Жажда Битвы (Том 1)

И никто не мог встать на пути человека что ждал своего часа.

Извернувшись, он выхватил у какого-то рыцаря въехавшего в свалку на коне, копье, его же древком выбивая из седла бывшего хозяина, тут же прижимая ногой тяжело ухнувшее тело. Копье улетело прочь, пронзая еще какого-то рыцаря, стоящего чуть позади латников и громко пытавшегося отдавать в этом хаосе приказы. Стальная кираса не спасла его от удара, способного пробить и каменную стену, он словно словившая летящий в нее камень птичка вылетел из седла и рухнул где-то там. Тут же прижатый ногой Прасета рыцарь был обезглавлен, одним ленивым ударом.

С хохотом Авут перехватил удар топором от какого-то врага и одним движением отрубил ему обе руки, еще одним он разрубил его череп пополам, все тем же движением раскраивая голову сзади стоящему союзнику убитого. Удерживаемым топором, на котором все еще висели руки бывшего владельца Авут раскроил череп скачущей мимо лошади. Ногой он пнул неаккуратно вставшего спиной, рукой дернул за рукав другого, выбивая из равновесия и тут же вонзая меч и прикрываясь телом от удара еще одного копейщика, очень скоро последовавшего за товарищем.

Кровавая пелена вокруг него все не спадала, а руки работали так быстро, что за ними было сложно уследить. Шлем слетел, как слетели и наплечники из-за рассеченных ремней, где-то затерялся кусок разрубленной на груди кольчуги. Упал бездыханный Томмен Коготь, пошедший в бой вместо того чтобы остаться с лучниками на построенной для них возвышенности.

Бой перешел в фазу свалки, пропустив куда более приятное и культурное схождение рядов. Но даже так лорд Серноводной мог контролировать своих людей, и он видел, как можно повернуть эту битву чтобы она стала еще веселее. Чтобы никто не ушел отсюда.

Но Авут не успел отдать приказ. Его прервал грохот с реки. Жуткая агония сминаемой древесины, трещащих парусов, лопающихся канатов и захлебывающихся людей. Корабли пошли на тараны. Громкие крики и звуки горнов сплелись с немелодичным перестуком литавров и в шуме боя чуткий слух смог уловить громогласный голос из иббениской глотки Муг Горра. Короткого взгляда хватило чтобы понять, что ситуация на реке перешла в решающую фазу.

В утреннем тумане из-за заворота на реку выходили корабли под флагом коронованного оленя. Первые ряды из нескольких десятков кораблей под знаменами зеленой черепахи Эстермонтов и лисы Флорентов уже вырвались вперед и приближались к общей буче, которую устроили королевский флот под командованием огромной галеры на четыреста весел и разношерстный флот Прасетов и пиратов, что очень удачно решили отдать свои корабли во имя правого дела благородного лорда.

Вот считанные удары сердца и первая галера Баратеона проходится по мелким баркам и лодочкам, хороня под своим брюхом обломки и людей. Некоторые особо ловкие хватались за концы канатов и весла, вонзали крюки в дерево, всплывали чуть в стороне или за прошедшим по ним монстром. Всех их нещадно кололи еле достающими копьями, обкидывали пустыми ведрами и бочками, да расстреливали из арбалетов и луков.

Первые ряды прошлись и вот они достигли флота Прасетов, уже разделившегося и пошедшего на перехват. "Морской Буйвол" шел во главе ответного клина, словно бросая вызов всем разом под управлением Муг Горра и всей той разношерстной команды, что он собрал вокруг себя за годы службы. Оторванные у работорговцев моряки, пираты, китобои, жители самого-самого дальнего севера, яйцеголовые, бледные как смерть и с валирийской внешностью. Все эти психи желали лить кровь, брать добычу и умирать. Девиз корабля, который первый иббениец посвященный в рыцари называл своим замком — так и гласил: "Убей, возьми, умри!".

Два тарана столкнулись друг с другом и со скрежетом прошлись мимо, выбивая доски из морды и сминая сталь. Первая из многих галер не выдержала пусть и не большого, но хитрого движения юркой карраки и весь бок оказался вспорот ответвлением от общего ударного устройства, а весла переломаны. Кренящийся корабль тут же был взят на абордаж одной из подоспевших галей.

По команде Муг Горра команда оттолкнулась от вражеского судна веслами и каррака извернувшись, впилась в бок другой галеры, уже успевшей вместе с рядами углубиться чуть дальше. Из-за малого разгона удар не был достаточно сильным, чтобы погребсти под собой врага, как это любил провернуть иббенийский капитан, но все же борт раскололся как яичная скорлупа. Некоторые бросились на абордаж, остальные к лодкам, стремясь спастись с тонущего корабля.

Множество других столкновений разрасталось по всей реке, уже не было четкого разделения, течение и столкновения прошлись по рядам и сейчас все смешались. От Ланнистеров до Прасетов и Баратеонов. Задние ряды Станниса уже начинали причаливать в стороне, скидывали на воду лодки и закидывали крюки. Десант готовился в высадке. Прямо недалеко от тех мест где их ждал со своим отрядом Милтос Ипато (ожидавший до того скорее подкрепления Ланнистеров), готовый в любой момент ударить и запереть капкан...

Мимолетное ощущение пронзило бедро Прасета, отвлекая от созерцания величественного зрелища того как три флота сошлись друг с другом в битве, окрасившей воду Черноводной в красный. С рыком Авут, развернулся, взмахом меча отбивая еще одну стрелу, предназначавшуюся ему и вновь бросаясь в бой.

В какой-то момент он остался почти один против целой армии врагов, даже не заметив этого. Закованные в сталь рыцари на конях и спешившиеся, да простые латники, выставившие копья и мечи вперед.

Упал с пронзенным животом один паренек с валирийской внешностью. Авут знал его. Как знал он уже облысевшего, старого, но все еще могучего телом рыцаря, которого после нескольких удачных ударов все же опрокинули и затоптали лошади. Как знал и еще десятки тех, кто гиб или уже был мертв вокруг.

-Вот и наш черед! — рявкнул Прасет, чувствуя, как последние люди сплочаются рядом с ним. Шестеро, семеро, может на пару больше, а может меньше. — Поприветствуйте тех, кто отправит вас в Пекло как следует и окажите ответную услугу!

-Кровь! — взревел десяток глоток, наполненных такой силой то их не перекричала бы и сотня, и словно все поле ожило, услышав их и ответив тысячей разрозненных выкриков. — КРОВЬ!!!

То ли напуганные, то ли растерянные, а может уставшие, или ждущие приказа люди Ланнистера не спешили атаковать, но Авуту было уже все равно. Он вышагивал на них из поднятой пыли, безжалостно бросаясь вперед. Прямо на смертоносную сталь, срубая острия и отводя лезвия, прорубая щиты и латы.

Воздух словно раскалился вокруг, красная-красная кровь струилась по всему телу и земле. Уже не было тела Авута Прасета, не было разделения между плотью и кровью лорда Серноводной и людьми в красных доспехах и в разномастных одеждах, как не было человеческого разума. Сталь колола, рубила, рвала, пронзала, ломала и крошила его тело, все как следовало, как будто по методичке — "как убить человека". Но это не помогало, даже замедленная до максимума регенерация, почти отключенная, нужная лишь для того чтобы прожить на пару мгновений больше, но все же ее хватало чтобы укрепить тело. На миг Авут зашатался, чувствуя онемение, холод и боль, но в тот момент, когда враг попытался воспользоваться этим, Прасет возобновил свое кровавое шествие. С жуткой неторопливостью он шагал по раскисшей земле, сея неотвратимую смерть. На одних лишь инстинктах отводя удары как сбоку, так и со спины.

-Ну же! — ревел Авут, наступая на рыцарей и пехотинцев, окруживших его. — Убейте меня! Первый, кто сможет, будет...

Договорить не удалось. Сильный взрыв сотряс землю совсем рядом. Люди округ полетели, кувыркаясь в разные стороны, падая на землю, друг на друга, комья земли припорошили их сверху. Воздух наполнился криками еще больше и гулом разбитой стали смешавшийся с влажным чавканьем земли и потрескавшихся костей.

Авут врезался прямо в нестройный ряд перед собой, извернулся, но все же налетел на несколько мечей с копьями или может зазубренных краев доспехов и прокатился дальше. Сначала он не видел ничего, так как пыль и дым скрывали от него результат выстрела требушета, но уже через мгновение Прасет увидел бойню которую он оставил после себя и которая смешалась с ударом огромного ядра заполненного взрывоопасной жижей, опалившей землю.

Где-то вдалеке рассекали воздух знамена, гудели боевые рога и горны, отпевали трели почти не слышимые флейты и скандировали что-то голоса.

С трудом он встал на ноги — живот тут же скрутило, из глаз словно посыпались искры и сильно замутило, рот наполнился кровью, а дыхание сперло и вместо вдоха из глотки вырвалось лишь сиплое бульканье. Обостренные чувства пусть и быстро приходили в норму, но сыграли злую шутку — все вокруг ощущалось кашей после взрыва, смутно Авут улавливал отзвуки бушующей чуть вдали битвы.

Рядом замер рыцарь. Массивное тело закованные в броню покачивалось, пока латная перчатка держалась за открытую голову по которой бежала струйка крови. Он между тем увидел Прасета и замер, напряженно сжав кулаки. С минуту они молча смотрели друг на друга, люди вокруг уже начали приходить в себя, некоторые, кого не затронуло неожиданное явление чугунного ядра уже давно мельтешили вокруг.

Авут ринулся прямо на рыцаря. Делать было уже нечего, ему не нужно было что-то еще, ведь меч все так же чувствовался в руке. Махая на бегу клинком, он рубил пытающихся встать и просто трупы на пути, поднимая в воздух кровь. Но недолго.

Их мечи сошлись в одном быстром, резком ударе и оба пошатнулись. Да валирийских клинка зазвенели от удара ужасной силы и пусть они погасли инерцию для рук, с лезвий посыпалась мелкая крошка.

Авут видел страх в глазах рыцаря, а на маленьких щитках, прикрывавших подмышки, он все же смог разглядеть под слоем грязи герб Крейкхоллов, что вполне объясняло рост. Но как бы яростно не двигался Авут, как бы не хотел продлить момент битвы, все же испытывая некоторый пиетет перед уже вцепившейся в него смертью, раны были слишком серьезными.

Последним ударом он выбил меч рыцаря и прошелся сквозь поножи по его бедру, но на этом все. Авут запнулся и тяжело рухнул прямо на подкосившегося рыцаря, чувствуя, как впивается под ребра зажатый в его руке до того кинжал, и тут же скатился на землю, отчаянно махая рукой с зажатым в ней мечом, отпугивая собравшихся вокруг ошарашенных латников.

Хрипя и булькая, Авут медленно затихал, дергаясь на земле. Ему нужно было лишь отпустить поводья регенерации, лишь на миг ослабить хатку контроля над своим ядром, отказаться от человеческого тела и пройти через полное боли очищение, но он не желал этого. К тому же и не мог. Сила, что он скопил сейчас, что была вокруг после стольких тысяч смертей, он стягивал ее, чтобы вновь попробовать провернуть тот трюк с перерождением. Может у него это получится, может нет, но всяко лучше бросить себе еще один вызов чем продолжить веселиться в песочнице будучи подростком. Он уже многое узнал и пока ему хватит... И теперь оставалось лишь использовать знания.

Эпилог 1.

Переломанное, перепачканное землей, залитое кровью с головы до пят, с выпущенными кишками и продолжающее дергаться бездыханное тело Прасета наконец в последний раз издало ужасающий звук, пугающий собравшихся округ людей.

Лорд Крейкхолл, могучий рыцарь с растрепанной черной гривой в которой виднелась проседь, достаточно храбрый и опытный, побывавший во множестве схваток и видевший сотни смертей... именно этот человек сейчас с дрожью сделал шаг к наконец затихшему живому трупу. И никак по другому он не мог назвать этого человека! Нет, монстра! Обезумевшего зверя!

Переломанный в нескольких местах, пронзенный стрелами и копьями, рассеченный мечом, с отрубленными пальцами, пробитый обломком копья в районе печени, с торчащим из все еще пульсирующей кровью глотки осколком меча, прошедшего почти насквозь — это... существо убило почти два десятка человек, прежде чем сообразило что ему пора все же издохнуть.

Многое слышали люди, многое видели и многое придумывали, как про этого дорнийского лорда, так и про его деяния. Торговцы из Вольных городов пели им и вешали лапшу на уши об отряде наемников, что не знает поражений и всегда упивается кровью, словно становясь сильнее и символ их развевающийся на обрывке человеческой кожи — уж слишком похож на знамя Прасетов. Путешественники по Дорну рассказывали что замок лорда Серноводной окружен скопищами скелетов и могильными плитами и что вокруг нет ничего живого, а по ночам черепа хохочут, а из склепа в замке доносится разносимый эхом шепот, твердящий о проклятиях и смерти. Люди смеялись, но сегодня многие увидели то что скрывает мир, глубоко в своих тенях, в недрах диких земель, там, где даже легендарные драконы Таргариенов возможно были бы всего лишь закуской для куда более ужасных существ.

"А ведь у этого монстра еще есть почти десяток сыновей..." — мелькнула шальная мысли, от которой лорду Крейкхоллу стало дурно. Еще кучка таких же... а то и хуже. — "Может стоит связаться с ними пока не поздно и отдать одну из дочерей?"

-Лорд! Милорд! — донесся до него крик мастера над оружием из его замка, которого он назначил капитаном гвардии. — Подкрепление врага!

-Труби отход! — не секунды не задумался рыцарь. Он видел, что его люди не больно хотят биться после произошедшего, а те кто хочет скорее сейчас где-то впереди с другими войсками. -Уходим в тыл! И объявите о смерти Прасета! Скажи, что его убило взрывом.

Даже мысли у лорда не появилось о том, чтобы приписать победу себе. Мало ли этот кровожадный безумец проклянет его с того света или куда хуже — восстанет и продолжит хохотать.

Красно-желто-коричнево-серый кусок отделился от общей массы и нестройно двинулся прочь, оглядываясь на заполонившую появившуюся дыру людей в желтых и оранжевых плащах и сюрко. Люди Прасета спешили к его остывающему телу, даже не преследуя на свой манер отступающего врага. И Крейкхолл был рад что ни он, ни его люди не решились взять проклятый черный меч из рук трупа.

А между тем израненный и грязный Милтос Ипато словно потерянный ребенок кружил вокруг тела своего лорда, капитана и друга... Открывая и закрывая рот уже начавший седеть в свои тридцать с лишним браавосиец дрожащими руками цеплялся за измученное тело. Холодное, не смотря на всю кровь, покрывшую его, но все еще как-то мечтательно улыбающееся.

Люди плакали и выли, рычали и стонали, пускались в пляску, сидели на земле с опустошенными лицами, валялись в грязи, плевались и грязно ругались, вырывая себе волосы и царапая кожу на лице. Они скорбели сами по себе, а техника проклятой крови, к которой они все причастились лишь сильнее усиливала их горе, доводя до безумия кровожадных маньяков.

А глаза Авута Прасета, его остекленевшие глаза на смуглом, залитом кровью и обезображенном ранами лице, словно два зеркала смотрели куда-то вдаль, и они видели.

Как видел и дух Прасета, в безмолвном, тягостном молчании повисший серой, нечеткой тенью, колыхающегося марева прямо над своим телом. И он стыдливо отводил взгляд от горя своих последователей в тот миг, когда увидел, как что-то происходило в этом сером мире послесмертия.