Харря Поттный и Чвакальное Чмошище

Под балалайку, гармонь и три ситара пел красивый бархатистый голос:

Ой, не плачь по мне, Матрёна!

Мне дорога дорога,

мне идет венец из клёна

да Сатировы рога.

Оскоромились бездумно,

вот — поститься, ах, не в срок,

дни летели, пели шумно,

пили, ели, жили впрок.

Жаль тебе: поэт уходит,

а что пел? Что верещал?

И жениться даже, вроде,

чуть не завтра обещал?

Но теперь пора. Паслёна

зреет горсть, дорога ждёт.

Ты не плачь по мне, Матрёна!

Не беременность — пройдёт.

Секретарша не выдержала и разревелась в голос.

XII.

Это глупость вообще,

но мне это знакомая песня.

В.С. Черномырдин.

Харря зашёл за пышный куст гортензии и задумался. Поводов для раскидывания мозгами набиралось ровно два.

Прежде всего, надо было что-то решать с ненавистной правдой. Поттный не сомневался: расскажи он сейчас о своём чревоугодническом низком поступке, и Джеймс с Молли проклянут его самыми страшными матюками. И наверняка бросят на произвол судьбы.

А идти в одиночку мальчик боялся.

Во-вторых, Харря сильно удивился тому, что действительно хочет по-маленькому. Бабаянус Двуликий уверял: никаких нужд Поттный испытывать не будет, так как выданные ему таблетки сообщают организму принявшего волшебное свойство всё своё носить с собой. А вдруг произойдёт нечто ужасное?

Поттный нерешительно чесал задницу.

Давно известно: чем человек думает, то он и почёсывает.

В последние дни шрам в форме значка доллара нещадно зудил. Так всегда бывало, когда активизировались Тёмные Силы.

Харря Поттный неистово чухался, но шрам беспокоил его всё сильнее и сильнее. «Понятно, — рассуждал мальчик, — я же сам носитель Зла».

В конце концов, он решил рискнуть пописать.

Гортензия тут же стремительно увяла, листья её почернели и опали, а из в одночасье скрючившихся стеблей повылезали отвратительные колючки, на каждой выступило по капельке тёмной маслянистой жидкости.

«Наверняка яд, — решил Поттный, — я проклят, проклят... Жирный сосуд со злом, вот чем я стал...»

— О, да товарищ, видимо, маг! — неожиданно раздался голос за спиной школьника, заставив его вздрогнуть.

Харря резко развернулся и увидал маленького бледного эльфа-домового. Эльф был коренаст и лыс. На бликующей макушке покоилось родимое пятно. Одет домовой был в костюм-тройку.

— Ты кто? — тупо спросил Поттный.

— Я думаю, не ошибусь, и вы меня поддержите, если скажу, что являюсь товарищем Горбби, бывшим первым президентом всех эльфов-домовых. Неужели товарищ юный маг никогда не слышал об эльфийской перестройке, о переходе домовых на самоокупаемость и самофинансирование, о новом мышлении, наконец?..

Слово «мышление» Горбби произносил с ударением на «ы», речь эльфа текла свободно, как из лопнувшей трубы сочится всякое-разное. Харря Поттный не припоминал ничего о перестройке и прочих эльфийских штучках.

— Привет, Горбби, — промямлил мальчик. — Приятно познакомиться.

— И, я думаю, это взаимно, невзирая на различные проблемы, которые история ставит между нами и вами, и итожа уже говоренное, я, в свете того, что провозглашённый мной курс на гласность имеет определённые сдвиги, рискну красной линией прочертить позицию открытости, радости и взаимовыручки.

Харря Поттный отчего-то осоловел, глаза его начали слипаться, но он скинул дрёму:

— А что ты тут делаешь?

— Не побоюсь предположить, что ищу товарища Поттного с его делегацией для упрочнения международных, соответственно, связей и предоставления всесторонней помощи в деле установления консенсуса между людьми в лице делегации Поттного и Чвакальным Чмошищем в его рыле.

— Так ты отведёшь нас к Чмошищу?! — обрадовался Харря.

— Если грубо обобщить, то, вполне можно сформулировать...

— Эй, Харря! Ты там уснул, или как? — окрик Джеймса Барахлоу, к большому облегчению Поттного, прервал очередной развёрнутый ответ эльфа.

— Пойдём к моим друзьям, — предложил Харря.

Знакомство Горбби с Барахлоу и Фригидель было долгим и столь же скучным. Правда, Молли, читавшая о первом президенте домовых, не преминула подколоть эльфа:

— А, ты тот самый Горбби?! Ответственный за развал ЭСССР? Ух ты!.. Это при тебе пропали продукты со столов в Хоботасте? Мыло из мыльниц, порох из пороховниц? Знаем-знаем...

Горбби оскорбился:

— Не я разваливал Эльфийский Союз! Это всё не понявшие правильной и единственно спасительной линии на перестройку эльфы-функционеры во главе с интриганом Ельцци! Поглядите на результаты его невзвешенной внутренней и внешней политики!..

— А как тебе сегодняшний президент?

— О ныне действующем президенте всех домовых, по эльфийским законам, можно говорить либо хорошо, либо ничего. Поэтому должен прямо заявить, наконец-то у эльфов-домовых появился грамотный энергичный лидер, который...

Дети клевали носами, пока фонтан красноречия Горбби не иссяк. Стряхнув остатки сна, Харря, Молли и Джеймс почувствовали себя лучше.

— Всё, пора идти! — постановила Фригидель, и процессия зашагала дальше.

Горбби то и дело начинал рассказывать всякие разности:

— Вот мне нагадали, что про меня скоро снимут фильм, но совершенно переврут внешность, придав ей черты нынешнего лидера Эльфийской Федерации...

Или:

— Мой дядя Голлум самых честных правил, когда не в шутку занемог...

Или... а впрочем, неважно.

Изредка внимательный Джеймс озирался, ловя шорохи, доносящиеся из чащобы. Но ничего подозрительного Барахлоу не замечал.

Большой чёрный волк Амадеус фон Лохкарт успевал скрыться. Его вели вперёд нюх и болтающийся на шее компас, выданный Мастдаем Глюкообильным.

Сам ректор теперь следил за экспедицией по специальному глобусу, устроенному наподобие Харриной карты. Компас Локхарта посылал спецсигнал.

Кстати, о карте. Харря Поттный чётко следовал её инструкциям, и к концу дня путники миновали лес.

«А что Большой Брат?» — спросите вы. А ничего. Подкрепился младенцами в томатном соусе и заснул. Утро вечера поумнее.

КОНЕЦ ЧАСТИ 1.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

СHANSON DE GESTE*.

I.

Мы продолжаем то,

что мы уже много наделали.

В.С. Черномырдин.

Всё меняется в этом мире. Например, когда мальчик-с-пальчик вырос, его стали называть дядька-с-руку.

«Вырос»... Господи! Да парнишке, скажем, в тринадцать лет (а именно столько было Харре Поттному) час кажется днём, день кажется неделей, а неделя — целой вечностью. Правда, вечность, которую предстояло прожить Харре с момента поедания Волшебной Шаурмы, изрядно сокращалась за счёт спешки, волнения и простого человеческого страха.

А юный маг ещё как боялся. Корни и Побеги Зла — это не огурцы с молоком. Это куда серьёзнее. Именно поэтому толстячок шагал по лесной тропинке, упрямо пыхтя, глядя в затылок Джеймса Барахлоу, иногда получая тычки в спину от Молли Фригидель, не слушая Горбби и взывая ко всем известным и неизвестным силам: «Только бы успеть!» Жить хочется и в тринадцать.

Роща закончилась, и началась каменистая почва с редкими чахлыми кустарниками и островками тщедушной травы. Когда деревья расступились, впереди показалась сплошная каменная стена Плоской горы.

Харря задрал голову. Там, наверху, широкое плато. Плодородное, тихое, почти райское местечко...

Путники сбросили рюкзаки и напились из фляг. Горбби тоже перепало.

Поттный расстелил карту на большом белом валуне. Молли и Джеймс тоже подошли и склонились, разглядывая изображение.

— Как ни крути, а пунктир идёт прямо через отвесную стену плато, — констатировал Барахлоу.

— А мётлы... мётлы в кабинете Мастдая Глюкообильного, — в очередной раз посокрушалась Молли Фригидель.

— Должен же быть какой-то нормальный маршрут! — вспылил Харря и ударил по валуну кулаком.

— Эй, полегче! — сказал камень.

Ребята отскочили как ошпаренные.

— Ага, испугались? — захихикал валун. — Деревенские, наверное, раз не узнаёте знаменитый Лежачий Камень... О темпо, доложу я вам, о морес, блин!

Джеймс Барахлоу не преминул плоско съязвить:

— Отлично, голыш-переросток, болтающий на латыни!

— Не груби, малец! — прогремел Лежачий Камень. — Я всё-таки бессмертен.

— Ну, да. Вы бессмертны, но что толку в этом бессмертии? — спросил Харря.

Лежачий Камень вздохнул.

— Понимаешь, маленький недолговечный протеиновый сгусточек, бессмертие не обязательно предполагает беготню с мечом и отрубание голов себе подобным. Сам-то я тут, но дух мой, а также зрение и слух могут свободно путешествовать в этом мире и за его пределами. Между прочим, я знаю почти всё.

— И местоположение Чвакального Чмошища?

— Да. Следуй пунктиру на карте и не пытайся быть умнее, чем ты есть.

— Ты видишь карту?! — удивился Харря.

— Я же говорю, дух мой, а так же...

— Спасибо-спасибо! — перебила напыщенную руладу Лежачего Камня Молли. — Раз вы так здорово во всём разбираетесь, то, может, подскажете нам, как подняться наверх?

— Может, и подскажу... — буркнул Камень.

— Э-э-э... — начал издалека Харря Поттный. — А подскажите, пожалуйста, как подняться на наверх?

— Ну, во-первых, можно взлететь, — занялся перечислением Лежачий Камень. — Во-вторых, можно подождать, пока кто-нибудь не скинет сверху верёвку. А в-третьих, можно воспользоваться лифтом Дюка Ньюкема.

— Кого? — не понял Джеймс Барахлоу (Молли и Харря тоже не знали, о ком речь, но не успели проявить непросвящённость).

Зато эльф-домовой проявил недюжинную осведомлённость:

— Дюк Ньюкем?! Вы не знаете кровавого Дюка?!?! Да это же изверг рода эльфийского! И не только... Скольких моих соплеменников он положил, о-о-о!.. И ради чего? Ради того, чтобы перейти на другой уровень! В свете последних достижений в области разоружения и налаживания мирного сосуществования разных рас и народов мы должны однозначно и планомерно осудить все проявления нетерпимости по отношению друг к другу, особенно в горячих точках планеты, этому всецело поможет налаживание мирных мостов, в том числе в виде челночной дипломатии...

Горбби продолжал вещать, но его никто не слушал.

Молли толкнула локтем Поттного, мол, узнай, где лифт. Харря попробовал:

— Скажите, Камень, а...

— Не даром.

— Что не даром? — напрягся Барахлоу.

— Информация, — ответил Лежачий Камень. — Первый вопрос бесплатно, последующие за плату.

— Держи карман шире! — возмутился Барахлоу.

— Очень неэтично, молодой человек, очень! — обиделся Камень. — Какой карман? Где вы видите карман? Все норовят обидеть того, от кого не получишь сдачи!

Молли закатила глаза и беззвучно сплела длинное осуждающее заклятие в адрес Джеймса, Камня, Бабаянуса и родителей Харри Поттного.

Тут снова подал голос заткнувшийся было Горбби:

— А чего вы хотели, товарищи? Это же граница Жмотляндии. В Жмотляндии все занимаются частным предпринимательством. Особым почётом пользуются консультационные услуги в разных сферах жизнедеятельности начиная хозяйствованием и заканчивая правильной сексуальной техникой. Вот к примеру...

Ребята снова перестали внимать речам домового и переключились на решение проблемы лифта.

— Уважаемый Камень, — взяла инициативу в свои руки Молли Фригидель. — И сколько же вы берёте за информацию о подъёмнике? И в какой валюте?

— Ха! — саркастически усмехнулся Камень. — Деньгами не откупитесь. Куда мне их девать, да и кто помешает вам их забрать? Я не чукча какой-нибудь из анекдота.

— А чем же тогда расплатиться? — совсем растерялся Харря.

— Чем, чем... Хорошей незамызганной историей или басней или ещё какой устареллой, но, чур, у Михаила Успенского не красть!

— Опаньцы, попали!.. — вырвалось у Барахлоу.

— По любому, — согласилась Молли.

Горбби мигом закрыл рот, переводя взгляд с одного спутника на другого.

— Я расскажу, — заявил после долгого молчания Харря.

Все с интересом уставились на юного мага. Даже огромный чёрный волк выглянул из кустов, и его можно было бы легко заметить, кабы не удивление: надо же, застенчивый тупой Харря Поттный — и чего-то там расскажет.

II.

Но это природа творчества такова,

что ты сам не можешь и не обязан знать,

что ты сделал.

Ю. Норштейн.

— Итак, — торжественно изрёк, входя в раж рассказчика, Харря Поттный. — Имеющий уши да услышит, имеющий попу да присядет, потому как история моя не будет короткой. И будет слово моё былинным, то есть правдою. Почнём же...

Былина о Ратиборе, Недоборе и Крохоборе

(с алиментами крыминальной драмы)

Конечно, нелепо нам будет, братия, тягаться в песне с Бояном. Но за братом его младшим, Аккордеонием, угонимся. Како же Аккордеоний, сын великого нерусского народа, гимны слагал исключительно для отца, так и мы сподобимся спети.

Да не затмим же мы сказом своим жемчуга, кои даровал нам Аккордеоний: «Дартаньянос и три гладиатора», «Титан Прометей — Суперзвезда», «Тимурий и его когорта» и иже с ними. Да не переплюнем по забойности песнь его «Такого, как Владимир Красно Солнышко, — чтобы не пил. Такого, как Владимир Красно Солнышко, — чтобы любил...»

И да пойдём же мы в изложении своим путём.

Жили три богатыря силы недюжинной: Ратибор, Недобор и Крохобор.

Первый из них, Ратибор, сын Женолюба, о многих битвах славных мог поведать, ведь участвовал он в них и сам все примечал: из кустов-то далече видать.

В одной сече совершил Ратибор подвиг беспримерный. А дело так было. Стоял Женолюбович посреди поля вольного с мечом в руке. Задумался и не заметил, как выросло перед ним войско татарское — тьма тьмущая.

Обидно богатырю: ни кустика, ни ложбиночки, дабы схорониться от иноверцев басурманствующих. Дрогнула рука богатырская, не удержала меча булатнаго. Упал меч прямёхонько на Красную Кнопку. Так погиб сам Ратибор Женолюбович и войско татарское извёл.

А вы говорите Тунгусский метеорит...

Но мы уж о другом витязе сказывать станем, о Недоборе Близоруковиче.

Поссорился как-то князь Близорук, отец Недоборов, с князем Дальнозором из-за деревни Беспутнино. Каждый хотел владеть ею — больно девки там жили красивые да сговорчивые, в добрых молодцах не разборчивые. И стал Близорук бранить Дальнозора: