Зверь лютый Книга 32. Птенцы

Сколь мог, учился у них. Этим знаниям, навыкам, чутью. А они учились у меня. Учились разному. И, среди прочего, умению, манере думать. Манере "оптимизатора", "эксперта по сложным системам". Манере видеть задачу целиком и её взаимосвязи с другими. Влезать вглубь, чуть глубже обычного, добираясь до каждой "щепочки", но не терять из виду "верёвочки", на которых они держатся. Бить, ежели можно, не кувалдой тяжёлой, но шилом острым. В нужное место, в нужное время. И постоянно проверять: "дальше — что?". Видеть причины и считать следствия.

Через три дня эскадра пришла в Саксин. Очень своевременно: через день туда свалился битком набитый людьми "Вицли-Пуцли".

Принять две тысячи душ новгородских переселенцев, разместить и к делу приставить — занятие не простое. Впрочем, переселенцы были, по большей части, люди разумные, семейные. То, что они решили уйти из под власти Ропака — не преступление. Самых ярых, замаравшихся в крови, новгородцы сами перебили ещё до вокняжения Святослава Ростиславича.

Конец сто двадцать пятой части

Часть 126 "Тучей у города встали, в воздухе пахнет г...".

Глава 636

Я оказался прав: утратив сбежавшего от них князя — Романа Подкидыша, и умершего в Мологе наиболее ярого воинского предводителя — Даньслава, новгородцы оказались в... В сомнении. А не там, куда вы подумали.

Отчество у Даньслава интересное: Лазутиничь. А папу его Лазутчиком звали? Потомственный спец.службист? Нового такого не враз вырастишь.

После очередного "совещания без регламента с мордобоем до консенсуса" на вече боярская верхушка положила — "мириться". Для чего архиепископ Илия был отправлен к Боголюбскому. С предложением принять князем в Новгороде кого-нибудь из его сыновей.

В РИ этот эпизод освещён в летописи. В АИ получилось схоже. С некоторыми мелкими, вроде бы, отличиями.

Те же люди, в том же месте, встретились по тому же поводу. Расклад чуть другой:

— нет Жиздора, который мог бы помочь с юга. Хотя бы дать надежду на помощь.

— Боголюбский не только Великий Князь, но и Государь. Уже не только "шапкой", но и частью души. Которому присягают князья, города и войско.

— Илия — архиепископ. Но вызван на митрополичий суд в Киеве. И как оно будет... "Бешеного Федю", например, в РИ там... уелбантурили насмерть.

Андрей — за мир. Вот всей своей почти святомученической душой! И сына в князья Новогородские — с радостью. Но он уже не только князь Суждальский, а Государь Всея Руси. В которой Господин Великий Новгород... многославен, конечно. Но просто один из десятка земель.

Конечно, ему, государю и самодержцу, мнение новгородского веча... интересно.

Как "успешному менеджеру":

— Ваше мнение важно для нас. Мы будем иметь вас.

В смысле: в виду.

Ставить князей на "Святой Руси" — хоть кого, хоть куда — его право. Абсолютное. Остальное... повод для размышления на досуге. По теме: а кто это у нас следующий? В очереди на поимение.

* * *

На "Святой Руси" — полсотни рюриковичей. Из них с десяток — кто может хотеть стать Великим Князем. Просто хотеть. По своим собственным свойствам, по месту в системе и амбициям. И только один — Боголюбский — способен хотеть стать не "первым среди равных" в кубле прочих феодальных удельных владык, а единственным.

Государем. Самодержцем. Абсолютом.

Речь не о силах, возможностях, дружинах, родовитости... О — "свободе хотеть".

Для понимания:

"Уйдут с годами сомненья навсегда,

и на все найдешь ты правильный ответ:

— Хочешь на Луну? — Да!

— Хочешь миллион? — Нет!".

Ни один человек в "Святой Руси" никогда не задавал себе ни одного из этих двух вопросов. Никто не может "хотеть" ни одного ответа на любой из них. Обе сущности вне поля возможных желаний. Хотя Луна — вот она, над головой висит.

"Свобода хотеть"... Здесь — не врождённое свойство, но приобретённое. Результат долгой и непростой, полной конфликтов, побед и поражений, жизни. В которой были, например, разгром эмира в Бряхимове, восторженная пляска перед иконой на заваленном трупами полчище, его литературные сочинения во славу Покрова Богородицы, одобрение уникальных архитектурных решений... Много разного, позволившего (или заставившего) уверовать в свою особенность, избранность, несравнимость с остальными нынешними князьями русскими.

Я, хоть и не нагло "в лоб", но в этом осознании, ощущении единственности, его поддерживаю. Отчасти потому, что сам постоянно чувствую нечто подобное применительно к самому себе. Другого попандопулы на "Святой Руси" нет. И другие государи во множестве — Руси не надобны.

Ещё тонкость, которая не доходит до современников, да и до меня самого — не сразу.

Ключевский:

"В Суздальской земле князь обыкновенно находил в своем владении не готовое общество, которым предстояло ему править, а пустыню, которая только что начинала заселяться, в которой все надо было завести и устроить, чтобы создать в ней общество. Край оживал на глазах своего князя; глухие дебри расчищались, пришлые люди селились на "новях", заводили новые поселки и промыслы, новые доходы приливали в княжескую казну. Всем этим руководил князь, все это он считал делом рук своих, своим личным созданием".

Это к тому, что князья из других земель, из других ветвей древа Рюрика — не годны в Государи. Они получают, наследуют, захватывают. Не создают. У них нет "семейной культурной традиции" "земле-дельца" — делателя "земли", творца государства "делом рук своих".

В РИ так и получилось. Ни богатые Галицкое или Черниговское княжества, ни защищённые соседями от степных разорений Смоленское или Новгородское, ни более позднее, куда более многолюдное, богатое, обширное Великое Княжество Литовское, на 9/10 русское — государством Русским стать не смогли.

Историки дают множество причин. И они таки правы. Но никто не говорит о наследственности, о готовности, даже и не осознаваемой, на словах неотличимой от подобной у других, не только отбирать, присоединять, управлять, но и "делать землю". О "культурной традиции", подобной навыку раскалывать кокосы на наковальне в некоторых популяциях шимпанзе, образовавшейся именно в этой ветви рода.

* * *

Боголюбский повторил новогородцам фразу, которую он сказал в РИ:

— Вот вам князь Святослав (Ропак — авт.). И иного князя у меня для вас нету.

Люди — те же. Слова — те же. Расклад иной. И в Новгороде, и во всей "Святой Руси".

Посольство вернулось в город. Сняв шапки, били челом народу новгородскому, пересказывали слова Боголюбского. Вече шумело, возмущалось, грозилось... Вспоминали целование икон, клятвы верности, "не сдадим родного ...ля!".

После двух-трёх дней пьяного патриотического восторга от чувства всенародного единения и ожидания грядущих побед над Русью, в душах горожан завелись тоска и уныние.

Илия, по требованию местоблюстителя митрополичьего престола Антония Черниговского, прямо из Боголюбова, с крепкой охраной, был отправлен в Киев на архиерейский суд.

— Ты, конечно, посол. Лицо неприкосновенное. Но мы ж все православные? Веру надо блюсть. Эй, гридни, проводите батюшку до гиляки. Э... До братии его архиерейской.

* * *

Решение Государя избавило Илию от многих не только слав, но и чудес.

Через несколько лет в РИ новогородцы устроят на него ложный донос: обвинят в связях с женщинами. Обойдутся гуманно, с моста не сбросят, а просто посадят на плот и отпихнут. Но случится чудо, плот пойдёт не вниз по течению, а вверх — в сторону Юрьева монастыря, где исток Волхова из озера Ильмень.

Чуда в этом нет. Если знать. Как знали, видели по движению воды, "выпихиватели".

Волхов — река с обратным течением. Течёт вспять (в летописях — "на възводье"), когда уровень воды в озере Ильмень понижается, а вода волховских притоков подпирает Волхов. Обычно "течёт вспять" недолго, так было в апреле 2013 г. А вот в 1176 г. летопись отмечает: "опять Волхов на възводье пять дней".

* * *

Заменивший Илию в епархии брат его Григорий возбудить вновь столь яркое чувство местечкового патриотизма не смог.

— Береги руку, Гриша, — говаривали ему доброхоты, имея ввиду десницу, коей пастырь благословляет воинов перед боем.

— И голову, — добавляли иные, понимая, что Ропак злодеяний, устроенных его противниками, не простит. Равно, как и священнослужителей, кои тем ворам и злодеям — отцами духовными были.

В середине января 1170 г. три армии двинулись к Новгороду. К этому времени на западе Псков открыл ворота небольшому отряду Рюрика Стололаза.

Именно, что небольшому: кормить множество вооружённых чужаков псковичи не хотели, а полоцких, которые шли следом, просто побаивались, ожидая мести за участие в недавних походах Романа Подкидыша и новогородцев. Зато "милостивое" принятие князем города "под свою руку" дало отдачу в форме пары-тройки сотен бойцов, охотно присоединившихся к походу на Новгород.

Отношения псковичей к новогородцам не сильно любовные. Новгород, временами, "пережимает" торговлю своего "пригорода". А бойню, которую новогородцы устроили на вече псковичам и ладожанам во время "боярской революции" 1137 г. — здесь не забыли.

— "Долг платежом красен". А не пора ль нам, вольным плесковичам, тот должок взыскать? А? Ихней красной кровушкой.

На востоке сразу сдалась Молога: тысячное суздальское войско выглядело... убедительно. Убедительны были и донесения лазутчиков местного посадника, которые лазали по Суздальско-Новгородскому пограничью между Мологой и Шексной.

Ольбег, в первых числах января приведший Всеволжский отряд к Усть-Шексне, был удивлён открывшемуся зрелищу: четыре здоровенных камнемёта-"дрочилы" стояли на горке над речкой в рядок и, покачивая своими длинными "шеями", забрасывали здоровенные пятипудовые каменные ядра в пустоту, в заснеженный пляж противоположного берега.

Ну просто показательный урок про законы того самого Исаака! Явно бессмысленное занятие.

Квартирьеры принялись разводить бойцов по постоям, а новооглашённый боярин Всеволожский Ольбег Храбритович Рябина погнал коня к требушетам.

— Здрав будь, мастер Дрочило.

— И те не хворать. Эта... Господин боярин.

Новая форма обращения всё ещё волновала Ольбега.

Ну, как же! Он — боярин! То только дедушка в семействе боярскую шапку носил. А вот теперь...! И не просто так, а за дело. Но пример Воеводы, который ругался, когда его князем называют, не позволял сильно задирать нос и выпячивать челюсть. И остальное, что там ниже есть.

В смысле: грудь, живот. А вы про что подумали?

— А почто мастер, люди твои камни в пустое место кидают? Прежде не выучились?

Дрочило несколько презрительно оглядел юного начальника. Потом сдёрнул шапку и дурашливо начал:

— Не вели казнить, господин боярин милостивец, вели слово молвить...

Ольбег вспыхнул. Разогнался, было, обругать дурака старого. Потом вспомнил, что и Воевода на язвительные шутки Дрочилы нарывался. Но никогда не кричал или, там, плетями ободрать, рыло на сторону своротить..., а всегда отвечал. Шутками не менее едкими. После двух-трёх таких публичных словесных дуэлей, которые Дрочило проиграл под насмешки аудитории, мастер более глупо не шутил, а говорил уважительно и по делу.

Прищурился, окинул взглядом и с глубоким сомнением ответил:

— А оно — слово-то твоё — разумное? Ну, попытайся. Молвить разумное слово.

Дрочило сходу взъерепенился поставить сопляка на место. Молод ещё слова дерзкие говорить! Шапка на голове не всегда есть признак наличия головы. Иной раз — то просто подставка под шапку выпирает и разговаривает. Это он ещё в своей прежней новгородской жизни нагляделся.

Стоявший рядом мужичок в потрепанном форменном кафтане без знаков различия вдруг влез в беседу командиров.

— Здрав будь, боярин Ольбег. Верно ты сказал — учиться надобно. Пристрелка на местности, пристрелка после сборки. Машины-то ещё до ледостава притащили. В россыпи. Теперь вот собрали да проверили.

Оглянувшись, убедившись, что никого в зоне слышимости нет, негромко продолжил:

— Проверить камнемёты надо. И куда они с отсюда каменья закинут — посмотреть полезно. А ещё полезнее... показать. В селении есть лазутчики. Из Мологи. Вот и надобно, чтобы они наши камнемёты в деле увидали. А не просто — гусем над обрывом торчит.

Ольбег ошарашенно смотрел на мужичка.

— Лазутчики?! А почему...? Их же — имать!

Мужичок напрягся, но Дрочило вальяжно объяснил:

— А на цо? Хай глядят-любуются. И на себя примеряют. Ты, боярин, дня через три — перед Мологой встанешь. И тамошнего посадника спросишь: как он думает у Господа Бога за убиенных-зарезанных, под погибель подведённых, прощения выпрашивать? А то ведь пОроки мои — тамошние городни быстро посшибают.

Реки зимой покрыты льдом. Молога не имеет рельефа, создающего особенные препятствия для атакующих — низкое ровное место. Численное превосходство суздальской армии очевидно. Способность требушетов разбить довольно слабые дерево-земляные укрепления и неизбежные кровавые эксцессы последующего приступа — стали городской верхушке вполне понятны.

Молога открыла ворота сразу по прибытию к её стенам Мстислава Андреевича (Искандера) и встретила его колокольным звоном. Петь под Гребенщикова:

"Жаль подмога не пришла,

Подкрепленье не прислали.

Что ж, обычные дела -

Нас с тобою нае...ли"

моложане не схотели. А то, что подмоги с Новгорода не дождаться — было понятно. Невиданные прежде требушеты были лишь "вишенкой на торте". Даже не они сами, а достоверные донесения об их ТТХ. Тащить "дрочилы" к Мологе не пришлось.

Так же, как и к Белоозеру.

Там тоже начиналась заварушка, вызванная слабостью гарнизона и возмущением "шир.нар.масс" нашей НЭПой. В смысле: восьмикратным, ежели в шкурках считать, повышением цены на хлеб. Народ шумел, бил морды. Но мысль о том, что огромная суздальская армия может в любой момент сюда заявиться, а "дрочилы" снесут город, не имеющий укреплений, просто домик за домиком, подействовала успокаивающе. Жители повспоминали всех "мам", выбили сопли и отправились на зимнюю рыбалку — кушать-то хочется.

Третья армия самого Ропака, составленная из смоленских дружин, его собственной, брата Мстислава (Храброго) и некоторых других отрядов, двинулась "по пути из варяг в греки". В смысле: Ловать-Ильмень.

Это была ошибка. Разорённая в недавнем прошлом местность ещё не восстановилась, а полноценное снабжение организовать... Средневековые армии так не умеют.

Ропак упёрся в Русу. Городок пару лет назад от него отбился, дождавшись подхода новгородских ратей во главе с посадником Якуном. В этот раз топавшая по Мологе суздальская рать, хотя суздальских там была едва ли четверть, остальное — "государево войско" и отряд в полторы сотни душ по командой Ольбега — выкатилась по Мсте на Ильмень. И это сразу исключило возможность повторения снятия осады с Русы.