Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Все хорошо, девочка, ты дома, со мной...
Я легла обратно; прости Судьба, я не имела права забывать его, забывать клятву, теперь я буду помнить.
— Вот ведь... говорили, что не будет никаких последствий, — продолжал Вольф, обнимая меня, — а последствия всегда есть...
Хелен-Инга стала главой рода Тобин, Первой Тобин. Ее отец очень тяжело перенес очередное ограбление пиратами его судна и решил передать полномочия дочери, а сам заняться здоровьем и внуками. Я послала видеописьмо с поздравлениями, нелегко ей, наверное, сейчас, ведь она еще очень молода. В ответ я получила полуофициальное письмо, в котором она интересовалась, можно ли пообщаться с моим отцом. Я предупредила отца и дала его коды, они что-то обсудили, но отец, из врожденной вредности, не спешил делиться информацией. Прошло две недели после моего возвращения, а я никак не могла придумать, как мне узнать о судьбе Даниэля Хореса-Ташин, не привлекая внимания к своему интересу. И тут Судьба напомнила мне, что жизнь не только праздник в окружении близких людей, омрачаемый лишь легкими угрызениями совести и неудовлетворенным любопытством.
В один из би-вечеров меня перехватил Дин Таксон, он был нервным и мрачным. Первое, что пришло в голову — заговор, убили президента, и нам всем придется уносить ноги. Мы зашли к нему.
— Что случилось? Глядя на тебя, можно подумать, что свергли президента, — попыталась я пошутить.
— Нет, все не так плохо, а может, еще хуже. Это как смотреть.
— Дин, не в твоих привычках плести языком. Что случилось?
— Извините, леди ВикСин. Не знаю... Не знаю, как начать. Вот... — и он вставил инфокрис с текстом. Я принялась читать, это оказалась история болезни, рассеянный склероз...
— Я попросил у Вольфа его личный архив на лучших курсантов, и среди крисов с эгофайлами оказался этот.
— Что ты хочешь сказать? — голос не слушался, я не могла нормально вздохнуть.
Вместо ответа Дин пролистнул файл.... Дарел Вольф, генерал в отставке, ректор двенадцатого училища...
У меня все поплыло перед глазами... Это не опухоль, которую можно вырезать, не проблемы с сердцем или сосудами, которые можно подлатать. Не с каким-то органом, который можно заменить, на худой конец. Да, все сейчас лечится, и это тоже. Но такое лечение могли себе позволить очень немногие, это все равно, что полностью омолодить себя. Очень долго и очень дорого.
Мне вспомнилось, что Дарел стал подволакивать ногу, объясняя это старой травмой. Дата диагноза — чуть больше года назад.
— Сволочь, засранец, тварь, — застонала я. — Годы — это не только потери, но и уроки... 'Научился ценить подарки Судьбы'... Тварь, знал, что скоро сдохнет, и решил напоследок сделать девочке приятное...
Дин в ужасе смотрел на меня. Я не удержалась и завыла, обхватив голову руками. Выпустив боль, я посмотрела на Дина.
— Я найду деньги. Но как уговорить его лечится? — спросила я спокойным деловым тоном. Дин замотал головой, приходя в себя.
— Ваши перепады... — промямлил он. — Я думаю, если вы объясните ему, насколько он для вас дорог, пригрозите... он послушает.
— Пригрозить чем? Помереть вместе с ним? Он не поверит.
— Нет, внушить, что он вам жизнь поломает.
— А ведь поломает, — сказала я грустно. — Я не хочу его терять. Только не это. Ведь это будет ужасно глупо.
— Только вот пассаж о глупости его не проймет, даже я не понимаю, почему это будет глупо.
— Потому что бессмысленно! Этого же можно избежать, реально можно. Без каких-то сверхнапряжений.
— Вы уговорите его, леди ВикСин, вы и мертвого уговорите, — заверил меня Дин.
— Надеюсь, ты прав, потому что иначе я его возненавижу. И убью. Любила — убила.
— Мрачные у вас шутки.
— Это не шутки, Дин. Увы, не шутки.
Я развернула тихую, но активную деятельность. Слетала к брату, там, подальше от Вольфа, узнала, где и за сколько такое лечат. Самые подходящие клиники были на Тропезе и Синто, но на Синто получалось бешено дорого, потому что Вольф не гражданин и не служил по контракту у нас. Значит, Тропез. У меня была треть нужной суммы, учитывая, что я не успела вернуть брату деньги, как собиралась. Где брать остальное? Спрошу отца, не даст, так, может, что-то посоветует.
— Ты с ума сошла! Да что у тебя каждый месяц происходит? Ты ходячее несчастье. — Кричит, значит, все будет хорошо. — А ты знаешь, что твой ректор выпытывал у меня ненароком, сколько стоит инорожденный ребенок и как у нас относятся к детям, у которых родители иностранцы? С чего бы ему понадобилось такое знать?
— Не знаю.
— Решай, что ты хочешь: Вольфа или ребенка от него!
— Отец, но он же переболел омега-вирусом...
— Те, кто служил в ЕвСе, сдавали генматериал, и он свой сохранил. Если я все правильно понял, то он сейчас хранится где-то на Тропезе.
— Откуда ты все знаешь?
— Оттуда, что я думаю головой, а не... Или Вольф, или его ребенок!
— И то и другое, — твердо сказала я. Отец уставился на меня.
— Ребенок может подождать, — поспешила я успокоить его. — Папа, ну пожалуйста, у меня ведь есть треть суммы, на первый цикл лечения хватит. Я же не знаю, какие у нас перспективы, может, это и не такая уж и большая сумма?
— Треть — это год работы, твоей и Ронана.
— Семья ведь получила вознаграждение по персональному контракту? — я не собиралась требовать эти деньги, но придется.
— Получила стандартную сумму, то есть еще четверть у тебя есть, а где возьмешь недостающую половину?
— Папа, но ведь если он будет умирать долго и мучительно у меня на глазах... — попыталась я зайти с другого бока.
— Не будет, — перебил меня отец. — Скорее голову себе снесет при первых симптомах.
— Первые симптомы уже есть. Если его не будет — мне будет плохо. Очень плохо, — твердо сказала я. — Он имеет очень сильное положительное влияние на меня.
Отец зло зыркнул.
— Скажи уж — влюбилась в него, а то выдаешь тут околонаучные фразы.
— Влюбленность разная бывает. Вольф помогает мне сохранять спокойствие, настраивает на позитивный лад. Он действительно очень много для меня значит и много для меня делает.
Отец задумался. Я была спокойна: если бы он категорически не хотел мне помогать, то не кричал бы, а спокойно сказал об этом и прекратил разговор.
— Клиника где?
— На Тропезе.
Опять задумался.
— Иди, я посмотрю, что можно сделать. А он вообще как, быстро согласился?
— Я еще не говорила с ним.
Отец фыркнул.
— Иди.
Первый, кого я встретила в учебке, был Дин с подбитым глазом.
— Он догадался. Вспомнил, куда дел инфокрис, — шепнул он мне, проходя мимо.
Да... Задача усложняется, мягко говоря. Я решила, что не буду первая заводить разговор, и отправилась к имитаторам, давно пора проверить, чему научились курсанты. Би-ночью, уставшая и опустошенная, мечтая лишь о подушке, я добрела до своей комнаты. Вольф буквально оттащил меня от двери и впихнул к себе.
— Что ты задумала?
Я молча побрела к кровати.
— Что ты задумала?!
Я упала, не раздеваясь, и стянула сапоги
— Что, Дарел, лучшая защита — это нападение, да? — начала я уставшим голосом. — Ты думаешь, я что-то задумаю для тебя, непорядочного сукиного сына?
Он смутился.
— В чем ты меня обвиняешь? — спросил он с вызовом.
— В том, что стал единственным, стал всем для меня. Понимаешь, всем! Зная, что отнимешь! Что только я поверю в счастье — ты уйдешь! — прокричала я в слезах и разрыдалась в подушку. Хлопнула дверь, он ушел.
Кажется, этот раунд я проиграла. Выплакавшись, я уснула.
На следующий день отец сообщил, что сможет все устроить. Я ни секунды в этом не сомневалась. Вольф был в учебке, но мы не увиделись даже мельком. На следующий день все повторилось. К вечеру я уже была в бешенстве; подкараулив его ночью у двери, ворвалась следом в комнату. Он был готов опять скандалить.
— Вот что, — спокойно сказала я, — у тебя есть выбор. Или ты лечишься, и мы делаем сына, или подыхай как пес, зная что испоганил мне жизнь.
— На какие деньги? И какого сына?
— На Тропезе что хранится?
— Шпионы, — и добавил ругательство.
— А деньги есть! Иначе не предлагала бы.
Он помолчал, глядя в пол.
— Я не смогу вернуть, — зло выкрикнул он. — Я не смогу вернуть этот долг!
— Вот как? Ты слишком горд, чтобы принять подарок от любящей женщины. Жаль, что ты также слишком бессовестен, чтобы понять, что будет значить для меня твоя смерть.
— Да что? Поплачешь и утешишься, тебе девятнадцать лет!
Я со всей силы влепила ему пощечину и ушла.
Оказавшись у себя, я опять расплакалась. О, Судьба, ну почему не может долго все быть хорошо, почему все проходит и за все надо платить? Сквозь слезы услышала, как открылась моя дверь, доступ ректора ко всем помещениям, будь он неладен.
Дарел подошел к изголовью и встал на колени.
— Ну зачем я тебе, старый, больной?
Я молчала.
— Прошу, сделай ребенка, если получится, — продолжил он. Зря он об этом заговорил.
— Я не хочу ребенка от тупого эгоистичного гада, который его даже не увидит никогда, — закричала я в бешенстве. — Убирайся, не хочу тебя видеть! Ненавижу! Ненавижу тебя! Чтоб ты сдох! И поскорее!
Я отвернулась, накрыв голову подушкой. Как он вышел, я не слышала. На следующее утро я не встала с постели и провела в своей комнате весь день. Вечером со мной связался Ларсон.
— Леди ВикСин, вы заболели?
— Да.
— Давайте я пришлю врача.
— Не надо.
— Ректор Вольф улетел, оставив меня за старшего, а у меня нет доступа к вашей комнате. А вы болеете. Я приду настроить дверь, впустите меня, хорошо?
— Куда улетел Вольф?
— В админкорпус.
— Приходите, впущу.
Вольф не вернулся ни на следующий день, ни потом. Я связалась с отцом, он удивленно сообщил, что Вольф взял бессрочный отпуск и улетел на Тропез лечиться. Странное дело, я не почувствовала радости, я должна была обрадоваться, но почему-то внутри была только пустота.
Но все мои переживания скоро отошли на второй план.
Наши безопасники получили довольно обширную информацию о пиратах. Хорес не все время провел у Хозяина, до этого его поносило по всему пиратскому сектору, он работал на корабле младшим техником и по несчастливой случайности был продан в рабство в возмещение причиненного ущерба. Так вот, некоторые наши коммерсанты были готовы финансировать военную акцию против пиратов, которые гробили их бизнес, и Хелен-Инга была одной из наиболее активных. Она подключила своих знакомых и партнеров и вышла на похожее объединение тропезских коммерсантов. Если Синто и Тропез объединятся, это не просто удвоит шансы на победу, это возведет их в квадрат. Загвоздка была в том, что требовался план военных действий, четкий и конкретный; разведданные были, а вот все остальное... Пиратов смогли потрепать только русы, имеющие большой корпус высококвалифицированных десантников, но и они понесли немалые потери. Какими бы трусливыми сволочами пираты ни были, но, зная, что умрут, они дорого продавали свои жизни. С десантниками было туго как у нас на Синто, так и на Тропезе, а Дезерт своих уже подписал на несколько лет вперед. Никто не хочет становиться расходным материалом, ведь десантники гибнут первыми. Болтаться в тяжелом скафандре, подбираясь к атакуемому кораблю, потом взрезать обшивку, и все это под огнем... Потом выброс при разгерметизации, засады обороняющихся, малейшее повреждение скафандра циркой, и в результате, как минимум, ожог холодом. Короче, абордаж космического корабля — дело долгое, хлопотное и опасное. И хорош он только в случае нападения вооруженного судна на торговое, которое не может толком защититься. Пираты уничтожают летчиков-хранителей, а потом без помех проникают в грузовик.
Нужна новая концепция ведения войны, более стремительная и менее затратная по человеческим ресурсам. Отец рассказал мне все это и спросил, нет ли у меня каких-либо мыслей. Я подумала, вспомнила наш бой с тропезками. И выдала предложение о бое насмерть — атаках, при которых гибли обе стороны. Стремительно и менее затратно в отношении людей, ведь идет размен — один пилот истребителя за весь экипаж атакуемого корабля. Хотя, это конечно бред — жертвовать техникой и людьми, да еще и с негарантированным результатом. К моему удивлению, отец не спешил меня высмеивать, и принялся расспрашивать о возможностях катапультирования, о том, что можно сделать, чтобы уменьшить смертность. Я восприняла это как игру ума и говорила все, что приходило в голову, каким бы парадоксальным оно ни казалось. Отец слушал и кивал. А через десять дней на Дезерт прибыла смешанная делегация тропезских и синтских конструкторов, а еще через два дня — наши старые знакомые: пять летчиц.
Мы начали разрабатывать модификации истребителей, пригодных для боев камикадзе. Оказывается, все уже было когда-то, и на Земле Изначальной подобных летчиков-смертников звали камикадзе. Задача состояла в том, чтобы сохранить жизни пилотам. В результате усилили броню капсул, снабдили их маленькими маневровыми двигателями и маломощными щитами. Разработали корабль-спасатель, лишенный ходовых двигателей, а значит, невидимый почти для всех радаров, с мощной защитой и хорошей маневренностью; его задачей будет подбирать капсулы во время боя. Спасатель станет, по сути, призраком, не влияющим на ход событий, способным выдержать несколько залпов в упор, но не способным отстреливаться. Вокруг последнего пункта шло много споров, не хотелось делать корабль совсем беззубым, но и не хотелось, чтобы он занимался не своим делом. Сами истребители тоже изменили: уменьшили топливные баки до минимума, усилили огневую мощь. Разработали обманки — роботизированные пустышки, имитирующие выхлоп истребителя. Весь этот скарб предполагалось максимально близко донести к пиратскому флоту на крупном корабле — защищенном транспортнике, линкоров у нас не было, и выпустить всех сразу — обманки, истребителей и спасателей. Спасатели тихо, по дальней траектории, подбирались бы к месту боя, пустышки отвлекали первый огонь на себя, а после к бою с дезориентированным противником подключались бы истребители. Таков план в идеале.
На все ушло полтора месяца, имитаторы были переделаны под новые условия, и мы обкатывали наши придумки, доводя их до ума. В конце концов, мы отчитались заказчикам, что план готов. Что характерно, все ученые и летчицы имели персональные контракты с коммерческими структурами, а не с государственными. На данном этапе наши действия были лишь частной инициативой.
Когда мы только начинали работать, наши конструкторы относились ко мне как к врагу, стараясь опровергнуть любое мое предложение, тропезцы же были беспристрастны. Меня это здорово нервировало, знать бы, что нашим про меня наговорили; тем не менее, я все время держалась так, как на Совете, контролируя любое слово и жест. Примерно через неделю отношение стало меняться в лучшую сторону, и к концу работы ко мне уже относились с уважением. В день их отлета я решилась и спросила у старшего конструктора, в чем причина их предубеждения. Он извинился, но не объяснил, я настаивала.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |