Лафейсон некоторое время смотрел ему в глаза молча, потом, сдаваясь, кивнул:
— Хорошо. — Он еще немного помолчал, затем как-то совсем невесело усмехнулся и сказал: — Создай, что ли, антураж...
Змей кивнул. Провел по кругу в воздухе рукою, гася лампады, свечи, плавающие над ними округлые матовые огни. Округлое помещение с высоко уходящим куполом окунулось во мрак. Он оставил одну маленькую лампадку посередине стола и вопросительно взглянул на Локи.
— Замени.
Наг еще раз кивнул и движением ладони погасил и эту, а через секунду на этом месте загорелся маленький, чуть подрагивающий красноватый огонек.
Лафейсон улыбнулся. Хесеш действительно хорошо понимал, что именно ему нужно. Чувствовал...
— Однажды, — начал Локи, неподвижно глядя на мерцающий огонь, — отец сослал моего брата в Мидгард... в качестве смертного. Он вернулся оттуда другим... Совсем. — Локи перевел взгляд на Хесеша, чтобы убедиться, что тот его внимательно слушает. — Он изменился. Он так и сказал мне: "Я изменился". Я ничего не понял. — Лафейсон хмыкнул, не переставая задумчиво-отстраненно покачивать головой после каждой сказанной фразы. — Момент, конечно, был не совсем подходящий для откровений и осознаний, но дело не в этом. Я бы ничего тогда не понял все равно. Я решил, что это из-за женщины. Он там влюбился, в смертную... за несколько дней. Ты представляешь? Он идиот. Любовь, влюбленность — это тоже меняет, я имею представление... слышал, видел, читал. Я разозлился ужасно. Ну ладно, проявить слабость, позволить властвовать над собой низшим инстинктам. Но подгонять под них мировоззрение?! Да признай ты честно, что влюбился в низшее существо! Так нет же! Пытается из-за этого возвысить до себя всю эту жалкую расу! Но, что еще абсурдней — еще заодно зачем-то и другие расы тоже! Что-то типа — намешаю всего побольше, авось прокатит... Трудно же что-то оспорить, в чем совершенно отсутствует логика!
Лафейсон рассмеялся, разводя руками и откидываясь на спинку стула.
— Что ты с мебелью и едой сделал? Ладно, потом. — Он налил себе из полного цветного графина мерцающую красно-золотистую жидкость в фарфоровую пиалу, раскрашенную тонкими листочками и причудливыми райскими птицами. "Хорошо, что змей пятипалый, — где-то на краю сознания мелькнула мысль. — Хоть можно глянуть, как это правильно держать." — Ну, знаешь, я поддел его. Захотелось. Сказал, что тоже наведаюсь к его пассии. Как он взбесился! — трикстер закатив глаза, рассмеялся. Видимо, это было единственным во всей истории действительно приятным воспоминанием. — Как настоящий животный самец. Лев, знаешь? Глава прайда. Или даже орангутан. Как слон... носорог. Ой, нет, даже хуже — как пузатый чибис! Смешно было. Да ты что... подумать только — претендуют на ЕГО самку! А что удивительного — с кем поведешься...
Локи задумчиво опорожнил почти половину пиалы, не сводя взгляда с беспрерывно меняющегося пляшущего огонька. Затем задумчиво-хитровато улыбнулся и продолжил:
— Ты знаешь, я мало с ними успел после этого пообщаться, но я почти уверен — отец не шибко рад такому побочному эффекту своего блестящего метода воспитания. Я слишком хорошо знаю его взгляды. Он может пировать с их воинами, как с равными, может даже вести их в бой, как будто они асы... Но женщины... целители... другие гражданские... Он не признал бы их выше лошади никогда! О, да какое там... Выше козы, овцы... Я думаю, то, что он не повторил со мной свою замечательную идею (а вопрос об этом стоял до самого суда очень плотно), во многом определило именно это. И то, что Тора за все это время он так и не короновал, — хитрая улыбка стала понимающе-довольной, — тоже. Ждет, наверное, что девка забудется, и это пройдет. Ну, или постареет. Дело ведь всего какой-то пары-тройки десятков лет. Мои ему соболезнования! — Лафейсон рассмеялся полным смеси иронии с самоиронией смехом. — Потому что это уже не излечится.
Он допил все, что оставалось в пиале, и снова ее наполнил.
— Хесеш. Скажи своей змееледи, пусть питья принесет побольше, если там еще у тебя петухи остались. Напьюсь, наверное. Давно этого не делал. Не с кем было и незачем... Не знаю всего, что там за несколько дней Тор пережил, но ему хватило. Теперь... — он на секунду запнулся, потом кивнул. — Теперь, видимо, моя очередь. О, — он покачал головой, — если бы со мной было, как с ним, я думаю, на меня б не подействовало. Я вполне могу продуктивно общаться с любыми существами, более-менее понимать их, использовать... То, что я чего-то при этом лишен и даже полностью имею их форму и свойства — да при чем же тут это, голова-то моя все же на месте. И все та же. Но ты... ты связал меня с этим мальчишкой чувствами, и тут я прозрел. Хеш! Да он же чувствует так же! Не в смысле того, что у него те же вещи вызывают те же эмоции, нет. Но... полнота восприятия, тонкость... там же вся гамма... Чувствует так же, думает так же. Ты представляешь?!
— Ну, я-то вполне представляю, — немного лукаво, но в то же время как-то даже обескураженно улыбнулся Хесеш, принимая от уже сменившей многочисленные украшения на другие Сисшайи два полных стеклянных кувшина. — А вот, что для тебя это такое потрясение — по крайней мере странно. Вы же сами их вроде... — он пожал плечами и повернулся к Локи, устанавливая кувшины на стол. — Как говорят — по образу и подобию.
— По образу и подобию?! — Лафейсон вскочил, чуть не перевернув столик, глаза его стали просто дикими. — Я знаю, что такое подобие! Жалкая копия, подделка!.. Форма, наполненная неполноценным убогим содержимым! Урезанный и упрощенный муляж! Копия любого шедевра — это всего лишь копия и есть, ей никогда не только не сравниться, а даже не приблизиться к оригиналу!!!
Хесеша, казалось, совершенно не смутили эмоции, которыми буквально фонтанировал Локи. Он уселся и принялся разрезать лежащий на расписанной яркой глазурью тарелке какой-то экзотический фрукт. Затем, не отрываясь от этого занятия, поднял глаза и, с довольно ехидной улыбкой, выдал:
— Твои представления говорят только о том, что сам бы ты, наверное, именно что-то такое и создал.
Трикстер застыл с открытым ртом. Вид у него был такой, будто он колеблется между тем, чтобы действительно опрокинуть наглому хозяину весь его дорогостоящий натюрморт, и тем, чтобы немедленно покинуть этот притон вопиющего неуважения. Внутренняя борьба закончилась неожиданной победой — он мрачно ухмыльнулся и сел, впившись в глаза собеседника тяжелым взглядом.
— Верно. Именно такое бы и создал. А знаешь, почему? Потому что нет никакого смысла особо выкладываться на недолговечную вещь, сделанную, чтобы послужить какое-то время. Предкам явно нечего было делать, — добавил он с раздражением.
— Нуу... А я видел другое. Ты создавал иллюзии, которые жили, только пока ты не оставлял их вниманием. И... я помню — они были прекрасны. Они теперь у меня тут живут, — он примиряюще-благодарно улыбнулся и кивнул на стену, имея в виду дворцовый сад, который находился за ней снаружи. — Вполне долговечные.
— И, — Лафейсон осуждающе прищурился, но чуть поднявшийся краешек губ выдавал, что это напоминание ему весьма приятно, — что же ты насчет того, что я бы ничего хорошего не создал?
— Я такого бы никогда не сказал. Я сказал, что с теми представлениями... Но когда ты начинаешь творить, — Хесеш наконец оторвался от стола и с каким-то потаенным восхищением глянул на Локи, — все меняется. И, думаю, если бы ты поставил такую задачу и попробовал, ты бы тех творцов тоже понял. Почему они не делали жалких подделок. Даже для чего-то недолговечного.
Лафейсон ненадолго задумался, а потом слегка улыбнулся и кивнул.
— Наверное, Хеш. Наверное. Что-то недооценил? — спросил он с усмешкой.
— Да ты так мучаешься, что не ценят твое, что не особо можешь по-настоящему приглядеться к чужому. Но ведь...
— ... оно всегда так бывает, — кивнул задумчиво Локи. — Мысль понял. Ладно, на сегодня как-то много всего... Переполнился. Пойду я, Хеш. — Он допил то, что оставалось в пиале, и встал. Стол ощутимо качнулся перед глазам.
— А...
— Мальчик? Пока все будет по-прежнему. Мне он нужен еще. Мне как-то на магов нужно выйти, там магия или в подполье или... лучше считать, что в подполье. А он местный, лучше способен отличить странности в своем мире. Но это последнее, для чего он нужен. В мир он меня гладко ввел, никто не отличит, я все его манеры словил, вплоть до почерка. В круг общения — тоже. Телом овладел полностью. Всем тем немногим магическим действам, что он успел проявить — научился. Осталось на других магов выйти — и конец. Мне не нужен лишний груз, Хеш. Там и так все довольно непросто. И работы непочатый край... тяжелой работы. Ну, ты бы сам, собираясь в дальний и опасный поход... ты бы потащил с собой ребенка?
— Если бы альтернативой было бы его только убить, то ...
— Я не про твои ограничения, змей! Ясное дело, что если ты сам себе из каких-то соображений запретил это делать, то поволок бы. Ты понял мой вопрос. Считай его риторическим.
— Я думаю, что я понял тебя. Ну что ж, это твоя жизнь и твой выбор.
— Понял? Да ничего ты не понял! Считаешь меня бесчувственным? — трикстер оперся ладонями на стол, нависая над сидящим Хесешем. Как ни странно, руки тоже не провалились, все же змей что-то сделал, потом нужно будет спросить.
— Бесчувственным? — в голосе Хесеша прозвучала изрядная толика искреннего недоумения. — Не-ет... Я бы сказал, что даже наоборот. Ты чересчур... — он задумался, видимо, подбирая нужное слово. — Ты слишком остро все воспринимаешь.
— Тогда с чего ты решил, что мне должно быть все безразлично?! Мне сперва и правда все равно было, что этот мальчишка на меня преданными глазами с обожанием смотрит. Ну, как собака — и ладно, для смертного так и положено на бога смотреть... если мозги вредными идеями не испорчены. Но когда я понял... Хеш! Он на меня не как на бога смотрит — как на отца! И... я же тебе говорил уже, что он все очень даже понимает и чувствует? Я просто не могу теперь относиться к нему, как к коробочке, для которой я куда лучшее содержимое. Он для меня — реальный живой мальчишка, такой же, как если бы был асом. И... он слишком хороший мальчишка. Он постоянно пытается обо мне заботиться. Он всегда старается отправить меня, если ситуация неприятная или опасная. Он мне так радуется... Да я за свою жизнь такого отношения не встречал!!! С этим надо кончать, Хеш! Кончать, как можно скорее!
— То есть... — теперь наг выглядел действительно ошарашенным. — Ты хочешь убить его потому, что он слишком хороший?
— Именно, — Лафейсон моментально остыл, теперь голос его был отстраненно-холодным. Он опустился обратно на стул, застыл и стал снова молча глядеть на огонь.
— Ты... — змей задумчиво прикусил нижнюю губу. — Боишься привязаться? Думаешь, это тебя сделает... более уязвимым?
— Не угадал, психолог, — горько-иронично усмехнулся трикстер. — Я через свои привязанности переступать умею. И ими никто не воспользуется. Потому что я всегда сделаю правильный выбор — не нарушающий моих интересов. Но он действительно слишком хороший, чтобы устраивать ему повторение истории. Потому что это очень нехорошая история, — он отрешенно покачал головой. — С плохим началом и очень плохим концом. Один бог уже однажды взял для своих целей мальчика другой расы. Учил, воспитывал, называл сыном и окрылял надеждами. Ты знаешь, как закончилась эта история? Бог сказал тому мальчику, что жалеет, что не убил его сразу. На ошибках учатся. Я предпочитаю на чужих.
— А тот мальчик... он тоже жалеет, что бог его не убил?
Локи бросил быстрый взгляд на нага, угол губы его досадливо дернулся, и он опять уставился на огонь.
— Иногда даже очень.
— Нуу... иногда все мы ...
— Зато о том, что не убил сам, когда мог, жалеет очень часто!!! Я же говорю, змей — это очень плохая история, я ею сыт по горло, и в обратном варианте она мне не нужна!
— Считаешь, что тот бог сделал все, что мог, и лучшего решения для этой истории вообще не существует, кроме как прекратить ее в самом начале?
— Считаю, что лгать не надо в таких историях, тогда, может быть, они и будут по-другому заканчиваться!
— Тогда... — Хесеш отстраненно-задумчиво пожал плечами. — У тебя есть шанс попробовать.
— Попробовать что? — Локи, наконец, оторвался от созерцания огня и подался вперед, зло сверкая ставшими совсем красными глазами в сторону Хесеша. — Сказать правду? Сказать, что спокойно дожидался момента, когда убьют его родителей, чтобы убить его и забрать его тело? И что только из-за того, что подставил того, кто мне в этом помогал, а тот успешно меня подставил в ответ, не смог этого сделать? Это я должен сказать? ЭТО?! Ему десять, Хеш! Это не мы с тобой, что дожились до того, что можем спокойно обсуждать такие вещи! Ты бы в его глаза посмотрел, у тебя навсегда б твой раздвоенный язык отсох при одной мысли сказать такое!
— То есть, — Хесеш смотрел в красные глаза Локи совершенно спокойно, — ты готов признать, что есть вещи, которые очень трудно сказать ребенку в силу различных обстоятельств?
— Ооо... — болезненно протянул Лафейсон, закрывая глаза и откидываясь назад. — Так вот ты куда вел, змей, и вот ты куда привел. Вот, значит, куда... Это... это уже чересчур точно. Я... Правда, пойду я, Хеш. Ты мне сегодня... всю душу... — он попытался встать, тяжело опираясь одной рукой об стол. Все сразу поплыло куда-то вправо. Нет, надо немного посидеть, прийти в норму.
— Локи, — Хесеш расстроенно-сочувственно склонил голову набок. — Это же совсем другой бог и совсем другой мальчик. У них может быть совсем другая история... Больше это зависит, конечно, от бога, ведь у него уже есть опыт... Он может разобраться, что подправить в этой истории, чтобы она закончилась по-другому. Разве это не интересно?
— Еще добавь, — Лафейсон предпринял новую попытку встать, но тонущее во мраке помещение теперь резко качнулось влево, и он просто свалился на пол, опрокинув стул. Наг поспешил к нему, но трикстер, рассмеявшись со злой самоиронией, остановил его рукой. — Я не настолько пьян. — Он, не вставая с пола, установил стул на место, и, опираясь на него, все же поднялся на ноги. — Добавь еще, — усмехнулся он, показывая, что даже не забыл свою мысль, — что бог мог бы доказать, что он способен лучше того бога это сделать. И бог тут же поведется на это. Правда, Хеш? Ты же хорошо его уже изучил. Только я тебе скажу, — он кисло скривился, — что у этого бога совсем другие интересы и совсем другие планы. Поэтому он решил просто поставить точку в самом начале этой дурацкой истории! Провожать не надо, — он пьяно покачал пальцем перед носом пытающегося как-то подстраховать его змея, и нетвердым шагом направился к пентаграмме, до которой было всего несколько шагов.
— Но тогда эта история для тебя не закончится. Она будет повторяться то с одной стороны, то с другой. Пока... пока не будет найдено решение. Крутиться на протяжении жизни, тащиться за тобой из жизни в жизнь, преследовать в мыслях, в снах, отравлять все существование, искажать понимание, мешать добиться других целей... Разве ты сам этого еще не увидел?!
