— Да, Локи.
Гарри сосредоточился и напрягся. Его родители были волшебниками и погибли за него. И он должен... Должен! Ну что же оно так... Аж скрипнули зубы. Кажется, рубашка чуть шевельнулась. Он выдохнул и посмотрел на учителя.
— Ну да, — кивнул тот, усмехаясь, — если взять измерительную ленту, то, я думаю, пару делений ты осилил.
Гарри вздохнул.
— Это всегда?..
— ... так трудно? — понимающе прищурился бог. — По-всякому. Существует множество техник, предметов, в значительной мере облегчающих, — он снова потянулся за карандашом и перевернул тетрадный лист, — и усиливающих, — карандаш заскользил по бумаге, — воздействие. В сотни, в тысячи раз.
Гарри смотрел, что теперь выходит из-под его руки. Конечно, он же уже это видел, Локи показывал... Копье и еще это... чему он не знал названия — хищное, зазубренное... Странный топор на длинном древке. И хотя сейчас его рука водила лишь серым карандашом, но он хорошо помнил удивительное фиолетово-голубое свечение, чувствующееся даже на простом витраже из цветных пластиковых кусочков.
— О таком можно только мечтать, — усмехнулся Локи. — Но даже вещи попроще, как правило, вполне способны облегчить задачу, особенно начинающему.
И он, перехватив карандаш тремя пальцами за тупой конец, уверенно ткнул им в сторону злополучной рубашки.
Ну надо же! Предмет действительно весьма ощутимо скукожился. Лафейсон удовлетворенно покивал головой.
— Понятно, да? Уже легче. Еще можно попробовать добавить вербалику... — Уменьшить!
Но нет, эффект почти тот же.
— Не то. Меньше!
Нет. Ну что ж, если верить всё той же местной языковой традиции... Еще один взмах карандаша.
— Редуцерэ*!
— О! — восторженно выдохнул Гарри. Рубашка просто ужалась на его глазах.
— Редигендум!
Не то.
— Редигерэ! Редуце! Премэрэ!
— Локи! — воскликнул Гарри, удивленно-растерянно глядя на предмет их усилий, который на предпоследнем слове уменьшился так, что стало ясно — надеть это уже не удастся. — Эээ...
— Вижу, — довольно поморщившись, рассмеялся тот. — Немного увлекся. Что будем говорить? — прищурился он в сторону мальчика.
— Ну... Я ее... потерял?
— Очень интересно. Где, как, почему?
— Эээ...
Гарри очень хотелось показать Локи свою сообразительность, но, как назло, в голову ничего не шло. Хотя... в прошлый раз... ну тогда, с этим джемпером...
— Она села! — счастливо улыбаясь, заявил он.
— Пойдет, — одобрительно усмехнулся трикстер. — Вот только радость по этому поводу настолько выражать не стоит. И опять же. Когда, как? Ладно, я сам, — и он, подхватив замученную магическими экспериментами рубашку, двинулся в коридор.
* * *
Петунью он нашел в гостиной. Она стояла на табурете и делала вид, что протирает сверкающе-чистую люстру, а на деле пыталась рассмотреть что-то, что делалось в одном из домов напротив.
— Тетя Петунья? Я тут испачкал кровью рукав рубашки, — немного виновато начал Локи.
— Кровью? — недовольно оторвалась она от столь интересного занятия и немного встревоженно оглядела его с головы до пят. — И откуда кровь?
— Случайно задел... — он прикоснулся рукой к шраму, там действительно еще оставалось немного размазанное пятно.
— Ступай в ванную и подставь под струю холодной воды. Затем хорошенько натри хозяйственным мылом, и после этого...
— Ооо, — еще более виновато протянул стоящий перед ней мальчик. — Так вот как нужно было сделать. А я думал, что если полить кипятком...
— Кипятком? Ни в коем случае! — взвизгнула Петунья, весьма проворно спускаясь на пол. Она выдрала мокрую тряпицу из руки Гарри и, зло скривившись, глянула на него, как на идиота:
— Додуматься только! Ты ее совершенно испортил! Теперь этого не отстирать, и кроме того, — она подозрительно и брезгливо осмотрела вещь, — она еще и села! Теперь только в половые тряпки и годится. Прополощи и высуши, — она сунула ему ее обратно в руки. — Какой же непутевый ребенок... Неужели нельзя спросить, прежде чем всё портить?
— Но тетя, вы же всегда сердитесь, если я задаю вопросы.
— Не говори ерунды! Ты спрашиваешь всякие глупости, а когда надо по делу... — она резко развернулась и направилась в сторону лестницы. — Ступай за мной, я подберу тебе что-то другое.
* * *
Гарри стоял во второй спальне Дадли и терпеливо ждал, пока Петунья копалась в комоде.
Прям жаль, что Фандрала* нет, — подумалось Локи, — оценил бы ракурс. — Его взгляд небрежно скользнул от небольших каблучков черных туфелек к очерченной натянувшейся серой тканью узкой юбки окружности. Забавно бы было сейчас испробовать новое заклинание.
— Ищете что-нибудь постарей, тетя? — наконец не выдержал Гарри.
— А тебе интереснее портить поновей? — огрызнулась она. — Если бы ты был нормальным ребенком... На! Надевай! — и она сунула ему что-то в грязно-бордовую клетку.
— Редуце, — шепнул Гарри.
— Что ты бормочешь?
— Что она мала, — пряча ехидство, демонстративно попытался застегнуть на себе пуговицы Гарри.
— Давай сюда! — и Петунья снова нырнула в комод.
Поиски завершились чем-то оранжево-салатовым. На сей раз не понравилось Локи.
— Редуцере!
— Что?
— И эта тоже. Вы разве не видите?
— ... Редуце!
Кучка забракованных вещей росла. А вместе с ней росло раздражение и недовольство Петуньи. В конце к ним добавилось в изрядной степени подозрение, но у стоящего перед ней мальчика был настолько покорно-невинный вид, а она настолько привыкла отгонять от себя подобные мысли, что так и не решилась сформулировать его вслух.
Впрочем, когда в конце она махнула ему рукой "Идем!", на лице у нее отпечаталось что-то сродни злобному торжеству. Войдя в комнату Дадли, она решительно направилась к шкафу, извлекла оттуда одну из рубашек и швырнула племяннику. Весь вид у нее при этом выражал "Ну только попробуй".
"Не стоит, — немного грустно шепнул мальчику Локи. — Иногда нужно уметь вовремя сдаться"
"Я знаю, — откликнулся тот. — Мне всегда приходится..."
"Нуу... — попытался его приободрить Лафейсон, застегивая пуговицы висящей на нем, словно на огородном пугале, ядовито-фиолетовой рубашки, — эта хотя бы действительно практически новая."
"Да, Локи", — со входом согласился тот.
Локи вздохнул. Сдаться он мог. Смириться с поражением — нет.
* * *
Петунья, склонившись над ящиком комода, укладывала не пригодившиеся вещи, когда вновь услышала голос несносного племянника.
— Тетя Петуния, можно вас спросить?
— Это о чем же? Снова что-то испортил?
Она недовольно оглянулась и осеклась: недавно выданная рубашка сидела на мальчике поразительно ладно. Не так, чтобы совсем по фигуре, но...
— Пока нет, тетя, — улыбнулся мальчик. — И не хотелось бы. Поэтому я вас и спрашиваю.
Он протянул ей что-то белое, кажется, тоже рубашку, и она, все еще разглядывая его и прикидывая, насколько должна была бы быть ему велика недавно выданная вещь Дадли, машинально ее взяла.
— Просто я подумал, когда я буду загружать в машину белье... Чем лучше отстирать такое?
Женщина наконец перевела взгляд туда, куда кивком указывал мальчик, и лицо ее вытянулось.
Гарри готов был поклясться, что такого выражения у своей тети он не видел никогда — удивленное, испуганное, обиженное... Она стояла молча, не отводя взгляда от того, что вручил ей мальчик — от выходной рубашки своего мужа, на внутренней стороне воротника которой отчетливо отпечаталось пятно от губной помады.
— — — — — — — — — — — — — — — —
*Reducere — уменьшить (лат.)
Redigendum, redigerent, reduce — уменьшить (синонимы, лат.)
Premere — сжать (лат.)
Reducere и reduce — слова наиболее похожие по произношению на "Редуцио" (уменьшающее заклинание в каноне)
*Фандрал — один из друзей Тора. Весьма увлекался женщинами.
========== 35. Ценнее "Граннигса" ==========
* * *
Лафейсон задумчиво бродил по полутемной гостиной, пока семейство пило чай. Это было незапланированное чаепитие, посему приглашения на него он, конечно же, не удостоился. Просто Дадли захотелось "тех новых круассанчиков", которые Петунья подготовила к завтраку. Завтрака дожидаться не стали, раз дитятко хочет сейчас, значит, сейчас и немедленно. Вернон, до этого вполглаза читавший газету, а вполглаза смотревший по телевизору прогноз погоды на завтра, услышав голоса жены и сына, к круассанчикам присоединился. Попытка Гарри "чем-нибудь помочь" провалилась с треском — дядя воспользовался предложением в своем духе и велел ему выключить телевизор, чтобы "зря не нагорало". Трикстер бы высказал, что думает и по поводу щедрости Дурслей, и по поводу сообразительности Гарри, но сейчас его мысли были заняты другим — он рассматривал расставленные и развешанные вокруг фотографии. С камина, стен, комода и столика ему улыбались Дурсли. Нечто, напоминавшее большой розовый мяч в разноцветных чепчиках, очевидно, являло Дадли во младенчестве. На более поздних фото уже красовался крупный светловолосый толстячок, сидящий на своем первом велосипеде, кружащийся на ярмарочной карусели, играющий с отцом в компьютерные игры, мальчик в объятиях целующей его матери...
Гарри чувствовал внутри все возрастающую досаду. Ему и так никогда не доставляло удовольствия смотреть ни на запечатленные умильные лица своих опекунов, ни на глупо-самодовольную физиономию кузена, а тут еще Локи столько времени водит по этим фамильным реликвиям его глазами, так что даже не отвернешься. Хорошо хоть тетя не часто заставляет с них протирать пыль, уж очень сама любит это занятие.
— А тебя на этих изображениях вообще нет? — наконец, прервал молчание Лафейсон.
Гарри отрицательно помотал головой.
— Ни меня, ни моих родителей. Я никогда не знал, как выглядит моя мама, пока ты ее не нарисовал. Локи, пошли отсюда!
— А что так? Не нравится смотреть на их семейное счастье?
— Нет, — зло ответил Гарри, уже не скрывая своего раздражения. — Давай лучше поколдуем в чулане. А ночью придем и съедим все оставшиеся круассаны, а крошки подсыплем Дадли. Ну, как тогда.
— Ууу... Да ты злой, мстительный и завистливый мальчишка, — прищурившись, с улыбкой протянул трикстер. — И тебя раздражает чужая радость. Кошмар просто, с кем я связался?
Гарри смотрел на Локи, и голова у него шла кругом. Бог ему говорил такие слова, услышь которые от кого-то другого, он бы, наверное, захотел провалиться сквозь землю. Но странное дело. В устах Локи всё звучало совершенно иначе. И дело даже не в том, что бог шутил, это была одна из тех шуток, в которых слишком мало шутки. Дело было в чем-то более глубоком, в той степени понимания, при которой если и не сквозило открытое одобрение, то уж осуждение возникнуть не могло абсолютно.
— Тебе не повезло! — рассмеялся мальчик. — Я мстительный, завистливый и злой!
И от этого признания ему вдруг стало так легко и весело, как, наверное, не было за все годы жизни, полные лишений и обид. Потому что самым тяжелым был не голод и не побои сверстников, не страх наказания и даже не одиночество. Самым невыносимым было то, что приходилось постоянно скрывать то, что накопилось у него на душе. И теперь в Локи он неожиданно нашел то понимание, о котором даже никогда не мечтал.
— Мне повезло, — прикрыл глаза бог. — Это им не повезло, — он кивнул головой в сторону улыбающихся фоток. — Есть что-то поценнее и "Граннингса", и даже дома... это ведь всё так, наживное. Это можно отобрать. А есть то, чего отобрать нельзя. Но можно разрушить. Ты меня понимаешь?
Зеленые прищуренные глаза встретились с такими же зелеными и упрямо прищуренными. Мальчишка понимал. Понимал хорошо, даже слишком. Никогда не имея, тем не менее, знал. Пожалуй, даже лучше, чем он сам когда-то, когда пожелав большего, потерял то, что имел. Разрушил...
"Ох, кому-то и накапает в пробирки" — тряхнул головой трикстер и задиристо усмехнулся:
— Тогда начинаем!
Он снял одну из фотографий в рамке под стеклом и немного покачал на ладони, прикидывая вес. Потом вырвал волосину (Гарри от неожиданности чуть не ойкнул) и, скрутив вдвое, подвесил фото на ней. Должно выдержать. Чуть подправил, последний раз глянул критически и решительно покинул гостиную.
— А что это будет? — не удержался от вопроса Гарри.
— Да так, спецэффекты, — весело буркнул бог. — Увидишь.
Настроение стремительно исправлялось. Ну а что еще может так поднять настроение, как не готовящаяся пакость?
* * *
— Ну что, ты хотел колдовать?
Локи плотно затворил дверь в чулане, включил свет и устроился поудобнее на постели. Движение тремя пальцами, похожее на беззвучный щелчок, и у него на ладони лежит прядка волос.
— Ой, как ты это сделал? — не успел ничего даже сообразить Гарри.
— Как сделал, как сделал, — игриво перекривил его бог. — Элементарно. Просто тренируешься по пять часов в день первые двести лет, а потом само получается.
Глядя в растерянно-озадаченные глаза мальчика, он пару минут честно сдерживался, чтобы не засмеяться, но потом не выдержал:
— Да шучу я, шучу! (Ну да, если бы.) Сто пятьдесят с головой хватит.
Гарри смеется. Здорово, когда у Локи хорошее настроение. Только как с таким настроением колдовать? Сейчас опять придется... злиться, обижаться, расстраиваться. Хотя Локи-то может. И в автобусе, и вот сейчас. Гарри щелкнул пальцами. Прядка, лежавшая на ладони (как он о ней сразу забыл!), выпала и рассыпалась по постели. Вот же!..
Локи смеется. Всё же забавный смертный. Смешной и упрямый. Ну дался ему этот жест. Само ведь получилось, непроизвольно. Он об этом даже не задумывался. Так же, как и над этим.
Он собрал рассыпавшиеся волосы, вновь положил на ладонь. Полукруг ладони над ладонью — исчезли. Работает. Работают некоторые знакомые жесты, и это хорошо. Не такая уж и чуждая магия.
Мальчик смотрит внимательно, старается понять. Старается запомнить. Сейчас повторить захочет. И не сможет. Потому что действительно... Сколько раз нужно повторить, чтобы найти, почувствовать? Разве все объяснишь? Разве все покажешь?
— Давай потом над этими фокусами потренируешься, ладно? У нас есть тема поинтереснее.
— Да, Локи.
Но прежде чем он успевает что-либо сделать, мальчик медленно поворачивает руку с беззвучным щелчком. Скольжение пальцев, оборот кисти... На ладони лежит прядка волос. Смотрит на Локи и смеется. Доволен.
— Ууу... Впечатлил.
Ну да, недооценил. Мальчик местный. И способный. Чувствует.
— Покрась теперь.
— Как?
— Как тогда парик. Ты мне рассказывал. Или тебе искусственные волосы нужны? Это твои, ты их уже неплохо чувствуешь, с ними намного легче будет.
Гарри молча смотрит на волосы. Пытается представить их синими. Сконцентрироваться. Ну же, ну...
Н и ч е г о.
— Может, карандашом в них ткнуть?
— Ну да, а лучше фломастером. Синим. Только осветлить перед этим перекисью, — рассмеялся Локи. — Не нужен тебе сейчас карандаш, только мешать будет. Это потом поможет, а сейчас постарайся вспомнить точно, как было. Что ты чувствовал, о чем думал?
