— Да, это Петрович к нам прорывается. Давайте я сбегаю назад, а вы пока дальше идите, через меня свяжемся, я узнаю, что он хотел. На километр вернусь — там точно будет слышно. Я мигом.

— Давай.

Ярослав убежал, а я забыл сказать чтобы он предупредил 'Пуха' притормозить. Ничего, не страшно — заодно познакомится.

Через минут двадцать на связь вышел запыхавшийся Якудза:

— Палыч, дома перестрелка! Петрович в подвале отстреливается. Нас грабят. Колька в заложниках.

— Бегу!

Давно я так не бегал. Пробегу, пройду отдышусь, снова бегу. Пока мы пешком возвращались обратно — они успели обстряпать всё что планировали.

Наш "недострой" они стащили на воду. Поставили свой мотор и загрузили всем, что в кладовке попадалось под руку. Вытащили практически все продукты. Потом подогнали свою машину и перекидали вещи из неё. К нашему появлению на берегу оставалась Елизавета Вячеславовна со своим микроавтобусом. Владлен у меня на глазах пробил отверстие в борту у форштевня и сейчас вязал петлю чтобы взять его яхтой на буксир.

Ярослав сходу накинулся на Елизавету:

— Что расселась тварь? Я тебе, сука, сейчас такое вымя через сраку надую — всю жизнь жопой вбок стоять будешь! Если с Петровичем что случилось, я из тебя котлет нарежу!!!

— Ярик, подожди, ты её пугаешь, — остановил я готового исполосовать на дольки, как мне показалось, испуганную дуру.

— Где ребенок? ГДЕ???

Она улыбнулась:

— "Уплыл к папе с мамой". Теперь вы без него — просто толпа озабоченных мужиков!

Ярик замахнулся, хотел ей втащить кулаком и размазать это не прикрытое удовольствие по омерзительно разгладившемуся лицу. Я перехватил его руку:

— Оставьте её. Пусть.

— Так это она Кольку сманила!

— Это теперь не исправить.

Неожиданно на яхте произошло какое-то движение. В вскинутый глазам бинокль было видно — мальчишка, извиваясь в чужих руках 'среднего', вырвался из каюты наружу.

Колька увидел нас, укусил захватчика за руку и прыгнул в воду. За ним пинком Владлен отправил виновника побега. На встречу мальчишке с ножом в руке в волны бросился Ярослав.

Ребёнок барахтался как умел и плыл к берегу. Его размашистыми гребками догонял злой 'Слышь'. Неожиданно из воды выскользнул черный плавник. Меньше мгновения и бурун поглотил мальчишку. За ним рывком без крика ушёл под воду похититель.

Я стрелял по этой чертовой яхте, по акуле, по воде. Случайно попал и перебил шнур, который держал на привязи наш ял с их мотором.

Они завели двигатель на яхте и стали быстро уходить в открытое море. Я кричал, срывая голос, Ярославу, чтобы тот вернулся. Наконец он услышал нас и повернул к берегу.

Ял, подгоняемый волнами и ветром, скользил ему вслед.

— Коля! Коленька! Маленький мой! Как же ты так? Как же я проглядел поганцев? Какой спектакль они разыграли.

Ярослав с мокрой бородой стоял и ревел как телок, махал руками и швырял горстями в воду песок.

Молчаливые волны не отвечали, только мерно качая подгоняли всё ближе белый чёлн к берегу.

Разрывая тишину с воем и треском завёлся двигатель. Его резко перекрыл рёв повреждённого глушителя. Микрик, набирая с места максимальную скорость, рванул от нас по пляжу.

— Э, нет, "подруга". А поговорить!?

Я спокойно пристегнул кобуру-приклад к маузеру и два раза выстрелил по заднему колесу.

— Не я такой — жизнь такая!

Машину развернуло. Через лобовое стекло Елизавете открылась панорама моря с уходящим в даль белым парусом последней надежды.

Мы подошли не спеша. Я обогнул машину. Она со стеклянными глазами сидела в кабине. Словно окаменела. Не дыша. Не существуя.

Я оперся правым боком на водительскую дверь и постучал стволом по стеклу. Она его опустила.

— Понимаешь, "милейшая", ты, наверное, думала по своей московской привычке, что русские — это вечные терпилы в поле? Вы там среди своих привыкли бусать на халяву и всучивать друг друга. Кроме воров есть нормальные люди, которые живут нормальной жизнью. Я тебя просил ребёнка не трогать? Просил! Ты меня не послушала.

Нет, это не ты такая, а привычка чихать на всех ради себя. Потешилась? Поигралась? Кинули тебя, "подруга"?

Вы же не бизнесмены, а купи-продаи. Барыги! Бизнес — это дело по-нашему. Сена сам накосил. Коровку вырастил и молочко продал. Человек Дела — это, в первую очередь, человек Слова. У "вас" — не так. За такие дела, что вы себе позволяете — раньше головы рубили. Весь ваш бизнес стоит на обмане! Вы — воры и мажоры на папкиных золотых велосипедах и прочие варнаки. Привычка возить хер в тепле и жрать икру в лифте это только привычка. Ваш междусобойчик гламура, которому вы все подражаете — обычная пустота, надутая чужими деньгами.

"Вы" — кто? В чем от "вас" польза?

Елизавета с сухим лицом потянулась. Тряхнула головой, раскидывая длинные волосы по плечам. Я раньше не замечал какие у неё красивые длинные волосы.

— Мы — вас содержим и кормим. Мы — вам создаем рабочие места. Терпим от вас убытки. Думаем за вас. Мы устраиваем вашу жизнь. Платим за вас налоги. Детские сады, школы, институты, только чтобы вы все жили 'как люди'.

— Справедливо. А ещё вы не доплачиваете за работу. Плюете на все нормы. Воруете у людей здоровье и личное время ради себя любимых.

— Они сами воруют, портят, не хотят ничего делать. Для вас созданы все условия — только работайте, а толку? Бессмысленная трата времени и денег. Большая часть вас просто существует. Слово консерватория для таких — "продовольственный магазин".

— Это понятно, "золотая моя".

— Не ваша, не надейтесь!

— Сама-то небось из интеллигенции? Папа — доктор, мама — врач? А до этого дед с бабкой коровам хвосты крутили, не доедали, чтобы детки большими людьми стали. Детки стали, а внуки пошли дальше.

— Моё происхождение не имеет значения. Главное в человеке — ум, внутренняя красота и воспитание, свобода мысли и освобождение от предрассудков и штампов прошлого.

— Теперь-то чего — теперь всё ясно. Вы отдельно — и мы отдельно. Сермяге на бульваре делать нечего.

У маленьких людей случается — бывает большое горе, но я понимаю, вам этого не понять это не майбах поцарапать или квартиру в Испании продать. Поэтому объясняю для "талантливых и одарённых" — мы с лихоимцами не договариваемся!

Дети — это черта. Перешла за кон — забудь про закон!

— У своего урки научился?

— Ты с людьми вежливой будь. То, что ты баба не делает тебя бессмертной. Бешеной суке первый сук!

— Ты где людей нормальных увидеть успел?

— Каждый 'нормальный' человек окружает себя своими представлениями о жизни?

— Каждый видит что он хочет.

— Много ты с такой философией нажила?

— Не в деньгах счастье, а в возможностях, которые они дают. Ты, надеюсь, понимаешь, что бывает ЗА людей из определённого круга?

— Тут нет прокурора, судьи, полицейского и "друга" в администрации. Что, сучье вымя, обоссаться понты мешают или решила в благородные без церковной книги проскочить? Ты на себя ярлык не вешай. Твоя пайцза не индульгенция, а билет.

— Ты не посмеешь!

— Пересадка закончена. Следующая — сучье болото! У вас тормозная жидкость потекла.

Я повернулся и пошёл своей дорогой, она выскочила и нагнулась посмотреть, что там течёт.

Не целясь с разворота, я вскинул руку и выстрелил. Пуля попала в прямо в затылок и выбила глаз.

— Теперь понимаю отчего ловцы человеков так любили символ рыбы.

— Почему?

— Потому что человеки говорят: мы — не рабы! А все рыбы — немы! Кругом рыбы!

— А вы, Виктор Палыч, оказывается, отменный душегуб, я даже подумал вы из серьезных анархистов с багажом, так басить умеете.

— Это мне говорит кулинар, который обещал женщине вымя через зад надуть и котлет нарезать? Отнюдь, я — из породистых, а не как все случайные любители.

— Что с тёткой делать?

— В море места много. За ноги и в воду.

— А вы?

— А у меня душа болит — пить буду. Невинную душу загубил.

— Да туда ей и дорога!

— Грех это. У "этой" — души не было. Сама себя сожрала, заплутала в желаниях и обидах. Несчастная она была баба. Кольку-мальчонку жалко, одно утешает — может быть он вернулся к родителям?

Шурша по песку Якудза потащил тело к воде. Ухоженные белые руки, с свежим маникюром, длинными музыкальными пальцами бороздили след на гладком песке, а длинные красивые волосы волнами стлались в одном ритме с ними, оставляя кровавую полосу. В этот момент рядом со мной остановилась машина, из которой выскочил Антон.

— Виктор Палыч, что случилось, зачем вы её?

— Её — за дело.

— Коля где?

— "Уплыл к папе с мамой".

— Виктор Павлович, — я услышал чужой глубокий бархатистый голос, — я правильно говорю?

— Правильно.

— Что за самосуд вы здесь устроили? Кто вам дал право стрелять в людей? Сдайте немедленно ваше оружие Антону.

— Ладно, Костик, не серчай. Горе у меня! Так что давай без глупостей! Не тревожь меня неделю. Потом поговорим.

Вслед за приехавшей машиной на берег стали выходить люди, окружая нас с Ярославом.

— Депутат, у тебя тут аборигенов вон сколько, воспитывай. Самых буйных можешь ко мне присылать. Я знаю верную дорогу и умею туда водить экскурсии. У меня есть индивидуальный подход к каждому. — Стволом 'подхода' я поправил сползшую на глаза панаму.

— Сам понимаешь — солнце, оно одно. Места под ним заслужить надо.

В этот момент в берег уткнулся наш ял. Несколько человек из пришлых тут же метнулись его обследовать и потащили всё что попалось под руку. Я молча поднял маузер и выстрелил вверх.

— Так, "тимуровцы" — положили всё обратно! Сегодня дедушка устал объяснять бабушкам, что конь — с яйцами.

— А ты докажи что это — твоё? У нас в общине демократия. Тут всё общее — мы так на собрании решили!

— Я НЕ БЫЛ на вашем "собрании".

— Это — ваши проблемы. Надо вовремя приходить! Вас приглашали.

— Ярик, заводи мотор — я оттолкну. Не газуй, транец слабый.

Тарахтя мотором лодка отошла от берега и медленно пошла к нашему пляжу.

Я, больше не разговаривая ни с кем, пошёл к себе. Меня сзади догнал Пух:

— Виктор Палыч, но так же нельзя!

— Можно, Тоха! Иди посмотри — жив там наш студент, а потом расскажешь мне свои военные песни.

Отвязавшись от меня Антон убежал вперёд.

Перебравшись вслед за ним через пролом я тут же втянул на нашу сторону брошенную лодку.

По пути я остановился у родника. Умылся. Посмотрел на заполнившийся пруд, в котором больше некому купаться. С камнем на сердце я вернулся к разорённому дому. Палатка и тент на месте и, вроде как, целые.

В подвале на кухне расстреляна дверь в угольную кладовую. Студент не прятался под лавкой — дверь была повреждена с двух сторон. В кухне всё было ободрано и разбито. Мой рундук был вытянут со своего места, но, видимо, услышавший за дверью возню, студент смог отогнать воров.

В кладовке "прошёл мамай". Обидно что часть продуктов была банально испорчена. Часть стеклянных банок в спешке была разбита. Оставшиеся мешки с крупой и мукой политы керосином. Даже не сомневаюсь кто это сделал.

На табуретке сидел грустный Студент, рядом девочка с планшетом смотрела как приказано мультики и беззаботно болтала ножкой.

— Рассказывай.

— Минут тридцать прошло как вы ушли. Они пришли все сразу и стали требовать отдать им продукты. Я их не пустил, тогда они, прикрываясь Колькой, вошли внутрь. Нам пришлось уйти в угольную. Когда они начали сундуки курочить и пытались к нам вломиться — я выстрелил.

— Почему сразу по рации не вызвал?

— Я не сразу догадался к спрятанному окну подойти. Дальше, они, когда поняли что я по рации вас вызвал, сбежали. Я выскочил, а они на той стороне хотели лодку-переправу снять, но я их из ружья отогнал. Они в ответ стрелять начали, я в наш окоп засел. Что с Колей?

— Уплыл наш Коля.

— Как?

— Просто уплыл навсегда. Давай не будем о грустном. Студент, ты ребёнка кормил?

— Да, Виктор Палыч.

— Ярослав, ты когда на лодке шёл, посмотрел что в ней лежит?

— Всё подряд: в основном — их вещи, палатка и наши продукты. Бензин в канистре и баке полные. Канистра нестандарт.

— Сколько в литрах?

— Литров сорок-пятьдесят. А может и все шестьдесят.

— Где Пух? — поинтересовался я местонахождением военного.

— Да он только в кладовку заскочил и сразу ушёл на ту сторону. Странный он.

— Чёрт с ним! Он больше не наш. — Я похлопал себя по левой руке.

Ярослав расстроено от услышанного сказал:

— Они сегодня придут за продуктами.

— Я и не сомневаюсь. Думаю — что делать.

'Чёрт с ним' в сопровождении 'Депутата' и любопытствующих заявился буквально минут через пять.

Я как раз подметал пол и собирался убирать в кладовке разбитые банки. Разлитый керосин в кладовке и кухне Ярослав засыпал испорченной мукой.

На звук шагов я сначала не обратил внимание и думал, что это кто-то из моих ребят, выносивших вонючие мешки, вернулся. Оказалось — я ошибся. Бархатный голос заставил поднять глаза.

— Подсчитываете убытки?

В подвал спустилось шесть человек. Пух видимо хотел провести их на склад. Но на пути оказался я с метёлкой.

— Куда это мы все, "гости дорогие", без разрешения?

Антон хотел было обойти меня, но я шагнул назад и достал из кармана револьвер. Чего от меня явно не ожидали, так как маузер лежал в кобуре на буфете.

— Не усугубляйте. Вы — у меня дома. Здесь я решаю кто куда идёт. Антоха, это и тебя касается. День был тяжёлый у всех. Руки у меня устали, не дай бог палец дёрнется — в живот попаду, а доктора у нас нет. Самим потом добивать придётся страдальца. Затея ваша глупая, говорите чего хотели — я добром поделюсь.

— Мне нужно размещать людей! — Сбился на фальцет обладатель баритона.

— Размещайте.

— Мне сказали у вас есть армейская палатка?

— Давай людей — вытащат палатку и кухню. Мойте котлы. Уголь есть. Продукты дам. Можете забрать все подпорченные, мы их не перебирали, но часть можно будет использовать. Сыры — точно. Часть муки и круп — вероятно.

Моё условие простое: вы прямо сейчас сваливаете за разлом. Присылаете четырёх человек, они носят до разлома, вы — там принимаете и тащите дальше куда хотите. Совет: поменяй колесо на микрике и вози. Всё не на руках таскать.

— Вы мной не командуйте!

— Я, Костя, не командую, а предлагаю решить вопрос без конфликта. Очистите маленькое помещение от лишних. Проход узкий — таскать много. У меня от керосинового духа мозги и так набекрень, а вы тут последний кислород вдыхаете.

Сначала палатка — потом все остальное. У меня к вам предложение: отдайте мне наше ружьё, чтобы все спали спокойно. За него я поделюсь продуктами по-братски.

— Это — ружье Антона.

— Оно было ружьем Антона пока он был с нами.

— Я и сейчас с вами!

— Антон, не ври самому себе. Ружьё! И всё будет в ажуре! Я вам дам даже больше чем вы просите.