Он проснулся, потому что кто-то надсадно кашлял.
— Блядь! — запищал Сопливый.
— Твою мать, Ти! — выругался Дреды.
Ворчали из всех углов. Ти, мальчишка с собранными в хвост волосами, не кашлял — его рвало желчью. Он стоял на четвереньках и раскачивался из стороны в сторону. Чтобы меньше чувствовать кислый запах Генри открыл рот и не смог вздохнуть — язык прилип к небу от жажды. Он тоже зашелся кашлем. Закашляли остальные. Ти завалился рядом с лужей собственной блевотины и заскулил.
— Его ломает, торчок конченный, — запищал Сопливый.
— Ты сам не лучше.
Вместе с первыми лучами рассвета в дыры полезли мухи. Две навязчиво закружили над головой Генри, будто он был навозной кучей. Он либо пропитался чужой вонью, либо гнил изнутри, и сам не замечал этого.
Тень закрыла "глазки" в стене, обрезала солнечные лучи. То ли Сиу, то ли кто-то другой помочился на стену гаража. Потом дверь открылась и внутрь влетела бутылка.
Я не буду драться за воду, подумал Генри. Не сегодня. Тито перехватил за ногу Ковбойские Сапоги, Расстегнутая Рубашка заехал коленом в пах Веревочным Браслетам.
— Я могу поделиться! — Босой добрался до воды.
Никто не стал его слушать, сбили с ног, навалились кучей. Треть литра на десятерых. Генри прикрыл глаза. Темнота расшатывалась, будто он не сидел в душном ящике, а плыл на корабле. Вокруг соленая как слезы вода, которой не утолить жажду.
Мальчишки слезли друг с друга и рассыпались по гаражу. Генри так и не понял, кому досталась бутылка. А может, они пролили воду? Босой и Сопливый переругивались с Тито. Расстегнутая Рубашка, Ковбойские Сапоги и Веревочные Браслеты шарили по полкам и шкафам.
Нужно думать, сказал себе Генри, нужно искать выход. Можно попробовать уговорить других напасть на охрану, когда им опять кинут воду. Но чем выше поднималось солнце, тем медленней ворочались мысли в голове. Стены гаража нагрелись, как мотор машины, проехавшей три сотни миль. Веки Генри отяжелели. Он не понимал, дремлет он или бредит.
В бреду или во сне он просыпался рядом с Францем, касался его затылка, играл с его волосами. Шел за ним через взволнованную толпу, ожидая, когда он произнесет свое имя-пропуск. Франц назовется и перед ними откроются любые двери. Генри нужно просто подождать. В доме полном дыма и газа, он цеплялся за руку Франца. "Приложи к лицу", — сказал Франц и протянул ему мокрую тряпку. Генри попытался высосать из неё воду и выпал в реальность.
Вечером Сиу и Рамон привели еще троих. На руках одного красная сыпь. У другого родимое пятно на всю щеку. Третий — с пирсингом в носу и ушах.
Когда Рамон и Сиу повернулись к выходу, Ковбойские Сапоги бросился за ними. Врезался Рамону в спину, но повалить не сумел. Сиу пальнул Ковбойским Сапогам в живот. Он резкого звука и дыма у Генри из глаз хлынули слезы.
— Совсем охренели, идиоты, — Рамон стряхнул с себя корчащегося от боли раненого и поднял пистолет. — Кто еще хочет получить пулю? У кого ещё крыша поехала?
Он водил пистолетом из стороны в сторону. Мальчишки в гараже не двигались.
— Если у кого мозги отшибло, я вам напомню. Вы здесь, потому что хотели подзаработать. Сами пришли и умоляли дать вам работу. Скулили как бесхвостые кошки: все, что угодно лишь бы получить дозу.
Пистолет остановился на Генри и поплыл дальше, заставляя Веревочные Браслеты и Тито втягивать головы в плечи и стискивать зубы.
— И что сделал я? Вместо того, чтобы прогнать, угостил коксом, поделился косяком, обещал работу. Так какого хера вы ерепенитесь? Вы мои должники! Выполняйте то, за что взялись, и все будет отлично!
Ковбойские Сапоги застонал. Сплюнув на него, Рамон захлопнул дверь.
Плохо видя от слез Генри подполз ближе.
— Вот блядь. Вот ублюдок. Мразь конченая, — зашептал рядом Пепе.
Он, Генри и еще пару человек зависли над истекающим кровью, не зная, что делать. Пацан с родимым пятном стянул через голову футболку, попытался зажать рану. Как загипнотизированный Генри смотрел, как ходят его лопатки под тонкой кожей. Остальное расплывалось от слез. Похоже, он отупел от страха, отчаяния, жажды и жары. Он не верил, что Ковбойским Сапогам можно помочь.
— Блядь, сколько крови, — пропищал Сопливый.
— Мой папаша так же истекал, когда его сосед ножом пырнул, — выдохнул Босой.
— Выжил?
— Неа.
Генри едва их слышал, будто они находились в другой комнате, за стеной. Сгустившиеся сумерки сделали кровь черной. Ковбойские Сапоги бредил и закатывал глаза. Он все твердил о сбежавшей собаке, которую нужно поймать. В происходящем не было смысла. Генри заметил, что ревет не он один. Только эти совместные слезы не сближали так как драка.
— Идиот, — Тито первым начал ругать Ковбойские Сапоги. — С первой минуты он лез на рожон. Как только вошел сюда, искал проблемы.
— Да, — Пепе, а за ним остальные начали поддакивать. Во всем виноват скверный и неуживчивый характер Ковбойских Сапог.
Вокруг кивали — разве что не обнимались.
— Пес одичал, — засипел Ковбойские Сапоги. — Он ворует еду. Если его не убить...
Он умер к рассвету.
— Блядь. Сука. Твою мать. Когда же закончится эта ебань, — звучало со всех сторон снова и снова как молитва. — Ебаный гараж, ебаный Лонарди. Ебаный Ливи. Драный Сиу. Едрить тебя Рамон. Ебать твою жену, твоих детей. И твою собаку.
Глаза у Генри давно высохли, горло царапало при каждом вдохе.
Дверь открылась, и в гараж влетела бутылка. Забыв о Ковбойских Сапогах, Генри бросился вперед. Стукнулся лбом с Веревочными Браслетами. Съездил Сопливому по челюсти. Босой врезал ему локтем в бок. В щеку вжалось пробитое пирсингом ухо. Генри отбросили назад. Из разрезанного носа у него пошла кровь. Бинты и шины на руках сползли. Он проиграл в битве за воду. Бутылка досталась пацану с сыпью. Так не честно, он только со вчерашнего дня здесь. Он еще не обессилел от жажды и голода. Страха? Отчаяния?
Красная Сыпь опрокинул бутылку в себя. Но драка не закончилась. Трое пацанов с остервенением лупили ногами мальчишку с пирсингом.
— Помнишь меня? — орал Расстегнутая Рубашка. — Я Санчес кокс приносил. В ваш дранный притон. Видел как, ты в женских шмотках разгуливал.
Мальчишка с пирсингом схватил его за ногу. Расстегнутая Рубашка покачнулся, но устоял.
— Маленькая грязная дрянь, не смей ко мне прикасаться, извращенец, — высвободив ногу, он ударил лежавшего по почкам. — Я знаю, что тебе нравилось под мужиков ложиться.
То ли они выбились из сил, то ли их отвлек очередной приступ кашля Ти. Блевать ему больше было нечем.
— Да сколько можно, Ти! — завопил Расстегнутая Рубашка.
— Заткнись, — подхватил Пепе. — Выблюешь сейчас легкие, сердце или желудок!
Босой заржал, Сопливый зашелся кашлем. Большая навозная муха ползла по руке Генри, ему лень было её стряхивать. Лень думать, злиться и даже бояться.
Пацан с пирсингом отполз к стене, забился в один из шкафов — плечи и голова внутри, жопа и ноги снаружи. Может, спрятаться хотел, может, надеялся защитить голову.
Расстегнутая Рубашка приклеился к глазкам в стене. Сыпь нашел одеяло и накрыл мертвеца.
Генри подполз к мальчишке с пирсингом. Морда распухла, но глаза и нос уцелели. Зубы тоже на месте. Руками Пирсинг прижимал бок, что могло означать все, что угодно — от синяка до внутреннего кровотечения.
Припухшие глаза уставились на Генри.
— Меня заставили, — просипел Пирсинг.
— Не думай об этом, — сказал Генри, — иначе не выживешь.
Черные кольца в ушах. Глубокий вдох. Через дырки в джинсах на коленях проглядывала загорелая кожа.
— Подумай о чем-то хорошем, приятном, — сказал Генри.
Сыпь шарился по полкам и с грохотом завалил одну из них. Тито и Расстегнутая Рубашка рассмеялись.
— Ты тоже думал о приятном, когда тебе ломали пальцы? — Пирсинг кивнул на руки Генри и скривил губы в улыбке.
— Не думал о невыносимом.
Точно. Самое большое зло — невыносимо. Если ты пустишь его в свое сознание, оно сожрет тебя.
На улице поднялся ветер. Он завывал между гаражами и кидал в "глазки" пыль, грязь и газеты с пустыря.
— Вы слышите? — всполошился Веревочные Браслеты. — А ну заткнулись все!
Звук мотора приближался. Генри видел кусок заброшенной дороги около гаражей. Кому приспичило ею воспользоваться? Полиция? Народная милиция? Просто зевака любопытный? Пожалуйста, пусть их заметят, пусть выпустят, вытащат отсюда.
— Эй! — Веревочные Браслеты, Тито, Пепе и Сопливый замолотили кулаками и ногами по стене.
Шум поднялся такой, что Генри показалось, что его голову засунули в колокол.
— Эй! Кто-нибудь! Выпустите нас! — Тито уже лупил не кулаками, а наскакивал на стену всем телом.
Очередь из автомата прошила жестянку над его головой. Все, кто стоял в гараже, упали на пол и прикрыли головы руками.
— А ну заткнитесь там! — прикрикнули снаружи.
— Это Ливи? — Пепе вытянул шею.
Вместе с другими Генри метнулся к "глазкам". Он никого не видел, лишь летающие над пустырем целлофановые пакеты.
— Это Ливи, — Сыпи больше повезло с наблюдательным пунктом. — Они подогнали сюда тачку, потому что старый полицейский не может ходить после ранения.
— Тссс, — зашипел на него Веревочные Браслеты.
— Это Диего, я видел его в суде, — вмешался парень с дредами.
Генри слышал голоса, не разговор, отдельные слова.
— Тебе повезло, Ливи, выйти сухим из воды... Тебе даже делать ничего не пришлось. Я и Луиза прикрыли твою задницу. Не знаю на хрена это было ей нужно. Думаешь, пожалела твою старую продажную задницу? Но меня этим не проймешь. Бедный старый калека, накрылся твой план с избирательными участками? После того, что Луиза наболтала, их будут охранять как Белый дом.
— Зачем ты сюда приперся, Диего?
— У меня есть для тебя предложение, от которого ты не сможешь отказаться.
Кто-то постучал снаружи по стене гаража. Диего?
— У тебя нет ничего, что могло бы меня заинтересовать.
— Ты все еще можешь повлиять на результат выборов. Разве не этого добивался Лонарди.
— Убирайся, Диего. Мои дела тебя не касаются.
— И что у тебя за дела, Ливи? — снова Диего постучал по стене гаража. — Запереть кучку наркоманов и выдрессировать из них бойцов одного дня? Зачем?
— Не твое дело!
— Подумай, Ливи. Хименос хорошо заплатят, если мы устраним их соперников накануне выборов. Заплатят так, что ты до конца жизни будешь жить в пятизвездочных отелях, трахать моделей и летать на частном самолете.
— Мне это не нужно. Срать я хотел на тебя, Хименос и выборы.
— Так сделай это ради Лонарди. Вряд ли он хотел, чтобы к власти пришел Рохас, Карлос, военные или коммунисты.
— Убирайся.
— Я позвоню, Ливи.
— Разговор окончен.
— Это ты сейчас так думаешь, упрямый боров.
Смех Диего заглушило завывание ветра между гаражами.
Веревочные Браслеты заморгал покрасневшими глазами. Сыпь открыл рот, будто хотел что-то сказать. Дверь в гараж приоткрылась, Сиу держал автомат, Рамон выволок за руки мертвого Ковбойские Сапоги, а потом кинул внутрь гаража маленький предмет. Никто не понял сразу, что это, а когда поняли, все бросились вперед. Даже раненый пацан с пирсингом. Даже Генри. Хватал других за футболки, копал ногами и тянулся к пакету кокаина.
Преуспел в этом забеге Пепе. Завладев набитым коксом целлофаном, засунул его в рот. Все вокруг застыли, как громом пораженные.
— Послушай, — Генри, Тито и Веревочные Браслеты одновременно подняли перед собой руки. Раскрытые ладони — знак капитуляции. — Не бойся. Мы не сдвинемся с места.
— Он сейчас все проглотит, — зашептал Сыпь.
— Хочешь, мы отойдем к стене? — спросил Тито. — Всем отойти к стене! Если хоть одна сука двинется, я проломлю ему череп!
Генри оказался зажат между Пирсингом и Дредами.
— Видишь, Пепе? — уговаривал за всех Тито. — Клянусь, с места никто не двинется.
— Не глотай. Сдохнешь, — пропищал Сопливый.
— Сам выбирай, с кем хочешь поделиться, — продолжал Тито. — Как скажешь, так и будет. Ты босс. А кто станет возбухать, получит в зубы.
Пепе неуверенно кивнул. Инстинктивно Генри расставил руки в стороны, словно боялся, что как только Пепе вынет пакет изо рта, затаившиеся рядом Пирсинг и Дреды бросятся вперед. Если так, он собирался их задержать. Остальные так же расставили руки. Пятерня Дредов уперлась Генри в живот.
— Ты, — Пепе указал на Тито, потом на Расстегнутую Рубашку, Дреды, Босого, Веревочные Браслеты и Генри. Избранные тут же отскочили от стен и развернулись лицом к тем, кому повезло меньше, готовясь защищать свое право на кокс.
— Никому не двигаться! — прорычал Тито.
Генри попятился к середине гаража. Столкнувшись спиной с Веревочными Браслетами нервно усмехнулся. Им станет легче, когда они заправятся кокаином. Они исцелятся. Почувствуют себя здоровыми и полными сил, на время.
У Пепе дрожали руки. Кокаин забивался в складки ладони.
— Выпрями пальцы, гондон, — просипел Тито.
— Заткнись. Если не нравится, вали на хер, — одернул его Расстегнутый.
От Пепе несло потом, его ладонь обещала спасение. Облегчение. Оправдание. Освобождение.
Шмыгнув носом, Генри поднял лицо к потолку.
Он справится. Выживет. Чтобы ни случилось, он все вынесет, выкрутится, поднимется и пойдет дальше. Как бы низко он не пал, он сможет подняться и идти дальше. Каждый новый вдох убеждал его в этом. Каждый новый вдох и движение дарили откровение. И плевать, что вокруг воняет мочой и рвотой.
Генри, Пепе, Тито, Босой, Расстегнутый и Веревочный стали братьями по коксу. Сидели теперь вместе и на ночь устроились тоже рядом.
Генри снилась тюрьма. Музыка билась о каменные стены. Анхель смотрел на Генри сверху вниз и требовал перевести слова оперы. Генри хотел говорить, но молчал. Должен был знать слова, но не мог ничего вспомнить. От этого он чувствовал себя ничтожеством.
Ночью он то и дело просыпался от кашля Ти, от хлюпанья носом Сопливого. Натыкался в темноте на белки чужих глаз. Тринадцать человек были заперты в одной камере. Следили друг за другом. Даже помочиться в одиночестве было невозможно.
Наутро Сыпь и Родимое Пятно оказались ближе к двери и завладели пакетом кокса. Тито и Расстегнутый отбили бутылку воды. Генри достался один глоток. У него дрожали губы, когда он наблюдал, как пьют другие.
— Нужно придерживаться правил, — сказал Веревочный. — Не щелкать клювом, быть всегда начеку, не поворачиваться к ним спиной.
Босой, Пепе и Тито кивнули. Жизнь будто стала проще, вошла в привычную колею.
— Задняя стена, — сказал Расстегнутый.
Братья по коксу поняли его без слов — солнце всходило со стороны дверей в гараж, стена напротив до обеда оставалась в тени — они успели занять её раньше, чем Сыпь и Родимое Пятно.
До обеда посреди гаража в стороне от всех кашлял больной Ти. В обед он то ли потерял сознание, то ли заснул.
Когда солнце добралось до задней стены гаража, Генри, ища прохлады, лег на пол.
Он проснулся вечером. Свежий воздух ворвался в гараж. Сиу и Рамон зависли на пороге. Рамон покачивал автоматом, Сиу держал в одной руке упаковку минералки, в другой — булку.
