивал. "Строил воздушные замки".

Построил. Реальные. Куда круче, чем тогда расписывал.

Собравшиеся зашумели вставая, переговариваясь, стряхивая умственное и эмоциональное напряжение долгого разговора. Я подмигнул Прокую. И отправился руководить вверенным мне фиг знает кем коллективом хомнутых сапиенсов.

Прокуй поставил меня в безвыходное положение. "Самое вонючее дерьмо — в твоей тарелке". "Самая большая опасность — от самых близких". Он стал такой опасностью. Не по злобе-вражде. До этого пока дело не дошло, но было неизбежно. Он стал тормозом, вредом. Не потому, что к этому стремился, а в "силу вещей".

Сделать выбор: "или — начальник, или — умный" он не смог. А как начальник — оказался негодным. Он объективно препятствовал достижению моих целей, прогрессу в его области. Мешало его ЧСВ.

Конфликт между его стремлением быть главным, чтобы всё делалось по его указанию, что тормозило развитие, и моим требованием ускорения, неизбежно перерос бы в конфликт личностей, меня и его.

Просто снять — нельзя. Он самолюбив, обидчив. Не только не будет дело делать, но и гадить начнёт.

"Отомщу Ваньке-лысому! Что не оценил меня, красивого, по справедливости".

Репрессировать — нельзя. Не только потому, что он и в глухом погосте найдёт способ сделать каверзу. Но и потому, что "его пример — другим наука".

Каждый из мальчишек, сидевших нынче передо мной, прикинет его судьбу на себя. "Сегодня ты, а завтра я".

И, конечно, жалко терять такой бриллиант человеческий. Не только из-за совместно прожитого, пережитого, сделанного. Но и от понимания сколь много хорошего, этот парень, некогда найденный мною битым и сопливым в овраге в Елно, ещё может сделать.

Оставалось одно: "добровольно и с песней". Дать ему приманку. Такую, чтобы он бросил свои "лидерские" потуги и претензии. Сам. По своей воле. Для этого не годились чины или деньги. Нужна была задача. Такая, чтобы даже одна надежда на её решение льстила бы его самолюбию. Достаточно долго, чтобы на место ЧСВ пришла адекватность.

А что ещё? Атомная подводная лодка или межпланетный корабль... несколько чересчур.

Если бы не эта ситуация необходимости "ударной возгонки", но не в бюрократической иерархии по Паркинсону, а в новизне инженерных задач, то мы бы потихоньку догоняли "прогрессивное человечество". Я уже прикидывал два варианта планеров. Потом были бы какие-нибудь матерчатые бипланы с бензиновыми движками мопедного класса. И так, потихоньку-полегоньку, шаг за шагом... Вместо этого — "летающее крыло", управляемая турбулентность, газовая турбина, турбореактивный двигатель... Просто потому что у данной особи "взбесились тараканы в голове", и им нужно было найти увлекательное занятие.

"Зачем управлять людьми тому, кто может управлять их желаниями?".

Афоризм от мудрого караван-баши Мусы не точен. Я не могу изменить желания человека — они его свойство. Но могу изменить их относительную значимость для него. И формы выражения.

"Дорога — это направление, по которому русские собираются проехать".

Я дал ребятам "направление". Не хлеб, не золото, не война, не воля. "Производительные силы". Понятно, что мой "универсальный двигатель" — только стартовая точка, только малая часть потребного. Не шаг ещё, но лишь взгляд — куда ногу поставить.

"Скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается" — русская народная мудрость.

Но! "Дело" начало делаться. Ребята начали. Думать, делать. Превращая в мусор — данные им материалы, в дерьмо — скормленный им хлеб. В новые машины — свои таланты, свои жизни.

Нет, малышка, не выдумывай. "Ванька-прозорливец, князь-оракул"... Тьфу! Я — не знал!

Хуже: я был уверен, что Прокуй такую машину не построит. Невозможно. Не по какой-то механике. По материалам — не из чего. В те поры у нас не было ни лёгких алюминиевых сплавов, ни лёгких и прочных титановых. Я уж не говорю про магниевые или бериллиевые. Максимум, на что я надеялся: создание газовой турбины. Какой-то. И проверку "водяного" топлива. Ну, будет у него соотношение вес/мощность на порядок хуже летательного. И что? — Поставим на кораблики. А то и на разные сухопутные... телеги приспособим.

Я был совершенно уверен, что ЭКИП не построить. Не наш уровень. "Этого не может быть, потому что не может быть никогда".

Мда... Ведь сам же всё сделал, всё видел! Но не понял. У меня, девочка, тоже стереотипы есть. Ограничители воображения.

Не учёл взрыва инициативности, который шёл во Всеволжске из-за ликвидации традиционных сословных, племенных, патриархальных отношений. Масса людей вдруг поняла, что они — лично каждый — имеют значение. Что они могут захотеть и сделать всё. В границах законов того самого Исаака, конечно.

Надеялся, что всеобщее образование даст людям знания. Но не учёл, что они эти знания попытаются немедленно применить.

Не заметил, что мои мастера приобретают, в некоторых областях, опыт, который не был накоплен, распространён, использован в моей истории. Не повторяют РИ, а находят новые пути.

И, конечно, я недооценил талант и амбиции Прокуя. Для него создание ЭКИП стало "вопросом жизни и смерти". "Или в небо ногой, или в пень головой".

Нет, потом-то, когда мне показали, объяснили... Вполне очевидно. Я даже пару советов дельных дать смог. Но решение — его.

Конец сто тридцать шестой части

copyright v.beryk 2012-2022

v.beryk@gmail.com