— Как жизнь, придурки? Никто не свихнулся? Не перегрелся? Не помер? — Сиу заржал и пошатнулся. Похоже, он был пьян. — Мы принесли вам пожрать и выпить.
Сыпь вскочил на ноги.
— Оу. Назад. Не так быстро, — Рамон дернул автомат.
Почему Генри казалось, что дуло смотрит ему в живот?
— Не так быстро. Сначала жратву нужно заслужить, — Сиу поставил упаковку воды на землю и надкусил булку.
Генри прилип взглядом к его губам — они извивались на лице как два толстых червяка.
— Хочешь булочку? — Сиу кивнул Сыпи и помахал булочкой, как приманивают собак. — Сейчас проверим, как сильно ты её хочешь.
Сиу громко отрыгнул.
— Все встали на одну ногу. Кто простоит на одной ноге дольше всех, тот получит хлеб и воду.
Генри и Пепе переглянулись — это слишком глупо, чтобы быть правдой. Сопливый хлюпал носом. Веревочный хлопал ресницами, будто ему в глаз залетела муха. Босой первый поднял ногу. Блядь. Один за другим ноги подняли остальные. Зашатались, взмахнули руками.
— Эй, так не пойдет, — командовал Сиу. — Нельзя опираться на стену. А ну отойди от неё.
Генри тоже поднял колено.
— Смотри, этот похож на аиста, — потешался Рамон. — Придурок сделай руками как крыльями.
Автомат в его руках описал в воздухе дугу.
Генри дышал медленно и не крутил головой, боясь потерять равновесие. Предательски быстро задрожала опорная нога. Он понимал, что у него нет шансов на победу, но все равно на что-то надеялся. Первым оступился Сопливый.
— Мой четырехлетний племянник и то дольше бы продержался! — захрюкал Сиу. — У тебя, что одна нога короче другой? Или ты мочи и блевотины тут нанюхался до одурения?
Сиу веселился и хлопал себя по бедру. Никто из мальчишек не смеялся. На лбу Расстегнутого выступил пот, Веревочный закусил губу, Пепе расставил руки, чтобы удержать равновесие, Сыпь качался из стороны в сторону, как камыш на ветру. Генри вышел из игры четвертым. Один за другим повалились на колени остальные.
— Кто не работает, тот не ест! — закричал Сиу и перекинул булку Дредам.
Несколько человек инстинктивно потянулись к нему, а потом прилипли взглядами к покачивающемуся автомату в руках Рамона. Он гипнотизировал не хуже маятника. К клочку неба за головой Рамона прилипла круглая луна. Белая как плевок.
— Новый раунд! — заорал Сиу и снова велел им изображать цапель. — Не сачкуем!
На этот раз победил Босой.
— Поднимай, сука, ногу, если не хочешь, чтобы тебе её прострелили! — орал Сиу, заходя на третий круг.
У Генри взмокла от пота спина. Перед глазами поплыли черные круги. Рядом тяжело дышали Веревочный и Расстегнутый.
— Не делиться! Делиться запрещено! — заулюлюкал Сиу, когда Веревочный выиграл хлеб. — Нечего кормить слабаков и лентяев!
На следующем круге Генри свалился первый. Теперь у него дрожали не только ноги, но и все тело.
Рамон пальнул в воздух, чтобы заставить всех подняться для следующего раунда.
Игра длилась бесконечно. Те, что жевали хлеб, снова поднимали ногу вместе с остальными.
Генри потерял счет времени. Сколько раундов они выдержали? Десять, двадцать? Луна убралась прочь. Босой сожрал две булки, и его живот пел громче, чем ржал Сиу.
В итоге Генри и еще двое остались без еды. У Генри не было сил расстраиваться. Он заснул едва положил голову на землю.
Во сне он лежал на диване, рядом на полу сидел Франц. Через его плечо Генри видел экран компьютера. Он позвал Франца сначала тихо, потом громче. Хотел протянуть руку, дотронуться, но не смог пошевелиться. Запертый в собственном теле он кричал, умолял и плакал. Но Франц его не слышал.
Проснувшись, он думал о том, что должен предупредить Франца о готовящемся покушении на его отца и перевороте.
Эти мысли выбил из его головы надрывный кашель. Ти трясся будто его било током. Остальные наблюдали за ним, сидя у стен, молчали и экономили силы.
В обед Сиу объявил, что ему нужны двое для работы. Какой не сказал. Обещал заплатить едой, водой и коксом. Генри вытянулся рядом Веревочным и Пепе. На виске Тито от волнения пульсировала жилка. Расстегнутый сжимал и разжимал кулаки. Каждый хотел, чтобы выбрали его. Любая работа лишь бы пожрать, напиться и забыться. За Сиу в гараж вполз Рамон.
— Кого же выбрать? — издевался он.
Тринадцать пар глаз следили за каждым его движением. За каждым поворотом головы и жестом. Он то щелкал толстыми пальцами, то тыкал ими в мальчишек, пытаясь припомнить слова детской считалки.
— Раз, два, три, четыре, пять, я... ах ты ж блядь!
— Иду искать! — взвизгнул Сопливый.
— Что? Думаешь, самый умный здесь? Думаешь, можешь меня перебивать? — Рамон двинул ему в челюсть, а когда тот упал, наподдал ногой в живот.
Генри разучился моргать. Волосы на предплечьях у него встали дыбом. Веревочный сделал шаг вперед, чтобы привлечь к себе внимание. Рамон снова растопырил жирные пальцы и затянул детскую считалку.
Он выбрал Родимое Пятно. Велел ему поискать напарника. Не идиота, ловкого, расторопного. Чтобы на лету схватывал и руки не из жопы. Рамон распинался так, будто избранным предстояло микросхемы собирать.
Родимое Пятно выбрал Сыпь. И уже к вечеру они вернулись и рассказали отсальным, что задания были таким же тупыми как игра в аиста. Целый день Сыпь и Родимое Пятно собирали на пустыре старые батарейки и провода.
Зачем? Какая разница, главное они получили за работу дозу, воду и еду. Сосиски, мать их. Толще пальцы, мясо розовое. Возмутительно розовое. Невыносимо розовое. Стоило услышать о мясе, и оно преследовало тебя во сне. Даже во сне у Генри текли слюни.
Так проходил день за днем. Идиотские задания стали привычными, награда за них целью, причиной для радости и предметом хвастовства.
— Я видел вертолёт, — рассказывал, вернувшись с пустыря, Босой.
— Крысу!
— Я поймал пчелу! — Веревочный с гордостью демонстрировал распухшую ладонь.
— Мне в рот залетела божья коровка.
— Это была муха!
— Я нашел нераспечатанный презерватив.
-Обручальное кольцо, визитку спортклуба.
— Открытку, фотографию, порно-журнал, часы без стрелок, старый фотоаппарат, детскую пустышку.
Зачем они рассказывали о дурацких находках? Что в них было особенного? Почему все в гараже завидовали болтунам, вернувшимся с пустыря? Это же не розовое мясо. Не белый порошок. Они болтали о старом хламе, а в гараже слушали, открыв рот. Прав был Сиу, они тут все нанюхались собственной мочи, и потому даже хлам казался им сокровищем.
В один из этих дней Босой обзавелся кедами. В другой — Расстегнутому и Дредам пришлось закопать сдохшую бродячую собаку.
Генри ничего не мог с собой поделать. Единственное о чем он мечтал, на что надеялся — это выйти из гаража хотя бы на пять, десять минут.
Ему повезло в дождливый день. Их посадили в углу второго гаража со свечами и стреляными гильзами, которые нужно было выпрямить. Развалившись на раскладушке, Рамон курил косяк и слушал радио. В воскресенье на выборы явилось семьдесят пять процентов жителей столицы. Явка в регионах составила пятьдесят пять процентов. По результатам голосования в конгресс прошли социалисты Рохаса, националисты Карлоса, коалиция военных и коммунистов.
— Будешь? — Рамон протянул Пепе косяк. — Вперед.
Тот затянулся и выдохнул дым в лицо Генри. В носу закрутило от знакомого сладковатого запаха, внутри болезненно потянуло.
— Давай ты тоже, — посмеялся Рамон, видя как Генри прикрывает глаза. — Давай, расслабься. Отменная трава, да? Спорим, ничего лучше ты в жизни не пробовал? А? Ну как я спрашиваю?
— Не пробовал, — Генри невольно улыбнулся.
— Это подарок от Карлоса, — Рамон тоже заулыбался.
Военные набрали популярность после публичного суда, тараторило радио. Если внимательно присмотреться, их выработанная совместно с коммунистами программа во многих пунктах совпадает с программой Эдуардо Варгаса. Вернемся ли мы к тому с чего начали? Один из избранных в конгресс кандидатов от партии военных Франц Варгас, сын президента. На антенне радио сидела муха и чистила лапки. Другая муха ползала по решетке динамика. Чем глубже Генри затягивался, тем больше политические дебаты напоминали разговор двух мух. Тонкий женский голос идеально подошел бы той, что чистила лапы. Мужской и торопливый той, что наматывала круги по динамику.
Но даже под кайфом Генри помнил, что он должен предупредить Франца о покушении и перевороте.
Рамон присел около коробки, куда они складывали выпрямленные гильзы.
— Классная работа, — похвалил он. — Будто ты этим всю жизнь занимался. Откуда ты?
— Из квартала Цветов, — сказал Пепе.
— У меня подружка там жила. Внизу третьей улицы, знаешь где это?
— Да, мой отец там жил.
— А сейчас он где? — Рамон передал Пепе и Генри бутылку лимонада.
— Умер пять лет назад. Он инвалид был, позвоночник на стройке сломал, один жил, рядом никого не было, когда инфаркт случился.
— А мать где?
— Умерла, когда я был маленьким.
— Неприятно, — вздохнул Рамон. — Я тоже без семьи рос, пока Ливи на улице не выловил и не начал учить уму разуму.
Потом Рамон и Пепе посмеялись над светлой щетиной Генри. В их насмешках не было ничего обидного или унижающего, наоборот, Генри почувствовал себя спокойным и умиротворенным.
Как мало, оказывается, ему надо для удовлетворения.
Провожая Генри и Пепе назад, Рамон похлопал их по плечам. Автомат его без дела болтался за спиной. Открыв дверь в гараж, Рамон напустился на Родимое Пятно за то, что тот слишком близко стоял к двери: сбил с ног, врезал по почкам.
Сыпь подставил Генри подножку, и Генри растянулся на земле. Пока Рамон не ушел, подниматься не отважился.
Ночью Генри сидел в камере. Анхель сжимал его пальцы и требовал перевести оперное либретто. Сколько Генри ни напрягался, он не мог вспомнить слова.
День походил на день. Трудно сказать, когда появились слухи о работе. Заползли в гараж и пустили корни в головах. То ли все началось с того, что Босой, очередной раз шарясь по пустырю, видел Диего. То ли Сыпь принес огрызки разговоров о том, что Диего и Ливи теперь вместе работают на Карлоса. Карлос? Он же за легализацию кокаина? Сколько у него плантаций коки? Я слышал, все склоны и сельва к югу от Анд принадлежат ему. Тысячи гектаров. Наверняка, если Диего и Ливи теперь ходят под ним, он подарил им пару гектаров. Я всю жизнь мечтал работать на плантации коки, повторял выросший в деревне Дреды.
Но главной осью этих разговоров стала мысль: когда дело дойдет до настоящей работы нельзя упустить свой шанс. Зря мы что ли столько дней в собственном дерьме барахтаемся? Мы столько вытерпели, что заслужили награду. Когда Ливи и Диего будут набирать людей для настоящей работы, нельзя позволить, чтобы тебя обскакали недоноски вроде Сыпи, Родимого Пятна или еще кто-то, сказал Веревочный, делясь заработанным кокаином с Пепе, Тито, Дредами и Генри. Генри кивнул. Таков был местный закон, и Генри усвоил его каждой клеточкой тела: хочешь получить дозу, воду, еду, делай то, что приказывают. Благодаря этим правилам Генри был ещё жив. Одновременно кокаин, вода и еда стали валютой, на которую можно было купить друзей и поддержку. Поддержка была важна. Потому что приказы нужно было не только исполнять, а исполнять их лучше других. В одиночку конкуренцию не выдержать. Поддержка и друзья понадобятся, когда речь зайдет о настоящей работе.
Утром Сиу ввалился в гараж и повел носом как собака.
— Воняет больше чем обычно, не? Кто-то сдох?
Ти закашлял, Сиу наклонил голову.
— Да он харкает кровью. Вот дерьмо. Может, это заразно и вы все сдохнете вместе с ним. Фу. Вонь такая, будто он внутри уже сгнил, — Сиу наморщил нос. — Кто еще кашляет? Кто еще заразился?
Веревочный, Расстегнутый, Сыпь покачали головами. Пепе, Дреды и Генри оступили к стене, предчувствуя недоброе.
— Нет, нужно его отсюда убирать. Иначе все сдохнете, — Сиу огляделся, упер руки в бока. — Хотите сдохнуть? Нет? А чего тогда до сих пор ничего не сделали? Не избавились от него? Или ждете, когда кто-то выполнит грязную работу за вас? Нет, так не делается. Все сами. Нам не нужны люди, которые не могут о себе сами позаботиться, не могут сами себя защитить.
Чего он хочет? Волосы на загривке у Генри встали дыбом.
— Если один угрожает жизни всех, от него нужно избавиться, — продолжал Сиу. — Ну, у кого из вас хватит смелости? Пора взять на себя ответсвенность. Не вечно же нам присматривать да ухаживать за вами.
Пепе и Генри отступили и стукнулись плечами.
— Ну?! — заорал Сиу. — Кто придушит разносчика болезни, тот спасет своих товарищей и заработает грамм кокаина!
Родимое Пятно потер ладони о джинсы. Расстегнутый задергал плечом. Пирсинг сделал шаг вперед. Осторожно, как на минном поле.
— Ты? А у остальных, что кишка тонка? — Сиу крякнул, подтянул сползающие джинсы. — Давай, малец. Действуй. Пусть посмотрят, поучаться у тебя тому, как поступают настоящие мужчины. Хотя какие из них мужчины?
По телу Генри прошла судорога, когда Пирсинг сел на колени около Ти. Тот что-то забормотал. Пирсинг взял одеяло и прижал к его лицу. Пепе задышал Генри на ухо коротко и отрывисто, будто у него инфаркт или горячка. Ти слабо засучил ногами и руками по земле. Сопротивление его было не громче шороха. Кадык дважды дернулся на шее Пирсинга, и Ти затих и разжал кулаки.
— Видели, как надо? Чтож из вас отсосов никто за себя постоять не может? — Сиу бросил Пирсингу пакет кокаина, потрепал его по шее, пока тот заправлялся.
Тито и Родимое Пятно отправили хоронить Ти. Земля на пустыре была жесткая и вся в камнях. Не то что земля на плантациях коки.
Благодаря убийству Пирсинг заработал свой первый грамм кокаина. По гаражным меркам — первый миллион. Поделившись с Сыпью и Родимым Пятном он купил себе место в их группе. Заручился их поддержкой на время.
Через пару дней слухи зашли на новый круг. Теперь говорили не только о благодетеле Карлосе, который дарит своим людям плантации коки. Но и о военных, которые, проскочив в конгресс, собираются заставить всех затянуть пояса. Расстегнутый слышал от Сиу и Рамона, что военные обыскали офис Карлоса и забрали у его людей оружие. Прошедший на выборах в парламент от военных Франц Варгас открыто высказывается против легелизации кокаина. Военные хотят перекрыть Карлосу кислород и выгнать его из столицы. Обысками, конфискацией оружия. Практически у каждого в гараже были причины ненавидеть военных и полицию. Каждого когда-то задерживали, избивали и унижали представители закона. Ливи был хорошим полицейским, но не потому что не бил, а потому что давал при этом возможность заработать. Все остальные лишь наслаждались своей властью. Генри согласился и рассказал про тюрьму: сломанные пальцы, разрезанные ноздри.
В один из жарких дней, когда работу на пустыре посчастливилось отхватить Пирсингу и Родимому Пятну, Генри дремал на полу. Проиграв утром драку за воду, он бредил тюрьмой: Анхель бил его по щекам и требовал перевести либретто. На этот раз Генри знал ответ, но почему-то не мог его произнести. То ли удары были слишком частыми, то ли он разучился говорить.
