— Мне важно знать, чего именно ты хочешь, а главное как ты себе это представляешь. Пойми, Рин, я спрашиваю не из пустого любопытства. У Сесилии оба родителя погибли (судя по расширившимся глазам — она не знала), с родителями Хоки, пусть те и живы, тоже все очень непросто. Именно поэтому, в наших отношениях они находят то, чего им так сильно не хватает — семью. А у тебя же, насколько я знаю — все в порядке, так что....
— В ПОРЯДКЕ?! — Со слезами в голосе, громко перебила она. — Да что ты вообще знаешь о моей жизни!!
Судя по реакции, у неё произошло что-то очень плохое, а я ни сном, ни духом. К счастью, на такой случай был готовый рецептик.
— Так расскажи мне. — Усадив её на колени, и крепко обняв, попросил я. — Сама увидишь, как станет легче.
И Рин, уже без всякого стеснения прижавшись в ответ, поведала мне драму всей своей жизни.
Это было давно, когда они, с Ичикой, еще учились в одном классе.
Как и Хоки, бойкая китаяночка была объектом травли и юный Ичика взял её под свою опеку, что быстро переросла в крепкую дружбу. Со временем их отношения укрепились, но тут у Рин, бывшей в ту пору очаровательной малявкой, обнаружили способности к пилотированию.
И это перевернуло всю её жизнь.
Казалось бы, ну обнаружили и что с того? Таких как она было трое на дюжину. Но с этого момента в её семье начали копиться все те мелкие нестыковки, которым было суждено перерасти в большой разлад.
Её отец искренне полагал, что единственное, что должны в таком случае делать родители — это позволить ей самой решать свою судьбу (зачем красть у ребёнка детство?), но вот её мать придерживалась иного мнения.
Итог — развод.
После которого, её сразу же увезли в Китай, осуществлять честолюбивые планы родительницы. Но насильно выданное благо не нашло понимания. И как только была окончена закрытая спецшкола, да урегулирован государственный контракт, ей было позволено выбирать. В итоге, недолго думая, Рин тут же переехала обратно, в Японию, где поступила в ряды учащихся Небесной Академии.
— Печально. Но теперь ты можешь видеться с отцом так часто, как пожелаешь.
— Отец не пережил расставания. — Уткнувшись мне в грудь, тихо прошептала она. — Спустя два года, как меня увезли — его не стало. Сердце.
Молча прижав её к себе, я разделил с ней ядовитую горечь утраты. Одинокая слезинка, скатившись по девичьей щеке, капнула мне на руку.
— Но хоть кто-то же у тебя есть? В смысле из тех, кого бы ты могла бы назвать семьей? — Первым нарушив молчание, мягко уточнил я.
Короткая пауза и она выдала:
— Папин брат — Дядя Линг. Он большая шишка в армии, и много раз помогал мне, в том числе и тем, что я смогла поступить сюда.
Ну хоть что-то.
Судя же по тому, как она умолчала о матери — отношения с ней она не поддерживает. И хотя я понимал, что та руководствовалась лишь благом своей дочери (ну как она его понимала), но в глазах Рин, из-за этого потерявшей отца, для неё не было оправдания. Одна надежда, что время лечит.
Но за размышлениями я как-то потерял нить внезапно начавшегося монолога, поймав лишь окончание фразы.
-...вьются вокруг тебя! Понимаешь, каково мне было?
— Не вижу тут трагедии. Ведь разве плохо, что двое нашли друг друга? — Делая вид, что всё слышал, прибегаю к нейтральному аргументу.
-Ты плохо считаешь, Ичика. — Ядовито возразила она. — Вас уже трое!
— А с тобой было бы вообще четверо, но ты вряд ли готова к такому.
— Это почему еще? — Гневным хомячком надулась собеседница, грозно глядя на меня снизу вверх и ёрзая у меня на коленях. — Говори правду, я выдержу!
— Скажи мне честно. Что главное в отношениях?
— Любовь!
— А еще?
— Доверие!!
— А кроме доверия?
— Эммм... — Затормозила она, подыскивая что-то столь же убойное.
— Терпение. — Опередил я. — Именно оно позволяет сгладить острые углы и найти общий язык. И вот его-то как раз и не хватает, поскольку сейчас вы даже пяти минут спокойно поговорить не можете. Что ни фраза — то колкость, что ни жест — то издевка. А что будет, если я приглашу тебя к нам? Да вы же натурально передерётесь!
Сердитое сопение выражало бездну несогласия, но перебивать доброжелательную критику она не спешила.
— Я понимаю, что у тебя к ним нет ни малейшей приязни. Как же: конкурентки, забияки...
— Дуры! — Не постеснялась добавить от себя Рин. — Зазнайки и ябеды!
— Одна ты у меня солнышко! — Иронично возразил я, погладив девушку по голове. Но в ответ та лишь просияла. — Но беда в том, что они думают точно так же.
— И что же делать? — Пригорюнилась та.
— Начать с себя! Первый шаг всегда самый трудный, так что тут я вам помогу. Для начала можем устроить что-то вроде чаепития, где обсудим все условия текущего перемирия. А уж потом будем действовать по обстановке. Сама понимаешь — наводить мосты дело долгое, но результат того стоит.
— А если...? — Вопрос повис в воздухе.
Ну а если не получится — останемся просто друзьями. Дружба это тоже хорошо!
Придав лицу налёт легкого скептицизма, Рин засыпала меня уточнениями.
— Где и когда? Какой чай пить будем? Что брать с собой? — И всё в таком же духе.
Пришлось остудить её пыл, сказав, что в ближайшее время запланирована масса дел, начиная от временного переселения девчонок к Сесилии (Рин тут же вызвалась пожить у меня, насилу утихомирил) и, заканчивая встречей дорогого гостя (пришлось пересказать ей про Шарля). Так что сейчас ну вообще никак. А вот уже после того, как всё устаканится, то милости просим!
Всем своим видом давая понять, что только 'из уважения ко мне', будущая гордость Китая милостиво согласилась.
Договор скрепили дружеским поцелуем, от которого (под ехидные советы няшной злюки) я потом долго оттирал помаду с рожи.
Обратно возвращался в приподнятом настроении — из проблем теперь лишь иностранные гости. Шоб им икалось.
Считанные дни, остающиеся до прибытия иноземных студенток, были заполнены непрерывной суетой, чем-то напоминающей овеществлённый мандраж.
Тренировки, учёба и снова тренировки, плюс переезд моих лапочек в апартаменты Сесилии, что тоже не пять минут. Чего только стоил эпизод с перетаскиванием кровати, когда с помощью призванных перчаток и торсовой брони (иначе и надломиться недолго) я порционно таскал двуспальную кровать к ним, а односпальные от них. При этом, каждый рейс, не оставшийся без внимания соседок, что дружно высыпали в коридор полюбоваться, сопровождался массой комментариев с предложениями зайти в гости. Вместе с кроватью, что характерно.
К счастью — и это прошло.
И вот, судьбоносный день настал.
Ночью, приблизительно в первом часу, осточертевшая непогода ушла не прощаясь.
На смену промозглой ночи пришёл изумительной красоты рассвет, когда воздух, прозрачный как слеза, бодряще свеж, а первые лучи только-только показавшегося из-за горизонта солнца, щедро золотят главный шпиль академии.
В искрящихся первозданной синевой небесах бдительно курсировали звенья Рафалей, чьи юркие силуэты отражались в зеркальной глади огромных луж и наблюдая за прихотливой игрой небесных машин, мне нестерпимо захотелось того же самого.
Как итог, я уломал сестру укоротить тренировку, чтобы всё оставшееся время посвятить небу.
Полёт был — не пересказать!
Воздушный океан настолько завладел моим вниманием (не говоря уже барышнях из поисково-спасательной, с которыми мы весело погонялись друг за другом), что я чуть не пропустил начало занятий.
А ведь сегодня у нас праздник! Гости приезжают!!
Войдя одним из последних, я буквально шкурой почувствовал, как в воздухе копится предвкушение.
Мой класс, в ожидании новых лиц, был собран, красив и излишне нервозен. Все, кроме Хоки и Сесилии, были в максимально допустимом макияже, а некоторые и с украшениями, вроде изящных серег или колец тонкой работы.
Любуясь прихорошившимися девчонками, я пропустил момент, когда в распахнувшуюся дверь вошли учителя, сопровождаемые новыми лицами. Лаурой Бодевиг и Шарлем (пока еще) Дюнуа, которому, собственно, и досталось всё внимание окружающих.
Как говорится — здравствуйте девочки!
После короткой речи Чифую, мол: 'Да не посрамим же сами себя!', настала очередь гостей. И вот тут началось кино.
Первым выступил Шарль.
А пока он распинался, перед обмирающим от восторга классом (эк привалило!), я въедливо рассматривал будущего соседа, чей облик был решительно не похож на мужской.
Нет, ну допустим эти длинные светло-русые патлы, собранные в аккуратный хвост или светло-серые, с легким оттенком синевы, глаза могут принадлежать и мальчику. Но эта шея, буквально созданная для поцелуев, тонкая линия рук, оканчивающаяся по-аристократически нежными пальчиками и мягкие, характерно женские черты лица выдавали его с головой. Про журчащий, как ручеёк, голос вообще молчу.
Казалось, очевиднее некуда, но куда там!
Судя по нетерпеливой реакции одноклассниц (некоторые так и ёрзали), они уже вовсю хотели 'милого мальчика' и мнимая женственность им нисколько не мешала. Подозреваю, что от непрошенных визитов 'на огонёк', придется подпирать дверь стулом.
Но, ближе к делу.
Сразу же после юного сердцееда из Франции (сорвавшего натуральную овацию), выступила Лаура. В отличие от распинавшегося минут пять 'юноши', немка была краткой, словно эпитафия.
Выйдя на середину, та расставила ноги на ширине плеч, и, сложив руки по швам, отбарабанила:
— Меня зовут Лаура Бодевиг. Для меня честь учиться в классе достопочтимой Оримура-сенсей. Это всё! — Бодро отрапортовала она.
От такой лаконичности класс слегка опешил.
Но пока окружающие непонимающе перешептывались, среброволосая, шаря глазом по аудитории (второй был скрыт повязкой), разглядела свою цель. После чего, придав лицу свирепое выражение, резво зашагала в мою сторону.
Радостно предвкушая тесное знакомство, я выпрямился во весь рост, отчего стало заметно, что источник неприятностей не дотягивает мне даже до подбородка.
Судя по тому, какой ненавистью горел её глаз — компромисса быть не может. Впрочем не удивительно. Насколько я помнил, Лаура видела в Ичике главного конкурента её 'счастью'. Которое, казалось, уже было в двух шагах, но тут выясняется что 'И этот здесь!'.
Ну как тут удержаться?
Правда, я не могу сказать, что не ожидал чего-то этакого.
Ведь что она вообще в жизни видела? Было ли у неё, рождённой искусственно и не знавшей материнского тепла, хоть что-то, кроме непрерывных изматывающих тренировок, постоянной муштры и вечно недовольных начальников?
Подозреваю, что в ней даже человека толком не видели, так — говорящее оружие и ничего более. Не удивительно, отчего Чифую, столь непохожая на прежних наставников, так запала ей в душу. Про профессионализм сестры я вообще молчу — тот вне конкуренции.
А тут, как назло, её младший брат, понимаешь ли.
— Ты Оримура Ичика? — Надменно бросила белобрысая злюка, уставившись снизу вверх.
— Для начала, здравствуйте! — Чуть касаясь подбородка кончиками пальцев, иронично обронил я. — Не знаю, где воспитывали вас, но у нас так принято...
— Ничтожество! — Злобно процедив на весь класс, она буквально прожигала меня взглядом. — Я никогда тебя не прощу!!!
После чего отвесила хлёсткую пощёчину, щедро размахнувшись от плеча. Вернее сказать, попыталась.
Удар был сильный и быстрый, но вот беда — ожидаемый, за что она и поплатилась.
Но со стороны наверняка смотрелось здоровски.
Картина маслом:
Прифигевший класс, изумлённо таращился, как их староста получает весьма нелестную характеристику и тут же, не отходя от кассы, по физиономии. Напрягшиеся учителя, явно не ожидавшие такой экспрессии, откровенно не поспевают за ситуацией. А в центре происходящего, пылает праведным гневом малявка, резво приступившая к рукоприкладству.
А исправлять пробелы в воспитании, как обычно мне.
Впрочем — не в первой.
Миг, и синева когтей перехватывает запястье низкорослой злыдни, после чего та оказывается попой ко мне, с заломленной за спину рукой. И тут же вторая перчатка мягко, но крепко, ложится ей на другое плечо так, чтобы указательный и средний когти едва-едва касались очаровательной шейки. Как раз в месте залегания сонной артерии.
Пациентка застыла аки памятник. Что, впрочем, неудивительно.
Освободиться от моего захвата через призыв доспеха — дело пары секунд, вырвать ей глотку — пара мгновений. И судя по тому, как участилось её дыхание — мы оба это понимали.
— Фроляйн, вы забываетесь! — Без малейшей симпатии припечатал я с той интонацией, которая лучше всего подходит для малолетних и незамутнённых.
Застывший от напряжения класс, казалось, даже дышал в унисон, наблюдая за приближением развязки, но тут, пока я думал, чего бы еще такого сказать, вмешалась третья сторона.
— Ичика, отпусти её, живо! — Опомнилась сестра, рявкнув так, что народ аж вздрогнул.
— Хорошо. Но если что — то еще как! — После чего разжал когти, придав той ускорение ладошкой в спину.
Судя по тому, как она резво отпрыгнула и развернулась, первый раз её ничему не научил.
Но с реваншем не срослось.
— Курсант Бодевиг, отставить! — Предугадывая намерения, пригвоздила Оримура-старшая.
Упомянутая девушка в одно движение встала по стойке 'смирно', при этом, не переставая коситься в мою сторону.
— После урока, оба, в учительскую. А теперь начинаем. — И урок начался.
Скомканное занятие, насыщенное жадными шепотками, соседних с Шарлем, учениц и озадаченными взглядами в мою сторону завершилось обыденно. А вот на перемене я компенсировал себе все моральные издержки.
Уже знакомый кабинет. Снова Чифую, Майя и Клара. Но вот атмосфера была ... напряженной.
А взгляд сестры не предвещал... Ну то есть совсем.
— Ичика объяснись! — Тоном обвинителя, потребовала сестра.
— А 'пожалуйста' где?
Судя по стремительно потемневшим глазам собеседницы, ей было, что мне сказать (возможно, даже в рифму), но тут нам пришли на помощь.
— Ичика-кун, прошу тебя, не уходи от ответа. — Умело вклинилась Кларисса, гася нарождающийся конфликт. — Ситуация очень серьезная и разобраться жизненно необходимо, а для этого нам нужна твоя версия событий.
"Вы хочите правды? Их есть у меня!"
Демонстративно не глядя на белобрысую пакость, недовольно сопящую рядом, начинаю излагать свою версию.
— Я, Оримура Ичика, будучи в здравом уме и трезвой памяти, подвергся умышленному нападению со стороны новоприбывшей учащейся (ироничная ухмылка от сестры и презрительная от Лауры).
— Произошло это следующим образом: сегодня, спустя пару минут от начала занятия, нам, учащимся класса 1-А были представлены наши будущие одноклассники — Шарль Дюнуа и Лаура эээ... Бундерштайн.
— БОДЕВИГ! — Не выдержала та, подав голос.
— Ну, или так. — Вставив шпильку, продолжил я. — Так вот, после вступительной речи гостя из Франции, и более краткой версии от его германского 'коллеги', собственно и состоялась наша увлекательная беседа с уважаемой Лаурой. По ходу общения, мне нанесли публичное оскорбление, но видимо, ей это показалось недостаточным, так как сразу же после этого она ударила меня по лицу. Вернее сказать — попыталась.
