Пользуясь случаем, ходатайствую о присвоении товарищу Пашинину и ещё троим непосредственным участникам перехвата званий Героя Советского Союза и награждении их 'Золотыми звёздами'. Остальных членов комплексной бригады предлагаю наградить орденами Красного Знамени и Красной Звезды.
— Пишите представление, я подпишу! — тут же, на радостях, согласился Никита Сергеевич. — Нет, вы серьёзно? Заводская бригада сбила U-2? 'Далью'? Но ведь комплекс ещё не боеготов, Калмыков мне докладывал, что там с радиотехнической аппаратурой задержка...
— Так они аппаратурой комплекса и не пользовались, они оптикой, кинотеодолитами ракету наводили, — Бирюзов коротко рассказал, как производилось оптическое наведение на цель. — Дальность, конечно, считай, на треть меньше, стрельба возможна только в идеальных метеоусловиях, к счастью, на Балхаше оказались как раз такие...
— Невероятно! — Хрущёв был в восторге. — Комплекса, по сути, ещё не существует, летает одна только ракета, да и та — опытная, и вдруг ею сбивают самолёт, из-за которого вся ПВО Советского Союза уже пятый год стоит на ушах!! Вы Лавочкину звонили?
— Никак нет, сразу доложил Вам, сейчас буду докладывать министру обороны! Думаю, Семёну Алексеичу уже свои доложили...
— Наверное. Сейчас я ему сам позвоню, — решил Никита Сергеевич. — Ещё раз спасибо вам за добрую весть, Сергей Семёныч. Готовьте совместно с Лавочкиным представление к Золотым звёздам на виновников торжества.
Лавочкина, разумеется, уже вовсю поздравляли, когда зазвонил 'кремлёвский' телефон.
— Товарищ Лавочкин? — в голосе Первого секретаря слышалось торжество. — Поздравляю вас, Семён Алексеич, с первой боевой победой 'Дали'! Бирюзов будет представление на вашу бригаду писать, на государственные награды, я уже дал согласие, вы там поучаствуйте, чтобы никого не пропустить и не обидеть! Спасибо вам за замечательную технику!
— Спасибо, спасибо, Никита Сергеич, служим Советскому Союзу! — Лавочкин, уже успевший чуть-чуть принять по случаю торжества, был в приподнятом настроении — вполне заслуженно. — Представление напишем, обязательно.
Дождь 'Золотых звёзд' и других наград, пролившихся на персонал полигона и бригаду специалистов ОКБ-301, был впечатляющим, но заслуженным. Главный конструктор ракеты Михаил Михайлович Пашинин, лейтенанты Николай Петров и Василий Синицын, оператор системы 'Воздух-1' Андрей Чистяков (АИ), непосредственно участвовавшие в наведении ракеты при перехвате нарушителя, получили звания Героев Советского Союза, остальные члены полигонного расчёта и комплексной бригады ОКБ-301, готовившие ракету, были награждены орденами меньшего достоинства, но Лавочкин и Бирюзов не забыли никого из находившихся в тот день на испытательной площадке. Сам Лавочкин, под общим руководством которого создавался комплекс, получил Звезду Героя Социалистического Труда.
Руководители конкурирующего КБ-1, Александр Андреевич Расплетин и Пётр Дмитриевич Грушин, внимательно следившие за работой Лавочкина, тоже обратили внимание, что цель была поражена при помощи оптической системы наведения. В КБ-1 уже пробовали пристроить оптический канал наведения к комплексу С-75, но пока работа шла ни шатко, ни валко.
— Смотрите-ка, Александр Андреич, — заметил Грушин, изучая докладную записку своего сотрудника. — Как у Лавочкина ребята лихо по оптическому каналу работают. На прошлой неделе Ил-28 завалили, сегодня — американца. Надо нам эту тему ускорить.
— Такие фокусы, Пётр Дмитрич, только на 10-м полигоне проходят, — скептически отозвался Расплетин. — Там, сами знаете, небо чистое, безоблачное, видимость — миллион на миллион, а над той же Среднерусской равниной, к примеру, сегодня, сами видите, какая муть.
— Так и дальность у нашей системы — не сто километров, зато скрытность сопровождения — не сравнить с радаром. Плюсов больше выходит, а удорожание небольшое. Надо и к 125-му комплексу оптический канал сделать, — предложил Грушин.
— Так я же не возражаю, Пётр Дмитрич, давайте сделаем.
Хрущёв же распорядился и впредь оснащать все зенитные системы средней и малой дальности с радиокомандным наведением дополнительным оптическим каналом.
Поздравив Лавочкина, Никита Сергеевич связался с Кремлём и министерством иностранных дел. Прежде всего, он настрого предупредил Громыко, что необходимо держать в полной тайне факт пленения американского лётчика.
— Особенно Малику ничего не говорите! Хорошо бы его вообще услать на ближайшие дни в отпуск или куда подальше, в Африку, от греха...
— А почему именно Малику, Никита Сергеич? — подозрительно спросил Громыко. — Вы что-то знаете, чего я не знаю?
Хрущёв сообразил, что так напрямую рубить не стоило, но вывернулся:
— Да я тут слышал, что товарищ Малик иногда позволяет себе хлебнуть лишнего на дипломатических приёмах, и после этого плохо следит за языком.
— Понял, товарищ Первый секретарь, прослежу, — заверил Громыко.
— Я сейчас стенографистке текст послания президенту надиктую, вы проверьте, переведите, и как можно скорее передайте по прямой линии, — продолжил Никита Сергеевич.
Он посмотрел на часы. Шёл девятый час утра. В Вашингтоне ещё глубокая ночь, есть часа два-три, чтобы подготовиться, но порадовать президента придётся прямо с утра.
— Я вылетаю в Москву, — сказал он охраннику. — передайте, чтобы подготовили самолёт.
Президент Эйзенхауэр едва успел подняться, когда позвонили из Пентагона, где был установлен телетайп прямой линии с Кремлём (АИ, в реальной истории такая линия появилась только после Карибского кризиса, в АИ Хрущёв озаботился связью ещё в 1955-м см. гл. 01-32).
— Господин президент! Только что получено строго конфиденциальное послание от советского Первого секретаря Хрущёва! Сейчас передам его вам по факсу.
— Послание на русском?
— На английском, сэр.
— Передавайте, — ответил Айк. — Линия защищена. Никому ни слова.
Телеграмма Хрущёва привела президента в замешательство:
'Господин президент!
Сегодня в 4.47 утра радиолокаторы советской системы ПВО обнаружили самолёт-нарушитель, идущий на территорию СССР с юга, от границы Афганистана, курсом на город Семипалатинск Казахской ССР. В 7.36, после длительного маневрирования в глубине советской территории, нарушитель был перехвачен при попытке проникновения в зону, закрытую для воздушного контроля по программе 'Открытое небо', и сбит средствами ПВО СССР. Обломки самолёта рассеялись по большой площади, в настоящее время ведётся их сбор и поиски тела пилота. Осмотр уже обнаруженных обломков выявил их принадлежность американскому самолёту типа U-2, бортовой номер 56-6693. Среди обломков обнаружены детали аппаратуры разведывательного характера, в частности — длиннофокусного фотоаппарата модели '73-В', и частично отснятая плёнка. В настоящее время производится её проявка.
Господин президент. Во время моего визита в Соединённые Штаты у меня неоднократно была возможность убедиться в Вашей порядочности и искреннем желании снизить накал международной напряжённости, отойти от курса противостояния между нашими странами, найти точки соприкосновения интересов. В то же самое время у меня неоднократно были случаи убедиться, что далеко не все политики и чиновники в Соединённых Штатах разделяют вашу позицию и миролюбивый настрой.
В преддверии Парижского саммита я не могу не предположить, что сегодняшняя недружественная акция была предпринята без Вашей прямой санкции или непосредственного указания. Вероятнее всего, решение принималось с политической подоплёкой, явно с провокационными целями, в надежде на последующий срыв совещания глав четырёх держав в Париже. Я лично убедился, что в вашей стране достаточно тех, кто стремится не допустить даже малейшего потепления международной обстановки и улучшения отношений между нашими странами. Вполне вероятно, что сегодняшний полёт самолёта-разведчика был инспирирован не столько с целью получения информации о закрытых объектах СССР, а чтобы бросить тень на действующую администрацию США, и не допустить подписания в Париже итоговых документов по тем соглашениям, которые готовились дипломатами наших стран в последние полгода.
Поэтому я, в духе доверительных отношений, сложившихся между нами в Кэмп-Дэвиде и Вашингтоне, решил предупредить Вас напрямую, без посредников в виде МИД и Госдепартамента, чтобы не допустить ни малейших искажений и недопонимания. Мне не хотелось бы делать резких заявлений накануне столь важных переговоров, но соображения престижа государства и сопутствующие обстоятельства могут вынудить меня изменить решение.
Я прерываю свой отпуск и вылетаю в Москву, буду доступен по прямой линии.
С уважением. Н. С. Хрущёв.'
Никита Сергеевич специально сформулировал текст в доверительном стиле. Конечно, итоговый вариант правил Громыко — диктовка Хрущёва была далеко не такой гладкой. Тем не менее, доверительный тон, упоминание 'тела пилота' и прямое акцентирование возможности провокации были ключевыми моментами его с Серовым замысла.
— Уж если Айк и этого не поймёт, то он безнадёжен, — пояснил он Серову, прочтя ему по телефону ВЧ предварительный текст послания.
Первый секретарь, разумеется, знал, что 'тело пилота' уже даёт показания на Лубянке, но решил до поры до времени не сообщать этого президенту.
Президент ещё раз перечитал послание Хрущёва, затем тяжело опустился в кресло. Аллен Даллес его подставил. Подставил нагло, явно рассчитывая сорвать парижские переговоры, а то и визит в Россию. Внутри поднялась волна гнева, Эйзенхауэр потянулся было к телефону, но тут вошла Мейми с дымящейся чашкой кофе.
— Что случилось, дорогой? Куда ты пропал? Неприятности?
Обычно Айк не обсуждал с супругой государственные дела, тем более — настолько конфиденциальные, а она никогда не лезла в политику. Но Мейми была умной женщиной, и сейчас ему инстинктивно хотелось её поддержки. Он молча протянул ей телеграмму и взял чашку с кофе, глотнул. Бодрящее тепло побежало по телу.
Мейми пробежала глазами текст:
— Боже... Кто бы мог подумать? Этот мерзкий Даллес... Но каков Хрущёв! Он сразу показался мне очень приличным и милым джентльменом. Я рада, что не ошиблась.
— Да, Первый секретарь повёл себя на редкость достойно для коммуниста, — констатировал Эйзенхауэр.
— Что ты будешь делать, дорогой?
— Для начала оторву этому засранцу Даллесу яйца. Сначала левое, потом правое. Медленно... — лицо президента начало наливаться кровью.
— Дорогой, успокойся, тебе нельзя волноваться! — Мейми обняла его и мягко, успокаивающе прижала к креслу. — Ну, подумай минутку спокойно. У тебя заканчивается второй президентский срок. Да и чёрт с ним, с Даллесом. Если ты его отстранишь, он начнёт делать тебе гадости, раздует какую-нибудь лживую историю, а газетчики подхватят. Зачем тебе это? Посмотри, как умно поступил Хрущёв — не стал поднимать скандал, а связался с тобой напрямую, честно и доверительно. Так сделай вид, что ничего не произошло, и продолжай делать своё дело. Сейчас важно не наказать Даллеса, а не упустить удачный момент для переговоров. Пусть с этим негодяем разбирается Никсон или Джек Кеннеди — смотря кто из них победит на выборах.
— Хрущёв явно не хочет скандала накануне переговоров, иначе он прислал бы не личную телеграмму, а ноту протеста, как обычно делают Советы, — продолжала Мейми. — Этим шансом надо воспользоваться. Ты можешь войти в историю, как президент, который закончил 'холодную войну' — разве это не прекрасный финал карьеры?
Вызови Гертера, обсуди с ним ситуацию, и поблагодари господина Хрущёва за своевременное предупреждение, он это оценит.
Президент несколько минут обдумывал её слова, молча допивая кофе.
— Пожалуй, ты права, дорогая. Позвоню Гертеру.
Он снял трубку и набрал номер:
— Мистер Гертер. Я еду в Пентагон. Вы нужны мне там. Срочно. Получено важное сообщение от красных, по прямой линии.
Айк положил трубку и решительно поднялся.
— Дорогой, а как же завтрак?
— Позавтракаю в Пентагоне. Не волнуйся, дорогая. Всё могло быть куда хуже.
Госсекретарь, ознакомившись с телеграммой Хрущёва, был изумлён не меньше президента:
— Крайне неожиданно, сэр. Не знаю, что и сказать... Не похоже на обычное поведение русских в подобных ситуациях. Раньше они использовали каждый такой инцидент для пропаганды, старались нас унизить... а сейчас — совершенно другая линия поведения. Необычно. Я полагаю, это — хороший признак. Думаю, Хрущёв готов договариваться. Мы можем дать сообщение, как бы от имени NASA, что наш самолёт заблудился над горами...
— Вот это как раз было бы нежелательно, — покачал головой президент. — Хрущёв проявил к нам доверие, впервые за эти годы. Если мы начнём лгать и изворачиваться, это будет воспринято очень негативно, и может повредить на парижских переговорах. Нет. Настал момент говорить правду, и только правду.
— Но Хрущёв может потребовать официальных извинений! Что тогда? Великие державы не извиняются за свои действия.
— Тогда я отправлю Хрущёву голову и яйца мистера Даллеса дипломатической почтой! В разных посылках! — яростно прорычал Айк, но затем сбавил тон. — Записывайте, мистер Гертер.
Ответ президента немало удивил Хрущёва:
'Господин Первый секретарь!
Я сожалею, что приходится писать Вам при столь неприятных обстоятельствах. Заверяю Вас, что вы поняли ситуацию абсолютно правильно. Администрация Соединённых Штатов и я лично не санкционировали этого полёта. С этим мне ещё предстоит разобраться. Самолёты U-2 используются нами для высотных полётов по всей территории Евразии. Я не утверждаю определённо, но допускаю, что могла произойти ошибка пилота. Хотя ваше предположение о провокации с целью срыва переговоров и мне представляется более вероятным.
Не стану отрицать очевидного, спецслужбы Соединённых Штатов добывают информацию по всему миру, в том числе и с помощью воздушной разведки, так же, как и спецслужбы Советского Союза занимаются подобным сбором информации. Однако, согласен с Вами — момент был выбран явно не подходящий. Тем более ценно для меня лично Ваше послание.
Я благодарен Вам, господин Первый секретарь, что вы не поддались искушению получить на этой неприятной истории сомнительные политические дивиденды, и предпочли сначала обсудить ситуацию конфиденциально и миролюбиво, как подобает джентльменам и партнёрам. Это, безусловно, не может не внушать надежду на благоприятное дальнейшее развитие наших двусторонних отношений.
Разумеется, вы понимаете, что дальнейшие мои и Ваши действия во многом будут продиктованы сиюминутной политической ситуацией, и не в наших с Вами интересах её осложнять. Прошу Вас держать меня в курсе событий по прямой линии, а также, до выяснения всех деталей происшествия, по возможности не делать политических заявлений в прессе, и не предпринимать по дипломатическим каналам решительных действий, которые могли бы осложнить наши будущие переговоры. Со своей стороны, заверяю Вас, что приложу все усилия к выяснению истины.
Предлагаю Вам отложить разрешение этой конфликтной ситуации до нашей встречи в Париже, где мы могли бы обсудить её конфиденциально, возможно, до начала или сразу после первого раунда официальных переговоров, и вместе найти пути её урегулирования. Если советская сторона понесла материальный ущерб в результате наших действий, я готов обсудить величину компенсации, но прошу Вас проявить благоразумие и не требовать невозможного.
