— Ладно тебе оправдываться, — толкнула его в бок Наталья, — мы же видим, ты тут как свой стал. Надо было — значит надо!
— Убедил, повод праздновать точно есть. Давайте, уже выпьем что ли?! — предложил Анвар под смех остальных.
* * *
Прошлой ночью Игорь надо признаться согрешил.
О, нет, не подумайте чего совсем плохого! Он не крался по ночным коридорам цитадели и не сгребал трясущимися руками все, что плохо лежит. Естественно, не убивал и не лжесвидетельствовал. Если быть точным, речь шла о прелюбодеянии, хотя сам попаданец предпочитал даже мысленно использовать слово "разговелся". В его оправдание стоит заметить, что случилось это хоть и под вино, но зато впервые за все время в новом мире.
Пожалуй, еще можно было бы поставить в вину, что в некий кульминационный момент тот несколько раз произнес имя Господа всуе, но не судите строго, вряд ли парень так уж связно соображал в этот момент. Вообще, нельзя не признать, что три недели воздержания все-таки оказались бы и вовсе штукой неподъемной, если бы не ежедневная тяжелая работа в дружинной оружейной мастерской и тренировки последних дней...
Первые дни в Эверберге, после того, как правитель формально передал их долю добычи и предложил за небольшую долю привести в порядок всю эту кучу окровавленных мечей, копий, ножей и брони, журналист впал в детство и все свободное время бродил вокруг мастеров. Еще через день прибавилось участие в оплаченной подгонке под его размеры дорогой кольчужной брони убитого жреца.
Довольно легко освоивший какой-то минимум слов, парень втянулся в местную атмосферу мужского братства, преклонения перед красотой боевого железа, и вдруг осознал, что ему там просто нравится. Ежедневные беседы с ярлом, наверное, благодаря "мосту разумов", оказались серьезным подспорьем в языке. По крайней мере, он был уверен, что говорит на фриза намного лучше любого из своих спутников.
В итоге всей этой толкотни, уже через неделю местные ветераны, которым льстила явная заинтересованность рослого чужеземца, решили, что меч у него, безусловно, отличный и стал бы впору даже великому хевдингу, но этого мало и поделились мыслями с кем надо. Поэтому ничего удивительного, что уже наследующий день, во время очередной посиделки с ярлом, в тронном зале появился капитан дружины, и в свойственной ему грубоватой манере поинтересовался, умеет ли уважаемый гость биться мечом. Не начавшийся диспут завершился рекомендацией исправить эту глупость.
— Ингвар, время, конечно, упущено и будет намного тяжелей научиться, но броня у тебя очень хороша, потому в случае чего — сразу не убьют, а как не зарезаться самому — мы тебя научим, — хохотнул Дитмар. — Шансы выжить в бою у тебя будут.
Вот после нескольких дней суеты под 18-20-килограммовым грузом боевого железа, после такой непривычной, но волнительной потогонки, Игорь и оказался участником спонтанной вечеринки.
Его спутники, осознавшие, глядя на кучу серебра, что дела их намного лучше, чем казалось, самозабвенно ринулись веселиться. Груда персиков стремительно таяла под некрепленое светлое винцо, но народ все равно очень быстро захмелел.
Первая половина тяжелого трехлитрового кувшина была выпита едва ли не в полчаса. Случилась даже пара попыток запеть, но голоса так гудели под высокими каменными сводами, что напрочь убивали ощущение уюта в колыхании единственного факела. Как-то само собой темп праздника замедлился и, смакуя сладкий бледно-желтый напиток, народ принялся вслух размышлять на тему будущего.
Через какое-то время, Игорь поймал себя на остром желании схватить и вжать в себя, растворить эту молодую русоволосую женщину. Такую тонкую, бесконечно нежную, и в то же время далекую от хрупкой беззащитности. Он с такой невыносимой жадностью мечтал к ней прикоснуться, что пришлось даже сжать кулаки, чтобы суметь удержать руки на месте и хотя бы не накрыть ее тонкие длинные пальцы, неуверенно и задумчиво теребящие края глубокой деревянной чащи.
После недавнего тоста за удачу, вина в ней осталось едва на глоток, поэтому время от времени они соскальзывали, и начинали бродить, исследуя обнажившиеся стены. Не выдержав этой болезненной слежки, мужчина сначала с силой зажмурился, а потом медленно и осторожно, стараясь не привлечь внимания странной порывистостью, отвернулся.
Промучившись еще почти час и выпив до дна несколько глубоких порций, Игорь осознал, что смысла сидеть нет. Прежняя бесшабашная веселость сегодня больше не вернется, а значит лучше пойти и, хотя бы выспаться. Все так же опасаясь смотреть на девушку, он сосредоточился на желании не выдать неуместное замешательство. Собравшись с силами, и пропев несколько строчек из "Черного ворона" сопровождаемый отзывчивым эхом, наконец-то справился с волнением и решил, что голос теперь "не даст петуха".
— Дорогие друзья, — приподнимаясь, начал он тоном эстрадного конферансье. — С глубокой скорбью и неизъяснимой радостью доношу до вашего сведения, что уже поздно, и вынужден вас покинуть. Радость в этом факте нахожу в том, что чем раньше засну, тем быстрее смогу проснуться, и снова насладиться созерцанием ваших приятных, а в большинстве своем — еще и прекрасных лиц!
Сопровождаемый смешками и подтруниванием про не умеющую пить молодежь, журналист начал выбираться из-за стола. Огибая пятиметровую громаду, воспользовался тем, что находился вне света факела и бросил прощальный взгляд на Катерину. И чуть не споткнулся завороженный ее призывным взглядом.
На мгновение, его захлестнул восторг, откуда-то хлынула уверенность, что она обязательно придет сегодня ночью. Глубокая "хмурая" складка на лбу выдавала, насколько девушка раздосадована уходом. Но тут Катя, очевидно, что-то уловила, и даже Шерлок Холмс не смог бы рассмотреть следов гнева на ее лице. Однако Игорь этого уже не видел. Он уходил в твердой уверенности, что нынешняя ночь будет намного лучше, чем многие другие.
"Она придет! Она непременно придет..."
* * *
Только ближе к полудню Игорь смог вынырнуть из гулкого забытья, и ощутил животом горячее чуть влажное бедро спутницы. Это произошло раньше, чем он окончательно проснулся. В памяти всколыхнулись приятные воспоминания прошедшей ночи, где-то внизу снова зародилось желание и снова его посетило извечное мужское любопытство: стало ужасно интересно, что же в ней не так?! Чем именно эта молодая женщина, к которой он сейчас прикасается, лучше и притягательней любых других?!
Руки в такие моменты всегда, вне зависимости от такого малозначимого и сравнительно недавно приобретенного органа, как сознание, начинают существовать сами по себе. Поэтому факт, что планы на сон уже в прошлом, было никак не скрыть...
— Ты меня любишь? — немного сбила накатывающее сумасшествие Катя.
Девять из дюжины отведенных туристам комнат располагались на втором этаже цитадели, вокруг отдельного зала с единственным входом. Одну из них замкнули дверью на железных массивных петлях и устроили один из складов. Там хранилось серебро и оставленное "для себя" оружие и броня. В другой устроили кладовку под вино, пиво, мед, сухофрукты и разные другие вкусности длительного хранения. Не набегаешься на хозяйскую кухню через половину цитадели, да и вкусы у пришельцев не в полной мере совпадали с местными традициями.
Третью хозкомнату превратили в ванную. Туда принесли невысокую кадку диаметром метра в полтора, и 200-литровую деревянную же бочку. Ежедневно наполнять ее водой, для горничных это было, наверное, самым муторным делом.
Еще три комнаты заняли по спальни, и три остальные на втором этаже — пока еще ждали своей судьбы.
Еще три комнаты, с отдельным трехметровым балконом, были на уровень выше, но попасть туда можно было только по винтовой каменно-деревянной лестнице из общего зала. Этот отнорок в свое время журналист и выбрал под себя.
Вход в Катину комнату располагался как раз рядом с лестницей, и факты эти вроде никак не были связаны между собой, но покинув догуливающих друзей, Игорь спать не пошел. И был искренне рад счастливому совпадению. Кстати, сидеть на предпоследней верхней ступеньке и качать ногами в темной пустоте пришлось недолго.
Народ разошелся практически сразу. Первым — Анвар, потом — извинилась Наталья. Катя, сполоснув чаши после вина, погасила факел в стоящем под держателем ведре, и решительно двинулась в сторону своей комнаты. Дойдя до лестницы, она замерла, не торопясь идти к себе.
Засевший в темноте Игорь точно знал, что его не рассмотреть, и мог себе позволить с удовольствием наблюдать за поведением девушки. При этом он заранее решил, что не станет мешать чистоте "эксперимента".
Первоначально стараясь даже не дышать, в какой-то момент он смалодушничал. Негромкое покашливание пробило какую-то плотину, и Катя неторопливо двинулась вверх. Прошлой ночью, когда лицо нижегородской барышни приблизилось и обожгло щеку горячим дыханием, Игорь вдруг понял, что снова стал самим собой и вместо непонятного смятения ощущает наполняющую чувством парения радость. В юности счастье, замешанное на удивлении и где-то даже недоверии, что это все происходит с ним, случалось намного позже. Когда после взаимного ощупывания он уже входил в белеющую под ним женщину или девчонку-ровесницу. Высокие, средние и низкие, они каким-то волшебством превращались в чудесных существ подходящего роста и всегда занимали почти одинаковую часть кровати.
Сейчас, почти в тридцать лет, Игорь все еще помнил это незабываемое искреннее недоумение, когда рождался вопрос: отчего эти чудесные и приятные на ощупь существа идут с ним?! Но о любви вчера действительно не говорили. Поэтому услышав одновременно простой и неоднозначный вопрос на мгновение задумался.
"Ты меня любишь, а действительно..."
У Игоря, конечно, хватало недостатков, но особенно ему не нравился юношеский комплекс "не врать ради секса". Прекрасно осознавая свое "расстройство" и, насколько получалось, стараясь сгладить проблему, каждый раз он все равно оказывался неспособен лгать в ответ на прямую и недвусмысленную настойчивость. Не всякие женщины, к сожалению, в такой момент оказывались достаточно разумны, чтобы не искать "правды" чересчур сильно. Поэтому наш герой нередко ловчил с полуправдой. Хотя и лишь до определенного момента.
— Даже выбравшись из самолета, я не был так счастлив, — абсолютно искреннее сообщил он.
— Вообще-то, я спросила немного другое, — все еще безоблачно улыбаясь, уточнила молодая женщина.
— Катя, милая Катя, — понизив голос, и как можно проникновеннее заговорил мужчина, попавший в капкан собственных комплексов. — Некоторые из нас, представителей мужеского пола, стараются утверждать важные вещи только со ста тысячапроцентной уверенностью. И то, о чем ты спрашиваешь, для меня очень важно! И мне очень-очень хочется быть с тобой, но я ни в чем не уверен... совсем ни в чем. Например, не уверен, что буду жив уже завтра, что послезавтра не произойдет что-то еще. Поэтому я просто хочу, чтобы у всех у нас все было хорошо! И одно знаю точно: ни кому из нас не станет лучше, если мы продолжим этот разговор. В итоге в этом, при других раскладах страшно романтичном месте, мы будем по отдельности бродить, перебирая по-настоящему ни кому не нужные слова, и мучатся несбывшимся...
То, что Игорю не хватало в сдержанности, он нередко добирал красноречием и логикой. Вполне заслуженно получив поцелуй сначала куда-то, скорее, в нос, потом — один-второй-пятый — в щеку и усы, и снова куда-то в уголок глаза. Только на этот раз левого. Между делом, не отвлекаясь от поцелуев, он принял и не озвученное сообщение "о перемирии".
И снова в губы, опять куда-то в подбородок, и опять в губы. Стало совершенно понятно, что сейчас, они оба решили забыть ни кому не нужную почти размолвку.
Она — не стала развивать щекотливую тему, рассчитывая, как тысячи женщины до и после нее, извлечь эту занозу в более подходящий момент. Он — уже давно догадываясь, что секс ничего не решает, как и многие мужчины до него, все равно принялся наверстывать не вовремя сказанное, жаром сердца и старанием тела.
Не стоит осуждать этот сговор. Все-таки если отбросить традиционные детско-юношеские заблуждения и старческие нотации: им обоим хотелось хоть ненадолго спрятаться от засевших в памяти обломков потерянного мира, всей этой не контролируемой мистики, крови и поджидающих в будущем непредсказуемых опасностей.
Молодые люди, конечно, пока не знали насколько усложнит им жизнь весь этот глупый максимализм и ненужная тяга к откровенности. Но прямо сейчас им было вообще не до размышлений...
* * *
С очередной вечерней тренировки, Игорь ушел не только привычно измотанным, но еще и изрядно побитым.
В этот день возиться с ним в первый раз выпала очередь флегматичного одноглазого ветерана, спокойно реагирующего на обращение "Аренд". Учитывая, что с фризского это слово переводится как "Орел", легко догадаться о местной тяге к юмору и традициях его воспринимать. Можно было ожидать, что все пройдет как обычно, но не тут-то было.
Сначала седой кряжистый мужик с глубокими скорбными складками у рта, виденными даже сквозь жидкую бородку, послал сменить шлем. Вместо обычно надеваемой удобной кожаной шапки с металлическими пластинами, пришлось подвязать перевернутую тяжелую коническую "рюмку" с накладками на ушах, несколькими соединенными друг с другом пластинами на шее и откидывающейся вверх, стальной личиной, в виде морды гневной то ли совы, то ли тигра. Труды, надо заметить, были не зря.
Едва ученик взял в руки учебный меч и продемонстрировал готовность, новый наставник принялся методично его избивать. Притом — сохраняя прежнее, абсолютно ровное выражение на лице, что особенно удивило обалдевшего подопечного.
Если кто-то считает, что в длинной кольчуге, прикрывающей тело до колен, можно плевать на удары метровой деревяшки изображающей меч, то забудьте. Не помогали, ни железные накладки от запястий до локтя, ни усиленные пластины на груди, боках и животе, ни красивые и удобные бронзовые поножи, покрытые стилизованной под виноградную лозу чеканкой. Тренировочный меч и отличный овальный щит, укрепленный бронзовыми же пластинами, скорее связывали руки, чем служили для защиты или уж вот совсем смех — нападения.
Все тело ныло и стонало, но переломов или травм Игорь чувствовал. Руки, ноги и даже ребра немели, но не отказывались подчиняться. Хотя, скорее всего, дело было тут лишь в нежелании самого наставника. Потому что по-настоящему броня спасала лишь кожу.
При каждом подходе Игорь успевал сравнительно разумно принять первый, максимум — второй удар. Потом переставал улавливать даже место нахождения Аренда, а не то чтобы, видеть его атаки. Происходящее только раз вызвало заметную реакцию присутствующих, когда измучанный тумаками парень напал первым. Приученный предыдущей почти часов пассивностью, истязатель позволил нанести ровно четыре удара. Первые два — приняв на щит, от третьего — увернувшись, и парировав четвертый едва заметным движением кисти. Практически без паузы журналист получил толчок ногой в центр щита, и покатился, разбрасывая оружие, кольчужные рукавицы и остатки ироничности.
