Хотя министр обороны и не показал виду, сердце у него ушло в пятки. Едва выйдя от премьер-министра, он бросился к телефону и позвонил в штаб сухопутных войск, генерал-лейтенанту Василиосу Кардамакису:

— Нас едва не раскрыли! Я только что говорил с Папандреу, старый дурень сказал, что в столице ходят слухи! Он не поверил, я заверил его, что это ложь коммунистов, но надо что-то делать!

— Что за народ, ничего невозможно держать в тайне! — рассердился Кардамакис. — Надо начинать немедленно, пока нас всех не арестовали. Звоните Кэмпбеллу, надо добиться отречения короля в пользу Константина. Я немедленно звоню королеве.

Через час королева Фредерика выехала из королевского дворца Татой и отправилась на свою виллу 'Психико', где она обычно проводила время с любовниками. Вскоре туда же приехал и принц Константин.

Резидент ЦРУ Лафлин Кэмпбелл, предупреждённый Кардамакисом, был в ярости:

— Какого чёрта? Ваши козопасы хоть что-нибудь умеют держать в тайне? Почему секретные операции ЦРУ обсуждаются на городском базаре? Какой переворот можно провести с такой подготовкой? Шестой флот не успеет выйти на позиции, начинать операцию без поддержки флота — самоубийство! Я категорически против!

— Придётся начинать, иначе мы потеряем всё, — ответил Кардамакис. — Берите с собой Анагностопулоса и поезжайте во дворец, мы должны заставить короля подписать отречение.

— Секретные операции ЦРУ? В Греции? Ха... — усмехнулся майор Петров, чуть сдвинув в сторону наушники. — Они бы ещё в Одессе попробовали переворот устроить. Через пять минут весь Привоз уже обсуждал бы, а старый Кац патроны продавал...

Вскоре наблюдатели из компартии Греции сообщили, что возле здания министерства обороны началось необычное оживление. К зданию один за другим подъезжали армейские 'джипы' и мотоциклы, на них в армейские части отправлялись посыльные.

Горожане с некоторым удивлением взирали на эту суету, необычную для Греции. Никто из них не подумал о возможности подготовки переворота, активность военных списали на вероятные учения.

Одна из боевых групп КПГ, в которой были и офицеры ГРУ, устроила на дороге засаду, натянув поперёк дороги проволоку. У сбитого мотоциклиста был обнаружен пакет с надписью 'Совершенно секретно. Не вскрывать до 23.00 30.04'. Вопреки надписи, греческие коммунисты вскрыли пакет. В нём находился приказ командиру части поднять солдат по тревоге и выдвигаться в Афины. Сообщение о подготовке путча по системе спутниковой связи ушло в Москву.

Затем у здания министерства обороны вместо 'джипов' начали появляться легковые машины. На них приезжали генералы и полковники. Они собирались в кабинете начальника генштаба генерал-лейтенанта Афанасиоса Фронтистиса, там же присутствовали начальник штаба сухопутных войск генерал-лейтенант Кардамакис и бригадный генерал Григориос Спантидакис. В кабинете шёл инструктаж для высшего командования сухопутных войск.

Во дворце Татой всё было тихо. Королева и принц Константин уехали. Оставшийся в привычном одиночестве король Павел через некоторое время заметил, что лица охранников ему незнакомы. Такого раньше не было, обычно новые люди в составе наряда охраны появлялись по одному, а тут весь наряд состоял из незнакомых ему военных. Дворец словно вымер, в коридорах сгустилась плотная, тревожная тишина.

Павел забеспокоился, зашёл в кабинет, неслышно повернул изнутри ключ в замке. Дворцовая мебель была слишком тяжёлой, чтобы пожилой король смог в одиночку её передвинуть и забаррикадировать дверь. Он сел за стол и несколько минут собирался с мыслями. Выдвинул ящик стола, достал и проверил пистолет. В ящике лежали ещё две запасные обоймы. Пистолет был 'королевский', именной, позолоченный, украшенный инкрустацией и гравировкой, но это была не малокалиберная 'игрушка', а серьёзное девятимиллиметровое оружие. Король понимал, что ему нельзя вступать в какие-либо переговоры с путчистами. Иначе он станет игрушкой в руках ультраправых, все свои злодеяния военные будут оправдывать его именем. Он этого не хотел. Павел положил пистолет на колени, собрался с духом и взял телефонную трубку.

Он набрал прямой телефон советского посла. Как только на другом конце линии сняли трубку, король произнёс:

— Господин посол? Это Павел. Кажется, началось. Запись включена?

— Да, Ваше Величество, говорите.

Король глубоко вздохнул:

— Говорит Павел, король Греции. Я обращаюсь к своему народу и руководству Советского Союза. Враги государства начали военный переворот. Я официально прошу у советского руководства помощи в восстановлении конституционного порядка. Я призываю к оружию всех честных офицеров армии, авиации и флота, всех честных граждан! Греции в эту минуту требуется ваша помощь и поддержка! Защитите вашу свободу! Выходите на улицы и сражайтесь!

В трубке послышался щелчок.

— Алло! Алло! Господин посол, вы меня слышите?

Линия молчала. Связь прервалась. Телефон короля прослушивали и, услышав его разговор с советским послом, обрезали линию. Но сделано всё было 'по-гречески'. Офицер, отвечавший за прослушивание, от скуки читал газету и отвлёкся, среагировав не сразу. В результате король успел сказать главное. Запись его разговора с послом через спутник связи ушла в Москву.

Через несколько минут король услышал осторожный стук в дверь. Затем голос дворцового распорядителя произнёс:

— Ваше Величество, вы в порядке?

— Открывай дверь, — послышался второй, незнакомый королю, голос. — Я же говорю, короля захватили коммунисты и держат его под прицелом, иначе он такого по телефону не сказал бы! Будьте готовы стрелять на поражение!

Резидент ЦРУ Лафлин Кэмпбелл не горел желанием лично находиться в гуще событий. Он отправил во дворец Татой сотрудника греческой Центральной службы разведки (KYP) полковника Папагиотиса Анагностопулоса, а в помощь ему военные отрядили бывшего начальника штаба сухопутных войск, генерал-лейтенанта Димитриоса Серадакиса, вхожего во дворец, и отделение солдат из подразделения, поддержавшего заговорщиков.

Король понял, что путчисты прослушивали телефон. Он не знал, удалось ли послу записать его сообщение, не были ли поставлены какие-нибудь помехи на линии. Павел понял, что он оказался лицом к лицу с людьми, которые, возможно, жаждут его смерти.

Всё зашло куда дальше, чем он ожидал. Король выключил настольную лампу, оттолкнул кресло и присел за массивным письменным столом, сделанным из дорогого дерева. Ящики стола были заполнены множеством бумаг, скорее всего, они смогут задержать пулю. Он передёрнул затвор и прицелился в дверь поверх столешницы.

Ключ повернулся в тщательно смазанном замке почти бесшумно. Дверь отворилась, в проёме, на фоне освещённой стены появилась фигура в военной форме, судя по высокой фуражке, это был офицер чином не ниже подполковника. За ним виднелся ещё один, в генеральской форме. Его лицо было королю знакомо. Генерал Серадакис!

В кабинете уже сгустился вечерний полумрак, и в первый момент путчисты решили, что короля здесь нет.

— Где он, чёрт подери?! Вы же сказали, что он не выходил?

— Его Величество мог отойти в уборную, — пролепетал распорядитель.

— Надо обыскать дворец! Начнём с кабинета, — распорядился Серадакис.

Король Павел глубоко вдохнул, тщательно прицелился и нажал спуск.

Девятимиллиметровая пуля с мягким носиком попала полковнику Анагностопулосу в лоб и разнесла всю затылочную часть черепа. Кровь и мозги фонтаном выплеснулись в лицо генералу Серадакису, на несколько секунд лишив его ориентировки, пуля, прошедшая сквозь череп, пролетела в паре сантиметров от головы Серадакиса, и с глухим стуком вошла в стену. Труп Анагностопулоса, отброшенный ударом пули, упал на Серадакиса, генерал инстинктивно подхватил падающее тело.

Король тут же снова прицелился и выстрелил ещё раз. Он не был хорошим стрелком, но промахнуться с нескольких метров по неподвижной, хорошо освещённой цели было сложно. Серадакис получил пулю в переносицу, пораскинул мозгами и повалился назад. Павел присел, спрятавшись за столом, и вовремя. Солдаты из группы путчистов открыли беспорядочный ответный огонь. Они стреляли в глубину тёмного кабинета, наугад, пули со стуком вонзались в массивный письменный стол.

Король ждал, сжимая в левой руке запасную обойму. Он прожил долгую, бесполезную жизнь, и лишь в последние два года ощутил себя нужным стране, которой он правил. Павел понимал, что его не выпустят живым, но смерти он не боялся. Смерть уже подкрадывалась к нему изнутри. Опухоль ещё не донимала его болью ежедневно, но врачи уже опустили руки, заявив, что медицина бессильна.

Выстрелы умолкли, один из солдат осторожно заглянул в кабинет. Павел прицелился в светлый проём двери и терпеливо ждал. Как только солдат решил, что их выстрелы поразили цели и вошёл, король снова выстрелил. Пуля попала солдату в грудь, он выронил автомат и повалился навзничь, в коридор. Король снова спрятался за столом. Вновь началась стрельба, от стола летели щепки красного дерева, со звоном разлетелся стеклянный абажур настольной лампы.

Дождавшись пока стихнут выстрелы, Павел, не поднимая головы, крикнул:

— Солдаты! Вас обманули! Вы стреляете в своего короля! Остановитесь! Я вам приказываю! Здесь нет никаких коммунистов!

Среди солдат возникло замешательство. Они заспорили.

— Это король!

— Нет, это проклятые комми, они хотят нас обмануть!

— Солдаты! — снова крикнул Павел. — Вас обманули заговорщики! Я жив и в полном порядке! Никакие коммунисты меня не захватывали!

— Не верьте ему, это не король, это коммунист!

— А по-моему, голос короля. Я его недавно слышал по радио, очень похоже...

— Да иди ты! Тебе же сказали, короля захватили коммунисты! Может, у них там чревовещатель, голосом короля говорит?

— Идти захватывать короля, и брать с собой чревовещателя? Ты коммунистов за дураков держишь?

Мнения разделились. Павел ещё раз попытался воззвать к здравому смыслу, но один из особенно недоверчивых солдат ответил двумя выстрелами в темноту, наугад. Король понял, что беседа как-то не складывается. Солдаты спорили между собой, но его не слушали и не позволяли выбраться из укрытия, время от времени стреляя в тёмный проём двери. Павел отвечал редкими одиночными выстрелами. Время шло, наступил вечер, и на улице по-южному быстро опустилась тьма.

В коридоре послышались быстрые, уверенные шаги. Послышался властный голос:

— Какого чёрта здесь происходит?

Павел не узнал голоса говорившего, лишь позднее стало известно, что это был бригадный генерал Григориос Спантидакис. Обеспокоенный отсутствием доклада из дворца он сам поехал выяснить, в чём дело.

— Господин генерал, там засели коммунисты, они отстреливаются и говорят, что они — король...

— Идиот! Сколько их?

— Мы слышали одного...

— Кретины! Вас десять человек, не могли застрелить одного коммуниста? Дай сюда!

— Генерал! — крикнул Павел. — Не совершайте измены, остановитесь!

В ответ раздалась автоматная очередь. Спантидакис был одним из организаторов путча, и не собирался вступать в переговоры. Он жестами отдал несколько распоряжений.

Через открытую дверь в кабинет влетели сразу четыре гранаты. Две отскочили от побитого пулями стола на середину комнаты, третья отлетела к боковой стене, но ещё одна, брошенная чуть выше, ударилась о столешницу и завалилась за стол, прямо в укрытие короля Павла. Старому королю некуда было увернуться. Он смог лишь отпихнуть гранату, но она лопнула слепящей вспышкой, разорвав его тело ливнем горячих острых осколков. Грохота остальных взрывов Павел уже не услышал.

Автоматные очереди накрест располосовали клубящийся в кабинете дым, трое солдат ворвались в помещение, тут же смещаясь в стороны, и поливая темноту огнём. Кто-то нашарил выключатель. Одна из лампочек в разбитой люстре чудом уцелела под градом осколков, изрешетивших богатый интерьер королевского кабинета. Зажёгся свет.

— Дева Мария! Это же и правда король! А где же коммунисты?...

— Христос всемогущий... Мы, кажется, убили нашего короля...

— Что же теперь будет?

— Ой, что будет... Ой, что будет...

— Молчать, негодяи! Идиоты! — рявкнул Спантидакис. — Никто не должен об этом знать! Король умер — да здравствует король!

Как только сообщения о начале переворота в Греции достигли Москвы, Хрущёв собрал в Кремле 'силовых' министров и руководителей разведок — Гречко, Кузнецова, Серова, Ивашутина.

— Так, товарищи, в Греции — государственный переворот, власть пытается взять военная хунта. К счастью, нас предупредили чуть-чуть пораньше, и мы успели принять кое-какие меры. Докладывайте, какова ситуация?

— Маршалу Вершинину приказано быть готовым поднять по тревоге стратегическую авиацию, — доложил Гречко. — В Югославии, Албании и Болгарии ждут приказа на взлёт постановщики помех, им приказано слушать эфир на частотах всех радиостанций страны, в случае начала радиообращения заговорщиков — немедленно забить сигнал помехами. На полигоне Тюратам готовится к старту ракета со спутником фоторазведки. Самолёты-разведчики готовы взлететь, но в Греции уже темнеет, а ввод танков в Афины ожидается ночью. С территории Болгарии поднят высотный беспилотный дирижабль-разведчик, сейчас он дежурит в воздухе над горами, и к рассвету будет над Афинами. Как только получим первую картинку через спутник 'Молния', можно будет понять, что к чему.

— Хорошо, — одобрил Хрущёв. — Годно! А что американцы?

— Судя по данным технической разведки, они не рассчитывали, что переворот начнётся так скоро, — ответил Ивашутин. — Есть мнение, что заговорщиков что-то или кто-то вспугнул, и они были вынуждены форсировать события. Основная часть кораблей 6-го флота находится в Неаполе, по сообщениям агентуры, на базе пока спокойно, признаков объявления тревоги или подготовки к срочному выходу в море не замечено. В море находятся только несколько патрульных эсминцев, к югу от побережья Греции курсируют два эсминца и судно радиоразведки.

— Вот это уже интересно... А где наши корабли?

— Корабли Черноморского флота готовы к действию, — доложил адмирал Кузнецов. — Цели для них распределены. Корабли Средиземноморского флота с наступлением темноты вышли из Александрии и следуют в западном направлении, создавая подвижную завесу на вероятном пути подхода американцев.

— Вертолётоносец 'Ярославль' (бывш. 'Teseus') находится вблизи побережья Крита. Мы можем в течение двух часов начать погрузку греческой бригады морской пехоты, и примерно через 12 часов высадить её вертолётами в районе Афин.

— Очень хорошо, — одобрил Хрущёв. — Но, товарищи, я призываю вас не спешить размахивать оружием. Помните, что поставлено на карту. Если мы поспешим, Запад обвинит нас в агрессии, и переговоры в Париже будут сорваны. Необходимо дать заговорщикам возможность нарушить закон, в идеале — запятнать себя военными преступлениями, и только потом мы сможем вмешаться.