| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Но Третий за ними — за ними следом
Мелькал, неслышный, в луче фонаря.
Он был неведом... одной неведом:
Ей казалось... казалось, близка заря.
...Ты слышишь, господи? Сжалься! О, сжалься!
Другая, смеясь, убежала прочь...
И на улице мертвой, пустынной остались...
Остались... Третий, она и ночь.
...Был любовный напиток — в красной пачке кредиток,
И заря испугалась. Но рукою Судьбы
Кто-то городу дал непомерный избыток,
И отравленной пыли полетели столбы.
Подходили соседи и шептались докучно.
Дымно-сизый старик оперся' на костыль -
И кругом стало душно... А в полях однозвучно
Хохотал Невидимка — и разбрасывал пыль
15 апреля 1905"
Здесь всё бесполезно. Остается только уйти самому. На милую Землю? —
...И вы увидите меня
Вон там, за дымными горами...
Ведь "горы" у Блока — это холмы Боблово, где:
"...Всё та же ты, какой цвела когда-то,
Там, над горой туманной и зубчатой,
В лучах немеркнущей зари.
1 августа 1908"
Невидимка
Веселье в ночном кабаке.
Над городом синяя дымка.
Под красной зарей вдалеке
Гуляет в полях Невидимка.
Танцует над топью болот,
Кольцом окружающих домы,
Протяжно зовет и поет
На голос, на голос знакомый.
Вам сладко вздыхать о любви,
Слепые, продажные твари?
Кто небо запачкал в крови?
Кто вывесил красный фонарик?
И воет, как брошенный пес,
Мяучит, как сладкая кошка,
Пучки вечереющих роз
Швыряет блудницам в окошко...
И ломится в черный притон
Ватага веселых и пьяных,
И каждый во мглу увлечен
Толпой проституток румяных...
В тени гробовой фонари,
Смолкает над городом грохот...
На красной полоске зари
Беззвучный качается хохот...
Вечерняя надпись пьяна
Над дверью, отво'ренной в лавку...
Вмешалась в безумную давку
С расплеснутой чашей вина
На Звере Багряном - Жена.
16 апреля 1905
— "...над топью болот, // Кольцом окружающих домы..." — это не только реальные болота, окружающие реальный Питер, но и те, по которым он бродил а мареве Ночной фиалки, и те, что мнились ему в миазмах пузырей земли.
— "Протяжно зовет и поет // На голос, на голос знакомый. - так дети поют на голос любимой певицы.
— "Вам сладко вздыхать о любви,// Слепые, продажные твари?" — твари тоже все те же, из предыдущих стихов "Города" — "...Серые прохожие усердно проносили // Груз вечерних сплетен, усталых стертых лиц. Январь 1905", "... ваши девы слепы, // У юношей безогнен взор. 16 апреля 1905 ". Те самые, которые, как чумные крысы, как уэлсовские морлоки:
"...Поднимались из тьмы погребов.
Уходили их головы в плечи.
Тихо выросли шумы шагов,
Словеса незнакомых наречий.
Скоро прибыли то'лпы других,
Волочили кирки и лопаты.
Расползлись по камням мостовых...
...незримый поток шелестил,
Проливаясь в наш город, как в море...
10 сентября 1904"
Еще бы! В стихотворении — все тот же Невидимка: "...в полях однозвучно // Хохотал Невидимка — и разбрасывал пыль. 15 апреля 1905"
— "Кто небо запачкал в крови?" — это о закате, про которые в период стихов о Прекрасной даме он писал: "...закаты брезжат видениями, исторгающими слезы, огонь и песню..." (Ал. Блок. Дневники 18 года о весне 1901)
— "Кто вывесил красный фонарик?" —
"...Там, на скале, веселый царь
Взмахнул зловонное кадило,
И ризой городская гарь
Фонарь манящий облачила!
22 февраля 1904"
"...Люди спали. О, люди! Пока не пробудитесь вы, -
Месяц будет вам — красный, зловещий фонарь,
Страшный колокол будет вам петь!
7 ноября 1906"
То есть и здесь ссылка, пояснение для читающих, что не о земном Санкт-Петербурге идёт речь, а о Городе — инфернальном отражении тогдашней нашей столицы, куда вывели Блока его "каменные дороги", который преподнесли ему его двойники.
Ну и красный фонарь — всем известная отметина борделя.
— "...Мяучит, как сладкая кошка, // Пучки вечереющих роз // Швыряет блудницам в окошко..." — Для Блока той поры всякий секс — это безусловная грязь. Л.Д., чтоб добиться его, после свадьбы даже приворотное зелье ему подмешивала, даже за заговором на любовь к тогдашним гадалкам-экстрасенсам ходила. "Молодость все же бросала иногда друг к другу живших рядом. В один из таких вечеров, неожиданно для Саши и со "злым умыслом" моим произошло то, что должно было произойти — это уже осенью 1904 года." (Блок-Менделеева Л. Д. Были и небылицы.)
Может, 35-летняя К.М.С., которой достался 17-летний мальчик, позволила себе с ним всё то, чего стеснялась со степенным мужем? Например, поиграть в плохую девочку: "Наказывай, меня! Наказывай!"
Это я к тому, что "...Жена" — для Блока — термин не только библейский:
Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
— "Вмешалась в безумную давку // С расплеснутой чашей вина // На Звере Багряном — Жена." — Апокалипсический образ Великой Блудницы — развращенного Вавилона: "и я увидел жену сидящую на звере багряном. ( ... ) И жена ( ... ) держала золотую чашу в руке своей, наполненную мерзостями и нечистотою блудодейства ее" (Откр. XVII. 3-4)."
Митинг
Он говорил умно и резко,
И тусклые зрачки
Метали прямо и без блеска
Слепые огоньки.
А снизу устремлялись взоры
От многих тысяч глаз,
И он не чувствовал, что скоро
Пробьет последний час.
Его движенья были верны,
И голос был суров,
И борода качалась мерно
В такт запыленных слов.
И серый, как ночные своды,
Он знал всему предел.
Цепями тягостной свободы
Уверенно гремел.
Но те, внизу, не понимали
Ни чисел, ни имен,
И знаком долга и печали
Никто не заклеймен.
И тихий ропот поднял руку,
И дрогнули огни.
Пронесся шум, подобный звуку
Упавшей головни.
Как будто свет из мрака брызнул,
Как будто был намек...
Толпа проснулась. Дико взвизгнул
Пронзительный свисток.
И в звоны стекол перебитых
Ворвался стон глухой,
И человек упал на плиты
С разбитой головой.
Не знаю, кто ударом камня
Убил его в толпе,
И струйка крови, помню ясно,
Осталась на столбе.
Еще свистки ломали воздух,
И крик еще стоял,
А он уж лег на вечный отдых
У входа в шумный зал...
Но огонек блеснул у входа...
Другие огоньки...
И звонко брякнули у свода
Взведенные курки.
И промелькнуло в беглом свете,
Как человек лежал,
И как солдат ружье над мертвым
Наперевес держал.
Черты лица бледней казались
От черной бороды,
Солдаты, молча, собирались
И строились в ряды.
И в тишине, внезапно вставшей,
Был светел круг лица,
Был тихий ангел пролетавший,
И радость - без конца.
И были строги и спокойны
Открытые зрачки,
Над ними вытянулись стройно
Блестящие штыки.
Как будто, спрятанный у входа
За черной пастью дул,
Ночным дыханием свободы
Уверенно вздохнул.
10 октября 1905
Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
"
27 сентября [1905 г.] мать Блока сообщала Андрею Белому: "В эти дни мы с Сашей предаемся бурным гражданским чувствам." Однако М.А. Бекетова вспоминала, что митинги Блок "посещал мало и только как наблюдатель. Отношение его к этому делу с полнотою выражено в его стихотворении "Митинг"" (Бекетова. С. 97). Герой стих. "Митинг" некоторыми чертами напоминает оратора, описанного Блоком в письме к матери от 27 августа 1905 г.: "От речей и возбуждения он почти сумасшедший, и жизнь его хороша, потому что он сыплет темными для себя фразами об "эмпириокритицизме", но заметно и ясно, что сгорает совсем не этим, а настоящим".
"
Но стихотворение не об этом. В предыдущей книге "Разные стихотворения" Блок описывал, как он в реальной жизни... ну, насколько Блок был в ладах с реальностью! — пытался обитать в мире вне своего служения, без ожидания "Ее прибытия", в пьесе "Король на площади" он показал вариант, когда корабли всё-таки прибывают и вот, вариант из мира, куда привели его "каменные дороги"... Всюду одно и то же.
В пьесе:
"
Поэт
Счастье с нами! Корабли пришли! Свободен!
Он начинает свое последнее восхождение по ступеням террасы. С каждым шагом его растет ярость толпы. С каждым шагом Дочь Зодчего сверху приветствует его взорами.
...Поэт (на последней ступени)
Здравствуй, небо!
Дочь Зодчего
Выше! Выше! Минуя меня, ты идешь к Отцу!
В тот же миг разъяренная толпа хлынула на ступени за Поэтом. Снизу расшатываются колонны. Вой и крики. Терраса рушится, увлекая за собою Короля, Поэта, Дочь Зодчего, часть народа. Ясно видно, как в красном свете факелов люди рыщут внизу, разыскивая трупы, поднимают каменный осколок мантии, каменный обломок торса, каменную руку.
"
В жизни:
" ... Прямо в грудь
Штык наточенный направлен.
Кто-то крикнул: "Будь прославлен!"
Кто-то шепчет: "Не забудь!"
Но и там, где, предполагалась, что всё — иное, всё — точно такое же:
...И человек упал на плиты
С разбитой головой.
Не знаю, кто ударом камня
Убил его в толпе,
...И звонко брякнули у свода
Взведенные курки.
И промелькнуло в беглом свете,
Как человек лежал,
И как солдат ружье над мертвым
Наперевес держал.
Черты лица бледней казались
От черной бороды,
Солдаты, молча, собирались
И строились в ряды.
...И были строги и спокойны
Открытые зрачки,
Над ними вытянулись стройно
Блестящие штыки.
"Вися над городом всемирным..."
* * *
Вися над городом всемирным,
В пыли прошедшей заточен,
Еще монарха в утре лирном
Самодержавный клонит сон.
И предок царственно-чугунный
Всё так же бредит на змее,
И голос черни многострунный
Еще не властен на Неве.
Уже на до'мах веют флаги,
Готовы новые птенцы,
Но тихи струи невской влаги,
И слепы темные дворцы.
И если лик свободы явлен,
То прежде явлен лик змеи,
И ни один сустав не сдавлен
Сверкнувших колец чешуи.
18 октября 1905
Первая строфа: самое раннее утро, и сегодняшнего самодержца ещё "клонит сон".
Вторая строфа: так как день ещё не наступил, то Городом управляет Медный всадник — здесь отсыл к стихотворению "Петр" — второе произведение, вторая глава книги "Город":
"Он спит, пока закат румян.
...Сойдут глухие вечера,
...В руке протянутой Петра
Запляшет факельное пламя.
...Он будет город свой беречь,
И, заалев перед денницей,
В руке простертой вспыхнет меч
Над затихающей столицей."
Правда, это "бережение" довольно странно:
"...Там, на скале, веселый царь
Взмахнул зловонное кадило,
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
