Роковые таблички

Оказалось, что в их руках была длинная жердь, утыканная гвоздями.

― Макс, стреляй по этим уродам, иначе мы без колёс останемся, ― прокричал Григорий.

Максим не стал спорить, и полностью раскрыв окошко, высунул ружьё, уперев в плечо. Он понимал, что целиться из движущейся машины, да ещё, когда тебя слепит поток встречного воздуха — дело ненадёжное. Поэтому просто направил ствол в сторону плотной группы людей в балахонах, и нажал на курок. Приклад больно взбрыкнул отдачей, но Максим заметил, как один из несущих шипастую жердь схватился за живот, и скорчился у ног товарищей. Его сосед взвился волчком, прижимая к груди окровавленную руку. "Одним выстрелом двоих зацепил. Вот, что значит хороший дробовик", ― обрадовался удачному выстрелу Максим, прячась в кабину, и утирая вымученные ветром слёзы.

Жердь скакнула пару раз, как на пружинках, упав на асфальт, когда остальные разбойники бросились утаскивать раненных с дороги. Этой заминки хватило Григорию, чтобы объехать опасное препятствие. Но один из чёрных балахонов, ловко, по-обезьяньи, вскочил, и на ходу уцепился за дверцу со стороны Максима. Грязная, со струпьями, рука, ловко впорхнула в раскрытое окно, и ухватила Максима за горло.

Какая-то звериная ловкость позволяла мерзавцу удерживаться на дверце набиравшей скорость машины, и, при этом, всё крепче сжимать пальцы на горле Максима. А у того от недостатка воздуха перед глазами кружились разноцветные спирали, а сердце готово было взорваться. Сначала он пытался отцепить грязные пальцы от своей шеи, но те были будто отлиты из титана и смазаны суперклеем. Даже, если Максиму удавалось отцепить один палец, тот сразу же возвращался на прежнее место.

Сквозь свист ветра в открытое окно пробивалась отборнейшая брань, перемежаемая устрашающими воплями душителя. Максим чувствовал, что счёт идёт на секунды. Ещё немного и он просто потеряет сознание, и больше не сможет его отыскать. Максим протянул руку к Григорию, и жестом попросил вложить ему в ладонь что-нибудь, способное избавить его от цепкого сквернослова.

Похоже, напарник без труда прочитал жест, потому что ладонь ощутила холодный металл. Предмет был тяжёлым, тонким и продолговатым. "Монтировка. Самое то", ― сообразил Максим, и, не глядя, вложив остатки сил в удар, ткнул железкой в окно. Рука ощутила упругую преграду, а металл монтировки передал вибрацию удара. Цель поражена. Максим, зажмурившись, повторил выпад. И снова в цель. Пальцы на шее ослабили хватку, в то время как вопли за окном стали отчётливей и злее.

Максим одной рукой продолжал наносить удары в окно, а другой принялся отгибать слабеющие пальцы врага. Он старался делать это как можно резче, чтобы палец, хрустнув, ломался. Этот гад заплатит нестерпимой болью за то, что желал задушить его. Но от священной мести Максима оторвал крик Григория:

― Макс, отцепляй живей его от своей шеи. Сейчас сворачиваем на пересечённую местность. Тряхнёт так, что этот камикадзе катапультируется. Я не хочу, чтоб он твой кадык прихватил на память.

Максим, посмотрев вперёд, сразу понял, о чём говорит водитель — дорога была наглухо перекрыта спиленными стволами берёз. А за этой баррикадой, как кегли, торчали ребята, вооружённые до зубов, и жаждущие крови. Максим понял, что Григорий решил рискнуть, и, перескочив через неглубокий кювет, выехать на поле. Ясно, что машина долго по полю не проедет — не трактор всё-таки. Но такой неожиданный ход даст им возможность и немного времени, чтобы убежать от бандитов.

Максим ухватил монтировку обеими руками, и, замахнувшись, насколько позволял тесный салон, вонзил её прямо в матерящийся рот израненного негодяя в окровавленном балахоне. Выбив попутно несколько жёлтых зубов, ломик застрял в кости черепа. Изо рта потекла кровавая пена, закапав и без того пропитанный кровью лик солиста "Коррозии металла". Мужик отпустил, наконец, горло Максима, и, выгнувшись пружиной, свалился на дорогу, как насосавшийся клещ. Но, в отличие от мерзкого насекомого, этот человек был уже мёртв.

Едва Григорий убедился, что шея Максима свободна от рук убийцы, он, вильнув сначала влево, выкрутил руль и стал по диагонали разгоняться к правой обочине. Раздался крик:

― Держись!

Но Максим и без предупреждений понимал, что его сейчас ожидает. Он упёрся руками в переднюю панель, а ногами — в пол. Спиной он вжался в спинку кресла, а голову пригнул подбородком к груди. Впервые ему было страшно смотреть сквозь ветровое стекло автомобиля. Там, за этим стеклом, стремительно исчезала за краешком капота полоса асфальта, а за ней приближалось неровное поле, и, ещё дальше, частокол древесных стволов.

Слева раздался отчаянный вопль Григория, и тут же последовал рывок, затем удар — Максима подбросило в кресле. Он смог удержаться, но, увидев в лобовое стекло лишь кусок чистого неба, ощутил в груди и животе неприятную пустоту. Этот вакуум хотел смять, уничтожить его изнутри, и Максим заорал, что есть сил, пытаясь избавиться от этой пустоты — вытолкнуть её из себя вместе с криком.

Полёт с невысокого откоса, через узкую канавку, длился доли секунды, но, для сидящих в машине, эти мгновения показались растянутыми в минуты. Максим уже устал кричать, когда, наконец, перед капотом мелькнул край леса, и коричневая грязь поля, утыканная жёлтыми щетинками трав. А потом последовал удар! И тот, первый удар, был лёгким поглаживанием по сравнению с этим, заставившим забыть всё, кроме скрежета зубов, боли в костях и мышцах, да паралича отбитых лёгких.

И всё же Григорий не выпустил из рук баранку руля. И, что ещё более изумляло, автомобиль продолжал движение по бугристому дёрну, резво подпрыгивая на кочках. Максим держался что есть сил. Порой ему казалось, что из его тела выросли дополнительные руки, которые чудом позволяли ему удерживаться в салоне во время этой невозможной тряски. Кое-как, он восстановил дыхание, и, посмотрев налево, заметил, что, несмотря на бледный цвет лица и слегка посиневшие губы, его напарник тоже дышит. Мало того, он умудрялся выкрикивать жутчайшие ругательства, изобретательно сотканные из отборнейшей матершины.

Но, довольно скоро, они достигли края этой "стиральной доски". Это случилось неожиданно, когда "москвич", с разгона влетел в огромную лужу жидкой грязи. Максим не успел подготовиться к очередному удару, и смачно приложился лбом о ветровое стекло, оставив на том след в виде многолучевой звезды. "Хорошо, что сознания не лишился", ― вяло сообразил Максим, потирая саднящий лоб и любуясь звездой-ромашкой на стекле.

Как сквозь слой ваты, донёсся встревоженный голос:

― Нашёл время мечтать. Вылазь в окно — надо бежать, пока не догнали.

Максим взглянул на Григория, и не в силах что-либо вымолвить, лишь утвердительно кивнул. Дверь, действительно, заклинило, поэтому он повыбрасывал в окно всё ценное: ружьё, нож, мешок с тушёнкой, канистру бензина. Затем неуклюже выкарабкался сам. Оказавшись чуть ли не по колено в грязи, он всё же быстро выбрался на твёрдый дёрн, вытаскивая руками ноги одну за другой, и переставляя их, как фигуры на шахматной доске.

Григорий налегке выбрался из окна на крышу автомобиля, а с неё уже без труда допрыгнул до твёрдого "берега". Собрав вещи, мужчины бросились в сторону пустого леса, заметив, что сзади мелькают многочисленные фигуры преследователей. Внезапно, Григорий крикнул Максиму:

― Беги к лесу, а я сейчас догоню.

С этими словами, он выхватил из рук Макса канистру бензина, и бросился к безнадёжно застрявшему автомобилю. Выплескав на машину всё топливо, он с третьего раза запалил спичку, и язычки пламени резво забегали по мятому кузову старенького авто.

Догнав Максима, задыхающийся Григорий едва сдерживал слёзы сожаления. Однако, смог найти силы для ненужных объяснений.

― Не хочу, чтоб мой "танк" каким-то придуркам достался. Он достоин участи героев древности — почётного погребального костра.

Потом, видимо, поняв, что слегка перебрал пафоса, с неуверенной улыбкой добавил:

― И на одну канистру бензина меньше тащить — нам же легче убегать будет.

Разделив между собой ношу, приятели скрылись между деревьев и кустов, по-прежнему лишённых листвы. Обернувшись, чтобы последний раз взглянуть на огненное погребение "железного коня", Максим и Григорий увидели, как бандиты сгрудились вокруг пламени. Даже издали было видно, что те, непривычные к бегу по пересечённой местности, пытаются справиться с усталостью и одышкой. Значит, есть время скрыться из виду и запутать следы.

И вновь перед глазами замелькали шершавые колонны древесных стволов и гибкие плети кустарника.

**Глава 12. Собачья власть. Стая в городе.**

Убедившись, что преследователи отстали, приятели принялись запутывать следы. Для этого они постоянно меняли направление, смещаясь немного в стороны. Траектории их движения по лесу напоминали ломаную линию, какую рисуют дети, желая изобразить лестницу. Максим и Григорий двигались, перемежая ходьбу и бег, до тех пор, пока сумерки не просочились из тенистых овражков по стволам деревьев к самому небу, сгущаясь всё больше с каждой минутой.

Максим остановил напарника, схватив за рукав, и, приложив палец к губам, предложил хранить абсолютное молчание. Максим подождал, пока утихнет пульс в висках, и тяжёлая одышка, после чего стал вслушиваться в звуки леса. В любой тишине можно распознать какой-либо едва заметный звук. Тишина — понятие не абсолютное. Многие слышали байку о жителях деревни, расположенной близ водопада, для которых оглушительный шум падающей воды был привычным фоном жизни. И, когда водопад временно иссяк, люди не могли спать в тиши, без привычного грохотания.

Для Максима тишина вполне могла иметь в своём составе шелест листвы, лёгкий, на грани слышимости. Но теперь, в отсутствие листвы и хвои, пропал и этот шум. Зато, проще было вычленить звук множества шагов. Но сейчас, ничто не выдавало движения множества ног — тишина была успокаивающей, не сулящей явных угроз. И Максим, наконец, позволил себе заговорить в полный голос.

― Похоже, отстали. Видишь, темнеть скоро будет — вряд ли им захочется в темноте среди деревьев шарахаться. Хоть листвы и нет, и тени мало, но многие и днём побоятся в лес идти — такого эти "Лешие" страха на людей навели. А чтоб ещё и ночью — даже эти отморозки вряд ли сунутся.

― Тут ты прав, Макс. Однако и мне страшновато здесь ночь сидеть.

― Не одному тебе. Но, нам то, деваться некуда. Так что, давай, костром займёмся.

И беглецы отправились собирать сухие палки у корней убитых ядом деревьев. Спички, к счастью, ещё были, и костёр скоро распустился ярким цветком. Разделив на двоих банку тушёнки, Максим забрался в спальный мешок — на этот раз повезло ему, и первые три часа дежурства "выиграл" Григорий.

Ночь прошла спокойно? Скорее да, чем нет. И те страхи, что испытывали во время ночных бдений оба, как признались они друг другу наутро, являлись скорее из расшатанного усталостью подсознания, нежели из мира объективной реальности. Опасности были мнимыми, но оттого не менее пугающими. Так что, когда с рассветом приятели покинули место ночлега, их вряд ли можно было назвать полноценно отдохнувшими.

Они топали по лесу, шарахаясь в стороны от малейшего движения теней, неизбежных даже под лишенными листьев деревьями. Максим за событиям последних месяцев как-то подзабыл о тех, из-за кого человечество оказалось отброшено на несколько веков назад — а именно, о Леших. Но теперь он будто заново пережил нечто похожее на тот необъяснимый ужас, что настиг его в придорожном лесу, по пути из посёлка с развесёлым именем "Утренний".

Похоже, Григорий, помимо своей воли, также настроился на ту же волну памяти. Чем же иначе можно было объяснить его вопрос:

― Макс, а ты этих, Леших, встречал когда-нибудь?

― Ну, как тебе сказать, вроде встречал, а на деле получается — нет. Я почувствовал, что Леший где-то рядом. И тут меня накрыло таким паническим ужасом, что я бросился к машине, опережая ветер. И, готов поклясться, что за мной что-то гналось.

― И я не встречал. Но дела их видел. Раз, перед колёсами на дорогу из леса оторванная голова вылетела. Я увидел, как деревья трясутся, и газ в пол утопил. Ещё три раза встречал человеческие огрызки, которые они, Лешие, иногда оставляли. А самих — нет, не видал.

Максим попытался вспомнить все случаи, когда, как ему казалось, он ощущал присутствие Леших, или видел крошки, в виде обрывков людской плоти, с их кровавого стола.

― А знаешь, Гриша, я думаю, никто их так вот, напрямую, не видел. Вернее, если ты его или их видишь, то, считай, через секунду будешь порван на лоскуты — я так себе это представляю.

Григорий молча соображал минуту, видимо, также пытаясь воскресить в памяти хотя бы один момент, когда он мог видеть Лешего. Пусть не видеть лично, но слышать достаточно реалистичное описание очевидцев, которым стоило бы доверять. Память в ответ стыдливо помалкивала. Разумеется, он слышал массу самых изощрённых описаний внешности монстров от "очевидцев", но чаще от знакомых знакомого с этими людьми. Но все эти россказни больше напоминали вольные переложения сказок и фильмов ужасов, чем правду. И уж очень они отличались, чтобы можно было с уверенностью поверить в какой-либо вариант описания чудовищ.

Поразмыслив подобным образом над словами Максима, Григорий кивнул, соглашаясь с высказанным предположением. Потом, высморкавшись "по-деревенски", зажимая поочерёдно пальцем ноздри, вполголоса спросил:

― А как, думаешь, велик ли шанс, встретиться с этими тварями сейчас?

Максим, которому уже не раз сегодня мерещились шустрые тени на самой границе бокового зрения, неуверенно ответил:

― Как траву и листья повытравили, вроде, о Леших почти ничего слышно не было. Уверенности нет, но я буду считать, что их теперь на Земле не осталось. Надеяться на это точно буду.

Мужчины продолжали свой путь по лесу, ободряя, тонизируя себя пугающими историями из недавнего прошлого. Из дней, пресыщенных новостями о нечеловечески жестоких смертях, и опасностях, скрывающихся в высокой траве и густых лесах. В какой-то момент Максим почувствовал себя мальчишкой, вновь оказавшимся в летнем лагере, где по вечерам с друзьями они любили пугать друг друга "страшными" историями.

Он, сам не зная зачем, напомнил Грише несколько фантастических баек про рояль с красным пятном, гвоздик в полу и красную перчатку. Тот в долгу не остался, и выдал пару замечательных историй того же жанра. Так, развлекая друг друга разговорами, мужчины вышли на дорогу, с другой стороны которой поднимался почти отвесный склон. На самом гребне этой земляной стены, укреплённой жидкими кустиками, виднелись разномастные заборы.

Григорий, задрав голову, рассматривал покосившиеся ограды.

― Макс, не знаешь, куда это мы вышли? Есть версии?

Максим вновь раскрыл перед мысленным взором атлас Подмосковья, и наложил на него пройденный ими маршрут. Так, вариант, похоже, только один. И склон этот с небольшими домиками на гребне, всколыхнул смутное ощущение, что Максиму здесь доводилось бывать. Он присмотрелся внимательней — так и есть, проезжал как-то раз по этой дорожке. Точнее, вынужден был проехать, в объезд основной трассы.