Зверь лютый Книга 34. Движуха

Не по сути — чего там за хотелки, а по слову. "Дал слово — держись". Обещался рассмотреть да разобраться? — Ну и? — А доказывать свою правоту по каждой строчке тех синеньких буковок... убеждать Государя... когда он тебя своим высасывающим взглядом... все помилки да огрехи... да не по этому делу, а вообще по жизни... сам расскажешь, раскаешься и казнь себе суровую выберешь.

— Ты, эта... погодь. Сща вот слугу позову, вина-заедок принесёт. А мне твою писульку глянуть надоть, поразмыслить...

— Всей душою! До самой! Стал быть, глубины! Я такой радый! Твоему, стал быть, вниманию! К делам моим! И — заботам. Но ты уж извини, Суховерх Сухоборович, но годить мне не можно. Мне ныне, вот прям сей час, надлежит быть в Боголюбово. У меня тама встреча назначенная. С самим окольничим княжеским, с тестем господина посла, стал быть, боярина Лазаря.

— Ну, как вернёшься, так и поговорим.

— Дык... эта вот... тама в грамотке... всё дела спешные...

— Ни чё. Не горит.

— А... Так господину окольничему и передать?

— А ему-то на что?

Басконя смущённо помял в руках шапку.

— Дык... я ж... ну... не только владимирской землицы кусочек... но и княжеской малость... в смысле: в управление взял. Под ту, само собой, застройку. По тому ли, сам понимаешь, бережочку. Мда... А тут, эт ты верно рассудил, киса-то того... полегчала. Вот думал, за тобой следом, и окольничего в товарищи звать.

Вдруг преисполнившись восторга благодарности, Басконя возопил прямо в лицо боярину:

— Спаси! Спаси тя бог! И помилуй! Просветил! И надоумил! Открыл! Хуже! Распахнул! Просторы! И разверз! Эти... как их... вежды! И понял я! Что был не прав. Насчёт: в товарищи. И как я не сообразил-то?! Ну какой из княжьего окольничего... Княжьего! Окольничего! Мне товарищ.

Басконя подчёркнуто задумчиво обратил взгляд свой на посадника. Посмотрел сквозь, как бы не замечая боярина.

— Умная у тя, знаешь ли, мысля. Надо его не в товарищи звать, а, как ты сказал про вуя своего, денег в долг просить. У него есть, я знаю. Пожалуй, и полтыщи даст. Лазарь по родственному посоветует. Конечно, не в третный рез. На год. Под пятину. Как в "Святом Писании" сказано. Он человек благочестивый, заветам древним следует.

И Басконя снова радостно, широко, с облегчением от свалившейся с души заботы о добывании инвестиций, улыбнулся посаднику. Того передёрнуло.

Будучи сам человеком весёлым, Басконя с легкостью воспринял манеру мою улыбаться, говоря гадости. Несколько уроков, полученных у скоморохов перед зеркалами, позволили ему отработать нюансы, простенькие советы типа: "улыбайся всё ширее — и на сердце веселее" легли на душу как родные.

Посадник сперва принимал постоянно весёлую морду купца за низкопоклонство и проявление тупости недоразвитого. Вроде: "перед лицом начальствующим иметь вид лихой и слегка придурковатый". Однако сегодняшняя беседа заставила сильно усомниться. В придурковатости. Улыбка стала раздражать. А теперь уже просто бесила.

— Гнида торговая! Ещё и лыбится!

И хрен его придавишь. Скользкий ублюдок.

Купчик уже собрался уходить, уже торопливо надел шапку, уже покланялся, меленько и неоднократненько, уже направил задницу и стопы свои к выходу из боярских покоев, когда Суховерх, сидевший с открытым ртом и постепенно наливавшийся досадой от неудачи с предложенной им сделки, от утраты едва лишь придуманных, но уже как бы своих тысяч гривен предполагаемого дохода, а главное: от независимости, от невозможности "нагнуть" уворотливого Всеволожского приказчика, подал голос:

— Погодь. Эк-кха. Окольничий наш — муж добрый. Смысленный. Дошлый. Спроста не токмо не скажет, но и не... не вздохнёт. И чтоб он вот за так запросто такие деньжищи... Не, не даст он тебе ссуды.

Аргумент насчёт мощности ума третьей стороны... в коммерческих переговорах... слабоватенько. Но смысл понятен: посадник не хочет разрыва сделки, просит продолжения обсуждения. "Давайте поговорим. Обменяемся". Возможно — пойдёт на уступки. Наверняка — хочет дополнительной информации.

Можно. Но сперва чуть щёлкнем. По гонору. Чтобы и для ума место образовалось.

— С чего это? Вот ведь вуй твой. Хоть и старенький, а не дурак. Дал бы. Со слов твоих.

Уел. Обидится?

Нет, посаднику не до обид — он занят интенсивным мыслительным процессом.

— Слышь... эта... Басконя... Чёт задумка твоя... уж больно сомнительна... жильё под полста князей... один раз... или ты мне не всё сказал?

— Само собой, господин посадник. Не всё. Дело-то о-го-го какое! Всё — и за год не обскажешь. Вот, к примеру. Мы лес по берегу сводим. Лесок тамошний — дрянь. Ольха да осина. А мы-т складываем да сушим. Дровишки будут. Всё ж серебрушкам сбережение. Или, к примеру, другое.

Басконя убрал свой старательно имитируемый стиль мелкого купчишки-придурка перед начальником-идиотом-благодетелем и серьёзно добавил:

— На Святой Руси тыщи две родовых боярских усадеб. Под десять тыщ взрослых бояр. По установлению Государеву они все должны сюда явиться и лично присягнуть.

Дошло? Не дошло.

— Не князья. Бояре. Людишек с ними поменее. Но — а они где жить будут? Князя во Владимире на постой поставить... может, десяток подворий. Боярина... сотня-две. Но их десять тысяч!

— Ап, — снова сказал сам себе Суховерх, ощущая головокружение.

И подташнивание от иррационального страха. "Десять тысяч" по-русски называется "тьма". "Тьма" бояр придёт в его город. И накроет его как бык овцу. У каждого — по паре слуг, не менее. Вдесятеро против жителей. Затопчут не заметив.

"Тьма, пришедшая с запада, накрыла город".

Нынешняя Русь от Владимира более на запад. Хотя "тьма, пришедшая" с юго-запада или с северо-запада... Какая разница?

Басконя, наблюдая изменение цвета лица посадника, вспомнил народное определение для таких, слабо-контрастных, физиономий: бледня бледнёй. Но не озвучил, а удержался, и, зажёвывая рвущееся с языка, продолжил по проекту:

— Окромя этого, в установлениях Государя сказано, что детей, княжеских и боярских, надлежит слать к Государю в училище и для службы. Сколько, когда, куда, как... сказать покудава трудно. Однако ж тыща, а может — три, бояричей, со слугами... тут где-то будут. Где-то — жить. Кто на денёк заскочит. Кто — годами обретаться. Тута. Где-то. А у меня — уже. Хоромы поставлены, дворы выметены, печки вытоплены. Заходи, живи, радуйся. Ну, и платить не забывай.

Верно: диавольский замысел. Добрый христианин до такого додуматься не может. Только — происками "князя тьмы".

Суховерх прав: нормальный святорусский человек — не может до такого додуматься. Но Басконя, как и многие мои выученики, вовсе не "нормальные святорусские".

Он походил по Руси и соседним землям, видел больше. Сходные люди здесь есть. Хотя и немного.

Его учили. Пусть и не явно, но вдалбливали минимум диалектики.

Здешняя ситуация — классический "переход количества в качество". Сотню бояр во Владимире на постой поставить можно, сотню сотен — нет.

Воображение — размышление — деяние.

У него хватило воображения представить ситуацию появления в одном месте-времени "тьмы" бояр со слугами.

Размышление предложило решение.

Опыт, навыки, ресурсы, обучение — позволяют реализовать.

Бывая часто во Всеволжске, в других моих городках, сёлах и погостах, он, волей-неволей, видел мои стройки, "строительный конвейер". В силу природного любопытства, имея примеры перед глазами, получил представление об организации массовой, типовой, а не единичной, застройки.

Ещё он, в силу своего положения фактора, внимательнее следит за инфой из Всеволжска. Она чаще его касается, поэтому ему привычно не просто выслушать — ля-ля, три рубля, "ешь капусту да не мели попусту", но обдумывать. Как фактор он умеет и имеет право составлять и подавать заказы на поставки разнообразных товаров. А удачный торг в январский ажиотаж дал ему необходимый, недостаточный, конечно, только для затравки, но — стартовый капитал.

Уточню: "только для затравки" он понял в тот момент, когда архитекторы сказали:

— А давай мы тебе слободу нарисуем.

Главное: он понял следствия принятого в Киеве на княжеском совете решения о личной присяге каждого взрослого представителя двух верхних сословий — князей и бояр — вот для этого места, где он волей судьбы оказался.

Это — его мышление, его решение, его исполнение.

Уверен, что в регионе были ещё люди. Которые поняли. Но — не решились. Или не могли исполнить.

А почему Ванька-лысый недопетрил? — а потому, что у меня одна голова! Которая была занята то определением автора "Слова о полку Игоревом", то Ивановскими каналами, то делами Саксинскими и Белозерскими...

Как бы мне хотелось стать "Змеем Горынычем"! С тремя головами. Тогда бы и мозгов на большее хватало. Но не получается. Потому и учу людей, чтобы они сами могли. Не только копать или строгать, а и думать.

Басконя додумался. Умник. Завидно. Но — радует.

Разговоры в тереме у Лазаря прошли куда проще и быстрее. Окольничий, а после и посадник, выдали фактору по полтыщи гривен. Причём не под 20% как у евреев в "Исходе", а под 10% годовых, как у меня принято: разговоры с окольничим шли в присутствии Лазаря в его усадьбе, а территория посольства является территорией пославшего его государства. Лазарь проявил мелочность и потребовал Всеволжской ставки. И сам дал три сотни. Пару сотен добавил местный фактор из Боголюбова. У него январский ажиотаж тоже... густо звенит.

Вообще, ожидаемое снижение сумм кредита из-за отмены "холопов и закупов", уменьшение расходов из-за прекращения необходимости содержания боярских хоругвей, захваченный в Киеве хабар, полон, который можно прямо, без заманивания ссудами, осадить в вотчинах, несколько сдвинули "баланс спроса и предложения" на местном кредитном рынке. Не все это сразу поняли.

Басконя вился и завивался. Как дымок над кострищем. Уже и сотня работников трудились на него. Местность была расчищена и перекопана. Позже она получила название "Рублёвка". За расценки: многие цены на услуги здесь начинались с "рубля" — половинки разрубленной гривны.

— Тута жить можно?

— Можно. Рупь.

— За что?!

— А за заселение. За остальное — отдельно.

Прошли апрель, май. В июне вернулся сам Боголюбский. Потихоньку потёк ручеёк "присягателей". Прежде всего — волынские княжичи. Предполагалась, что после присяги Государь даст старшим новые уделы, а младших определит в училище. Ни то, ни другое сделано не было — у Андрея просто не хватало времени. Постои им были указаны в городах. А вот корм надо покупать самим.

Начали появляться и фигуры помельче. Которым в городках места уже не хватало. Бояре и депутации от городов. Прежде всего — волынских. Следом — киевских и переяславльских.

* * *

"— Давид Семёнович, откуда в вас такое обаяние?

— ?!

— Вы ещё ничего не просили, а я уже согласна!".

Боголюбский не просил. Но с ним были "уже согласны".

* * *

Приходят депутаты, присягают Государю — быть "на всей воле его". Государь берёт боярина, из своих или из прежде прибежавших, или даже из этих, депутатских, и говорит:

— Се — вашему городу голова.

Даёт ему грамотку с красивой печатью, листок с названием: "Инструкция градоначальнику N1" (сам придумал! Потом, правда, Андрей половину вычеркнул), проводит установочную беседу (не воровать! твою мать...) и отправляет желающего стать посадником боярина в желающий принять нового посадника город.

Сплошное "сама-сама".

Глава 678

Похоже на первые шаги Советской власти. Вот Ленин объявил: "Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, совершилась!". Это — "ЗАСЕДАНИЕ ПЕТРОГРАДСКОГО СОВЕТА РАБОЧИХ И СОЛДАТСКИХ ДЕПУТАТОВ 25 ОКТЯБРЯ (7 НОЯБРЯ) 1917 г.".

А дальше? Тут же идёт II Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов (25-27 октября). И его депутаты, избрав Совнарком, отправляются устанавливать новую власть в своих родных городах и весях. Около 700 человек. Сами приехали, сами становятся властью.

Всё по желанию, по согласию, по закону. Холопам и закупам — вольную, хоругви не собирать, мыта отменить, половину городового полка — в казённые, подати переложить, половину — Государю, половину — местному князю.

Все — рады. Кроме местного князя. Которому ничего не стоит собрать свою дружину и выгнать Суздальского ставленника.

Или нет? — Как куряне выгоняли Жиздора, когда тот был ещё принцем Великого Князя Всея Руси Изи Блескучего — я уже...

Вечевая культура, исконно-посконная демократия, право выбора под кого лечь... Лучше — под Государя. И налогов меньше, и чести больше.

С местным князем...

— Ты, княже, государю присягал?

— Да! Но про то, что у меня удел отбирают — не было!

— Так и не отбирают! Ты как был князь Мухозасиженский — так и остался. По роду, по обычаю. Только посадник в Мухозасиженске, да тысяцкий, да мытарь — Государем ставлены. А город-то твой. И податей там твоих половина.

Боголюбский не отнимает уделы у князей. Наоборот, он ставит князей на уделы. Новых князей. Ставит посадников. Прежний удел Мухозасиженский остаётся. Но меньше. Волость "отъехала". Раздробилась. Было в уделе десять городков — стало восемь. И? Удел-то есть.

Можно наплевать на присягу. И стать клятвопреступником. Можно вообще уклониться от присяги. Можно побить присылаемых из Боголюбово людей. В мятеж? — Можно.

Я вспоминал уже как метался по замёрзшей степи Изя Давайдович меж маленьких полупустых, голодных городков типа Выря. А его, князя-рюриковича, с дружиной, женой и обозом, простые безродные людишки не пускали.

Если городок просит Государя взять "на всю волю его", то в городке есть люди, общество, которое так решило. И они за такое решение своё будут биться, вполне понимая, что иначе придёт к ним что-то вроде того, что к галичанам пришло. Когда победивший Владимирко "плавал в крови" горожан.

Какие твои силы, княже? Городовые полки не пойдут, боярские хоругви не прискачут. Даже и в самой твоей дружине... Половину надо отдать в казну. И многие этого хотят. Другие хотят получить вотчину по выслуге. Третьи вообще прикидывают, что могут такой же плащик, как у тебя, носить... и в таком же городке, как ты, сидеть. И очень мало кто рвётся "сложить буйну голову" в сече с государевом войском.

— Против Боголюбского? — Да запросто! Против суздальских? — С удовольствием! Мы ихних завсегда бивали! — Против Всея Руси...? — Чёт мне стрёмно... Не.

А поверх всякого такого мелко-локального катится общее: церковное венчание на царство — Господь за Государя! Грядущая война с Новгородом. Так что смоленские и полоцкие князья мятежников не поддержат. И, конечно, успехи Искандера на Волыни. Откуда то и дело сообщают о мирном взятии очередного города.

Не, князь имя-рек, не пойдут за тобой люди Мухозасиженские. А сам ты, хоть бы и с десятком слуг верных, много не навоюешь.

Всё это Басконе интересно, но не очень. Приезжие увеличивают объём продаж в факториях. Прежде бы такое очень радовало, но он свалил собственно факторию на помощника, днюёт и ночует на стройке. К концу июня — первое готовое подворье. Очень своевременно: оба городка — Боголюбово и Владимир — уже наполнились. Войско возвращается, товаров на торгу много. А вот мест для жилья... Местные ополченцы расходятся по своим домам, ближние — по домам родственников и друзей, а вот дальним... "Сдача в наём" получает спрос и приличные цены.