Синто ч.1. Дневник не героя.

— Часа четыре...

Поисковики, больше всего напоминавшие стальных сороконожек, уже скрылись в лесу.

— Может, снять защиту с ограды? — обеспокоилась я.

— Да нет, им не повредит.

— Как закончите, приходите к веранде.

Экс молча кивнул.

Когда мы с Эфенди зашли в дом, он меня обнял и прошептал на ушко:

— Четыре часа... за это время можно многое успеть...

Через три часа мы уже сидели на веранде на диванчике-качели; неприятности утра остались позади, и единственное, что омрачало идиллию, — это мысли о том, что эту ночь я проведу одна.

— А ты действительно хороший наездник? — поинтересовалась я.

— Да неплохой, уж точно; а ты держишься в седле?

— Нет, ведь это развлечение, а не необходимый навык...

— Попробуй как-нибудь, тебе точно понравится, и ты легко научишься. Лошади вообще удивительные существа, умные, у каждой свой характер... — Было видно, что он говорит о дорогом для себя. — Хочешь, выберемся на ипподром завтра или послезавтра?

Я отрицательно покачала головой: несмотря на то, что мне вернут деньги за сегодняшнюю ночь, на аренду лошади может не хватить — слишком дорогое удовольствие.

— Ты не скучаешь? — спросила я, взяв его за руку. Он придвинулся ко мне и заглянул в лицо.

— Ты даже не представляешь, как я тебе благодарен, — сказал он немного грустно. От этих слов и интонации разрозненные кусочки информации у меня в голове сложились в четкую картину.

— Ты не 'кот', ты 'охотник', да? — спросила я.

Он грустно усмехнулся и кивнул.

— Да и ты не 'воин', а 'охранник', — сказал он мне.

Я призадумалась. Симвотип 'кот' предполагает некую созерцательность в сочетании с замкнутостью на себя и гибкостью, легкостью характера; этот симвотип наиболее распространен среди донжанов. 'Охотника' же характеризует стремление к совершенству и достижение одной цели за другой, этот тип наиболее подходит коммерсантам, и вообще считается удачным, так как такое сочетание черт помогает добиться успеха в жизни. 'Охотник'-донжан — это, по большому счету, человек не на своем месте.

— Ты не тяготишься своей профессией? — вырвалось у меня. Невежливый вопрос, но Эфенди не обиделся.

— Не тяготился до определенного времени. В последний год стало очень много заказов, иногда не дают даже приблизительной информации на гостей... Тяжело стало играть. — Тут он встрепенулся. — Только не подумай, что я неискренен с тобой; кроме тебя, никому и в голову не придет, что я не 'кот'.

— Но как тебя учили? Ведь в детстве симвотипы ярче, вряд ли ты сменил его, став взрослым? — у меня не укладывалось в голове: ведь ребенка не будут учить тому, к чему у него нет предрасположенности, или наоборот, не учить тому, к чему есть таланты.

— Жесткий контракт.

— То есть?

— Моя мать — Рокен-Тири, и то, что у нас совпадает фамилия, как ты знаешь, означает, что она родила без разрешения отца. Она была 'черным браслетом', хоть начинала гейшей... И она заключила с Домом Красоты жесткий контракт без права смены обучения.

— Но почему она так поступила, как можно обрекать своего сына на чужую долю?

— Не знаю. Мне думается, что это была месть моему отцу, вроде бы он был виной тому, что она сменила браслет на черный. — Эфенди избегал слова 'проститутка', заменяя его на 'черный браслет'. Не знаю, что бы чувствовала я к своим родителям, если бы меня обрекли заниматься не своим делом, вряд ли я была бы так корректна.

— Только не подумай... Профессия донжана — не такое уж несчастье, я бы даже сказал, большое счастье, — попытался перевести все в шутку Эфенди.

— Угу, учитывая, что ты смог и в ней добиться успеха... — Мне шутить не хотелось. Я думала о том, что, будь Эфенди хоть коммерсантом, хоть экстерминатором, хоть кем-то еще, кроме донжана, он мог дорасти до того, чтобы стать мне ровней. Я бы его подтянула, в крайнем случае. Аристократу может быть ровней любой профессионал своего дела, исключение составляют лишь донжаны — клан неудачников, породниться с кем-то из них — позор. Если от них рожают детей, то дают им фамилии матерей, и точка. Эфенди догадался, о чем я думаю.

— Если бы я не был донжаном, мы бы не встретились, увы, не моя, совершенная коската. — сказал он, поцеловав мне руку. Коската, совершенная коската, странный комплимент — называть девушку клинком, но именно за этот точный, как симвотип, комплимент я и полюбила Эфенди. Между нами никогда не звучало слово 'любовь', только 'ты мне дорог', 'я тебе благодарен', изредка — 'милый друг'. И все. Любовь — это между равными. Грустно.

— А почему ты решил, что я 'охранник'? — спросила я, чтобы сменить тему.

— Ты слишком чуткая для 'воина', и семья для тебя значит очень много, больше, чем собственная карьера. Тебе не нужно то, что есть у кого-то другого, но и своего ты никому не отдашь. И вообще, ты ориентирована только на свою семью, на самый близкий круг, а все остальные для тебя — чужаки.

Я задумалась, возразить было нечего.

— Но тестирование...

— Ну, во-первых, стопроцентным 'воином' ты никак не могла быть.

Я кивнула, это действительно так, результаты были процентов на шестьдесят-семьдесят.

— А во-вторых, при обучении симвотипы мутируют, от тебя ждали поведения 'воина', и ты надела его маску. Так же, как и я: у меня во всех эгофайлах стоит 'кот', семьдесят процентов.

Да, было над чем подумать. Мы молча сидели взявшись за руки, диванчик мерно покачивался. Недлинный разговор у нас вышел, но я знала, что буду вспоминать его снова и снова.

Эксы показались не со стороны парка, а из-за дома; они были чем-то возбуждены. Увидев нас вдвоем в расслабленных позах, они смутились и приостановились. Мы поднялись.

— Прошу вас, господа, — позвала я.

Они приблизились. Эфенди тем временем придвинул стулья к столу.

— Присаживайтесь. Воды? Минеральной, лимонной? — как и положено хозяйке, поинтересовалась я.

— Минеральной.

— Лимонной, — вразнобой ответили они, — если можно.

Я вежливо улыбнулась и двинулась на кухню, но Эфенди жестом остановил меня и сам пошел за водой. Мы молча подождали его возвращения, он принес поднос с двумя графинами, стаканами и всякой всячиной, вроде орехов и яблочных чипсов. Я разлила воду по стаканам и придвинула к гостям закуски. Подождав, пока они отопьют, наконец спросила:

— Так каковы результаты?

Притихшие было эксы опять встрепенулись.

— Леди, он оставил кладку, и мы ее обнаружили, — сказал старший с легкой гордостью. — Ну, и уничтожили, конечно.

Как неприятно, все равно, что узнать, что у тебя под домом лежала бомба.

— А где она была?

— С внешней стороны, но если бы они вылупились, поместье было бы в опасности.

Я кивнула, это и так понятно.

— Есть гарантия, что кладка одна?

— То, что она одна, — вероятность девяносто пять процентов. Мы составили акт и уладили все формальности с вашим управляющим.

Это довольно высокий процент гарантии, и эксы будут нести ответственность, если выяснится, что они пропустили еще одну.

— У вас есть предположения, откуда так близко к поместью взялся нажравшийся крысодлак? — Крысодлаки делают кладку, только наевшись свежатины.

Поместье стояло у подножия невысокой горы, а земли арендаторов шли вверх, превращая склоны в сельхозтеррасы и сады. Между арендаторами и поместьем еще лежала полоса леса, так что, как правило, всех крысодлаков, приходящих с верхних, необработанных территорий, останавливали фермеры. Вопрос, который я задала, был, мягко говоря, неудобен эксам: ведь кто-то допустил ошибку, и возможно, именно они.

— Ваши новые арендаторы, похоже, столкнулись с пришедшим сверху одиночкой и решили справиться с ним своими силами, и им это удалось, но они не стали искать его кладку и нас не вызвали.

Я нахмурилась.

— Однако. Странные вещи вы говорите.

Отвечал на мои вопросы только старший, младший тем временем тихонько закусывал то чипсами, то орехами, но тут вмешался.

— Он у них собаку загрыз, и они вечером отравили то, что он не доел. Крысодлак пришел на следующий день утром, съел и сдох. Они не думали, что он успел за это время отложить кладку.

— Не думали! А почему вас не вызвали подтвердить то, что 'не думали'? — спросила я зло.

— Нас вызвать — денег стоит, — сказал старший.

— Не надо оправдывать глупость, — сказала я ему спокойно. — Денег-то стоит, но я теперь могу разорвать с ними контракт, без выплат, за нарушение закона о крысодлаках, и чего им это будет стоить?

— Когда кладка вылупилась, они кучно пошли, и эти Бромеры успели вызвать нас, так что мы накрыли почти всех тварей, — молодой уводил разговор в прежнее русло.

— И чью землю вы пожгли? Их или чужую?

Эксы переглянулись.

— Дуайтов. Томатное поле, так что они ... — экс не закончил мысль, и так ясно, что Дуайты легко отделались. Если бы там были деревья или многолетние кусты, им было бы хуже, но все равно люди пострадали за чужие ошибки.

— Так вы говорите, почти всех...

— Да... ваш второй.

— Пока он шел сюда, он мог оставить кладку....

— Мог, мы просчитаем маршрут и будем проверять. Не беспокойтесь, леди, мы свое дело знаем.

Я задумалась.

— Вы их накажете, Бромеров? Расторгнете контракт? — это молодой спросил, по тону было ясно, что ему бы этого не хотелось.

— А что вы так печетесь о людях, своей глупостью подвергших опасности соседей и подкинувших вам кучу работы?

— У меня жена Бромер... Они, в сущности, не такие уж дураки, и уж точно ничего подобного не повторят. Они всего третий год на новой земле... — это он намекал, что с деньгами у них туго.

— Не расторгну. Штраф с отсрочкой до второй прибыли. Дуайтам — компенсация с процентами от первой. И пусть знают, что любое подозрение — и они могут сниматься с места и уходить, куда глаза глядят. Официальное решение я им пришлю. Они ведь признали факт нарушения со своей стороны?

— Признали, куда ж деваться, когда стая пошла...

Да, преступная халатность... Но в чужую голову не заглянешь. Однако закручивать гайки не с руки — наши земли находятся недалеко от границы терраформирования, и фермеры сюда не спешат из-за тех же крысодлаков и множества других проблем, связанных с близостью эндемичной флоры и фауны.

Почувствовав, что разговор завершился, эксы встали.

— Леди Викен...

Я покачала головой и поправила:

— Викен-Синоби.

На лицах обоих мелькнуло удивление.

— Леди Викен-Синоби, — продолжил старший, — спасибо за ответственность и оперативность, — при этом он бросил взгляд на Эфенди, ну да, время донжана слишком дорого, чтобы при нем заниматься хозяйственными делами.

— Вам спасибо, господа, держите моего управляющего в курсе событий.

Они молча кивнули.

Когда эксы скрылись за домом, я поинтересовалась у Эфенди:

— Что, меня действительно можно принять за Первую рода?

— Скорее за наследницу; когда ты так серьезна, возраст определить невозможно. Да и такая экономия слов оттачивается с годами, как правило.

— Ты мне льстишь.

— Нет, молодежь сейчас не так взвешивает каждое слово.

Мы опять замолчали, думая каждый о своем. На душе стало тоскливо и нехорошо, больно было отпускать его, дожила до того, что ревную донжана.

— Будет лучше, если ты улетишь раньше, сейчас... — сказала я. Чем дольше мы были рядом, тем хуже мне становилось.

— Да, — и он неслышно ушел в дом вызывать флаер.

Я сидела и думала, смогу ли справиться с собой, смогу ли общаться с ним, как раньше, в какой момент наши отношения перешли черту, как все будет завтра утром... Вопросы пока не имели ответов. Решив, что в такой ситуации лучшее, что можно сделать, — это переключиться на что-то другое, я отправилась к домику Эзры, за которым находился ангарчик на один флаер. Отправлюсь-ка я в торговый центр — на Дезерт мне понадобится куча всяких мелочей, лучше привезти их с собой, чем потом заказывать. Обдумывание необходимых покупок отодвинуло душевные переживания на второй план.

Когда глубокой ночью, уставшая от калейдоскопа магазинов, я возвращалась домой, то уже решила, что пусть все будет, как будет. Если непослушное сердце, или что там ответственно за эмоции, будет отравлять жизнь — придется прекратить видеться с Эфенди, и точка. Оставалось надеяться, что моя решительность не растает завтра утром. С этими мыслями я и уснула.

Проснулась я от вызова голосовой связи.

— Хорошего дня, — прозвучал веселый голос Эфенди. — Можно, я прихвачу Алекса? Я сам за него заплачу, и он нам не помешает... Нельзя его здесь оставлять.

Алекс, талантливый музыкант, но, увы, не хозяин своему таланту и вдохновению. Если на него нападала меланхолия, он становился нелюдим и мрачен. Эфенди опекал его и был ему единственным другом. Что ж, почему нет, если он будет мрачен до невыносимости, то выставлю его в парк, природа его успокаивает, кажется.

— Хорошо.

— Мы будем через час.

— Хорошо.

Через час, немного волнуясь, я возилась на кухне, входную дверь оставила открытой.

— Это мы, — раздался веселый голос Эфенди; мне полегчало, все вернулось на круги своя.

Эфенди принес еду в свертках и тут же стал ее разворачивать, выкладывать, греть. Алекс зашел следом за ним с акустической гитарой за спиной и букетом белоснежных лилий, которые вручил мне со своей характерной неуверенной улыбкой. При виде Алекса мне всегда вспоминался анахронизм — анемичный. Белая кожа, очень светлые волосы и голубые как ясное небо глаза, всегда грустные и задумчивые. Эфенди нельзя назвать шумным, но Алекс же был просто похож на призрака, незаметно исчезал и появлялся. Пока я ставила цветы в вазу, он уже появился без гитары и примостился так, чтобы никому не мешать.

— Поедим на свежем воздухе, — предложил Эфенди, и мы втроем перенесли еду и посуду на веранду.

В отличие от Эфенди, Алекс не ел, а клевал. Мне не нравилось в нем ничего: ни внешность, ни манера вести себя, ни эта вечная неизбывная грусть. Но как-то однажды я слышала его игру — незабываемая страсть и буря эмоций, и я до сих пор удивляюсь тому, что этот безжизненный с виду человек способен на такое.

За едой мы с Эфенди непринужденно болтали, как будто и не сбегали вчера друг от друга. Алекс прислушивался к разговору, но молчал. По-моему, он вообще ничего не сказал с тех пор, как пришел. Его браслет был густо-синего цвета, это означало, что заказов у него давно не было и что ему грозило исключение из Дома Красоты. Эфенди его вытягивал, ведь если Алекса исключат, вряд ли он сможет сам о себе позаботиться.

Завтрак оказался чересчур обильным, и после его завершения мы остались на веранде, млея на солнышке, как семейка котов. Эфенди, наверное, почувствовал, что засыпает, и попытался взбодриться, массируя точки на руках. Я молча дотянулась до него и остановила, взяв за руку. Алекс так же молча за всем этим наблюдал.

— Пойду я, — все-таки произнес Алекс и махнул рукой в сторону парка.

— Оружие в холе... — напомнила я.

Он вскинул брови.

— Зачем, я все равно не умею им пользоваться.

Честно, я подумала, что он шутит, и вопросительно посмотрела на Эфенди. Тот только плечами пожал — мол, чему удивляться.