Роковые таблички

Вспомнив Ольгу, Максим понял, что ради неё готов пробираться сквозь любую грязь и мерзость. И он побежал по узкой полоске твёрдой земли. Он быстро переступал ногами, понимая, что это его единственный шанс избежать контакта с заражёнными людьми, принимая во внимание их неуклюжую медлительность. Некоторые омерзительно иссохшие и сморщенные существа, успевали добраться до ворот, и пытались ухватить Максима за одежду, поцарапать его, вымазать в своих выделениях.

Едва сдерживая сильнейший рвотный позыв, мужчина каждый раз ловко избегал протянутых рук с корявыми пальцами, и тошнотворных плевков и чихов. Одному, особо расторопному кащею пришлось оттяпать тесаком цепкую ручонку, похожую на куриную лапу, которой тот исхитрился уцепиться за рукав Максимовой куртки. Но тот, даже получив страшную рану, лишь жалобно заскулил, но не бросил попыток дотянуться до Макса. Напротив, заметив, как хлещет кровь на месте отрубленной кисти, кошмарный полутруп принялся, потрясая обрубком, брызгать ей на человека с ножом.

Несколько капель угодили Максиму на руку, которой он привычно закрыл лицо. Казалось, что кровь больного жгла кожу, как кислота. Утерев руку об одежду, Максим продолжил свой бег. Деревенская улица делала заметный изгиб влево, на самом углу которого, опершись на тёмно-серые колья ограды, поджидал беглеца долговязый, костлявый человек с неимоверно раздувшимся лицом, плотно укрытым жёлтыми и бледно-зелёными пятнами. Глаза больного были выпучены настолько, что напоминали мячи для пинг-понга с нарисованными точками зрачков.

Тропинка, в месте поворота улицы, ещё больше прижималась к забору, и Максим с раздражением отметил, что избежать встречи с этим существом, будто восставшим из кошмарных фантазий художника Иеронима Босха, никак не удастся. Ещё раз внимательно осмотрев этого, усыпанного струпьями и болячками, бедолагу, и оглянувшись на толпу, едва переступавших узловатыми ногами, преследователей, Максим ещё раз убедился, что единственный его козырь — скорость.

Он нарочно замедлил шаг, приближаясь к повороту. И, лишь когда до засады, устроенной человеком, похожим на ржавый циркуль с насаженной сверху протухшей картофелиной головы, осталось не более десяти шагов, Максим резко оттолкнулся ногами и опрометью бросился вперёд. Он бежал так быстро, что даже чувствовал кожей сопротивление затхлого воздуха, насыщенного испарениями болота, и зловонием гноя, рвоты и разложения.

Долговязый, качнув раздувшейся головой, успел изрыгнуть ртом содержимое своего разлагающегося нутра. Но Максим, не снижая скорости бега, исхитрился увернуться, и зловонные массы плотной струёй всколыхнули дорожную грязь, не задев его. Однако, когда он выскочил за угол, радость, вызванная удачным бегством от заражения, моментально прошла. Максим увидел, что загнал себя в ловушку, в тупик — деревня заканчивалась, но пути дальше не было.

Дорога, и без того больше похожая на болото, полноводной рекой вливалась в самую настоящую топь. Трясина была настолько обширной, что невозможно было угадать, есть ли у неё берега. Во всяком случае, Максим их не смог рассмотреть — кочки, грязь, окна красноватой воды с пузырями болотного газа, и всё. Больше, насколько видел глаз, не было ничего, не считая, разве что, нескольких корявых стволов да реденьких кустиков.

Максим уже задыхался от усталости. Воздуха не хватало, так как удушающая вонь невольно вызывала в организме здорового человека протест, и желание вдыхать эту отвратную смесь, как можно меньше. При попытке сделать вдох поглубже, организм мгновенно отвечал приступом кашля, желая очистить лёгкие от мерзкой вони. Максим устал, но, когда он оборачивался, то по прежнему видел толпу стонущих от боли и одышки тяжело больных людей. Им было ещё хуже, но ни один не остановился и не повернул назад, настолько силён был сигнал, созданный в их мозгу странным недугом, и понуждавший распространять заразу любыми методами.

Осталось миновать два дома, а дальше — зыбкое полотно трясины. Заражённые выдавливали его к болоту, надвигаясь медленно, но неотвратимо. Максим миновал последнее живое, вернее, полумёртвое препятствие, в виде женского скелета, завёрнутого в халат, который казался на ней непомерно огромным, как чехол от вертолёта, надетый на велосипед. Дама сидела на скамейке, вкопанной в землю у завалившегося забора. Она сидела, вытянув ноги, и выпученными глазами следила за приближавшимся мужчиной.

По остаткам мимических мышц, натянувших потрескавшуюся кожу на её лице, несложно было распознать её желание искупать Максима в потоках заражённых выделений. Однако, слабому женскому организму не хватило выдержки, и едва живую особь женского пола вырвало прямо на костлявые ноги.

Максим, несмотря на усталость, без труда перепрыгнул через вытянутые конечности, даже не наступив в лужу зловонной блевотины. Сделав ещё несколько шагов, он понял, что дальше бежать некуда — у самых ног покачивалась мутная болотная водица. Максу стало по-настоящему страшно. Он панически боялся болот. Ещё будучи мальчишкой, когда в увиденном фильме один из героев тонул в трясине, после просмотра он не спал всю ночь — не давали кошмары. Это бессилие перед вязкой топью, эти грязь и тина, заливающиеся в рот и ноздри — неизбежные спутники детских страхов, теперь подступили вплотную.

Максим до жути боялся заходить в стоячую воду. Его просто трясло от страха. Однако, посмотрев на подступающих со всех сторон изуродованных, одержимых жуткой болезнью, людей, нет, теперь уже скорее не людей, а существ, он ещё сильнее сжимался внутренне от испуга. Выбор был между смертью и смертью — выбор нечестный и трудный, но Максим сделал его.

Он вдохнул тяжёлый воздух, пропитанный адской смесью из самых жутких миазмов, поперхнулся, и тут же решительно вошёл в мутную воду. Шаг, другой, третий. Дно вязкое, но Максим успевал вытаскивать ноги прежде, чем топь вцепится в них мёртвой хваткой. Глубина нарастала постепенно, что дало возможность беглецу отойти на приличное расстояние от домов, прежде чем вода достигла его пояса. Максим оглянулся, и заметил, что преследователи потерянно топчутся на берегу, не решаясь ступить в воду.

Хорошая новость! Но была и плохая — дно давало всё меньше опоры ногам, заглатывая их, как рыба наживку. Максим вынужден был постоянно двигаться, переступая ногами, чтобы не дать им увязнуть. Он осмотрелся, и решил идти в сторону ближайшего, хилого кустика. Если тот смог за что-то уцепиться корнями, значит, есть шанс, что и Максиму достанется какая-то часть относительно твёрдого дна.

Расстояние до куста было небольшое, но на его преодоление пришлось затратить несколько долгих минут. Десятки и сотни секунд, размазанных, как вонючая болотная тина по лицу, ушли на то, чтобы преодолеть несколько метров вязкой трясины. Наконец, Максим уцепился за ветки кустарника, и нащупал ногами пучок склизких корней, подаривших не очень надёжную, но, всё же, опору.

Утвердившись на этом мизерном островке, Максим отдышался и посмотрел назад, в сторону деревни. То, что он увидел, поразило его, как удар молнии посреди зимы — на берегу болота разыгрывалось совершенно нереальное, фантасмагорическое действо. Когда ещё мир не сошёл с накатанных рельс, по телевизору иногда показывали фильмы ужасов, насыщенные жестокими спецэффектами — примерно то же теперь творилось на границе трясины и сухой земли.

Десятки измождённых, изуродованных страшной болезнью, людей превратились в живые факелы. Они метались вдоль кромки болота, сталкиваясь друг с другом, падая, прыгая в воду, и, при этом, не прекращая стонать и реветь от боли. А чуть выше, у домов, стояли странные, похожие на огромных, прямоходящих жаб существа, которые поливали огнём вопящих больных.

Максим присмотрелся внимательней, и понял, что существа — это не какие-нибудь пришельцы с иных планет или исчадия преисподней, а люди, облачённые в армейские защитные комбинезоны и противогазы. Всего их было пятеро. У двоих за плечами висели ранцы огнемётов, из хоботков которых выплёскивались мощные струи пламени, поддерживающие костёр из визжащих доходяг. Трое других держали в руках длиннющие багры, острыми концами которых сгоняли в кучу мятущихся разносчиков страшной эпидемии.

Кошмарные, лишенные всех жизненных соков туловища, корчащиеся в ярком пламени, в окружении инфернальных существ, плюющихся огнём — Максим будто оказался в чистилище, став свидетелем сожжения грешников. Зрелище пугало и завораживало одновременно. Максим не знал, что будет с ним, когда огнемётчики заметят его, но бежать было уже некуда, и он продолжал наблюдать за предсмертными муками своих недавних преследователей.

Время шло, пламя усердно поглощало изувеченные тела. Когда живой костёр превратился в груду чадящих головней, огнемётчики подступили к берегу. Выпученные глазницы противогазов уставились на Максима, и тот попытался укрыться за кустом. Сознанием он понимал, что поступает глупо, прячась за пучком голых веток, будучи уже обнаруженным, но инстинкт толкал его на это бессмысленное действие. А ведь, и в самом деле, кто знает — может, эти ребята и его сжечь захотят.

Прорезиненные существа мелко задрожали, а потом друг за другом постаскивали противогазы, и поверхность болота огласилась дружным хохотом.

― Ах-ха-ха, видали, мужики — спрятался. Вот, юморист!

Потом один крепкий мужик с багром, отсмеявшись, крикнул Максиму:

― Эй ты, давай к берегу. Нам Степан, староста здешний, про тебя сказал. Жечь не станем.

Максим выглянул из-за куста, и, не очень уверенно, спросил:

― Мне и самому в болоте сидеть не хочется. Только вы и меня поймите — люди горят, вы их палите, как мусор. Страшновато. И, кто вы, вообще такие?

Багорщик ответил сразу:

― Люди? Нет, это уже были не люди, а переносчики препоганейшей заразы. Причём, очень активно эту дрянь разносившие. Сам, наверное, успел заметить — не просто, ведь, искупаться в трясину полез. А мы кто такие... Про "Новый мир" слыхал что-нибудь?

Максим, едва заслышав о "Новом мире", позабыл о безопасности и желеобразной жиже, укрывающей дно, и бросился к берегу, расплёскивая затхлую воду по сторонам. Но он сумел добраться до твёрдой земли, даже не потеряв обувь в топкой грязи. Он сам не понимал, как ему это удалось, но на четвереньках выползая из трясины, не успев отдышаться, Максим обратился к тем, в чей лагерь так долго стремился попасть:

― Так, я же... Это... Я ведь, к вам..., ― в какой-то момент, поняв, что не может, из-за волнения и одышки, составить из слов внятную фразу, Максим дрожащими пальцами расстегнул куртку. Разодрав подкладку, он вытащил кусок фанерки с полустёртым знаком в виде перекрещенных серпа, молота и ножа. Он вытянул перед собой этот деревянный прямоугольник, призванный служить пропуском в "Новый мир", билетом в светлое будущее.

Крепкий мужик с усталым лицом, взял фанерку из рук Максима. Перчатками из толстой прорезиненной ткани он вытер её от грязи, и внимательно рассмотрел со всех сторон. Потом передал табличку остальным, а сам протянул руку Максу, помог ему встать, и приветливо похлопал по плечу.

― Добро пожаловать в Новый мир, товарищ.

**Глава 15. Новый мир, старые знакомые. Долгожданная встреча**

Перед тем, как покинуть деревню, один из багорщиков, назвавшийся Иваном, забежал в дом старосты. Его не было минут пять, в течение которых все вынуждены были дышать гарью от догоравшего костра из мёртвых тел, сложенных во дворе. Вышел Иван с тугим свёртком в руках, и скорбным выражением на усталом лице. Свёрток он сунул в руки Максиму.

― Держи, в комоде откопал — одежда чистая, нафталином ещё пахнет, а то твою хламиду придётся сжечь. На всякий случай.

Здоровяк, который первым протянул Максиму руку на берегу болота, вернул Ивану его багор, и спросил:

― А чего Степан не вышел? Не похоже на него.

Иван горестно вздохнул.

― Отмучился староста — скрючило его прямо на пороге. Серёга, сходи, прибери мертвеца, ― последние слова были обращены к рыжебородому детине, с ранцем огнемёта за плечами. Тот скорбно покивал, и побрёл в дом. Вскоре зашумел огненный вихрь, выпущенный из сопла орудия. Бородач протиснулся через калитку, и махнул рукой остальным.

― Готово. Двор зачищен.

Вновь подал голос плечистый мужик, которого все называли Игорем, но между собой говорили о нём — "наш звеньевой".

― Айда, пошли, не то стоянку в темноте не сыщем.

И "патруль санзачистки", как все они себя называли, двинулся перпендикулярно дороге, по, им только ведомой, тропе. Шли долго, что, впрочем, не сильно напрягало Максима, привыкшего к длинным переходам. Топали по сырому мху, и вывернутым суставам корней до самых сумерек, и, лишь когда сумрак стал плотным как бархатный занавес, вдали засиял оранжевый огонёк.

Звеньевой довольно хмыкнул.

― Ну, наконец-то, дошли, ― потом крикнул во всё горло в сторону приближающегося костра:

― Э-эй, что сегодня на ужин?

― Макароны по-флотски, и чай "индюшка" со слоном, ― как секретный отзыв, прозвучало в ответ. Но ароматы, бередившие обонятельные рецепторы, говорили о том, что это не просто игра в пароль-отзыв. Аппетитно пахло тушёнкой и макаронами. Санитары прибавили шаг, и вскоре оказались на пригорке, где возле огня суетился человек. Мужчины облегчённо скинули тяжёлую амуницию у корней причудливо изогнутой сосны.

Звеньевой Игорь подтолкнул Максима к костру.

― А мы с собой новенького привели. Чуть в трясине не сгинул — пациенты наши в болото загнали.

Мужчина, колдовавший над котелками, выпрямился, и, секунду спустя, изумлённо выдохнул:

― Макс! Это что, и, в самом деле, ты? Макс?

Максим присмотрелся к лицу кашевара, которое освещалось текучими отсветами костра.

― Быть этого не может — Ярослав? ― да, это без сомнения был он, бывший бригадир поисковой команды, с которым они расстались после того, как Максим убил Топора. Ярослав осунулся, на щеке его появился шрам, похожий на большую гусеницу, но это был, несомненно он.

Звеньевой жестом прервал наметившийся вечер воспоминаний.

― Понимаю, приятно встретить знакомого, но все разговоры потом, а сейчас давайте есть будем. А потом, Яр, нагрей воды для своего приятеля — ему надо с себя болотную жижу счистить.

Все разместились на поваленном стволе дерева, и приступили к трапезе. Ярослав сбегал за водой к ручью, повесил ведро над костром, и присоединился к товарищам. Утолив голод, мужчины помогли Максу надрать тонкой коры с веток, которую потом запарили в кипятке, чтоб её можно было использовать в качестве мочалки. Прихватив рукавом ведро с горячей водой, Максим пошёл к ручью, смывать многодневную грязь с измученного тела.

Переодевшись в чистую, и, почти по размеру, одежду, Максим, как священную реликвию переложил в карман пакетик с фотографией любимой Ольги. Потом, по совету Игоря, бросил старые вещи, ставшие для него второй кожей, в пламя костра. Понаблюдав с некоторой долей жалости, как весёлые искры пляшут на отворотах его куртки, Максим пошёл искать старого знакомого — не терпелось узнать, как он то здесь оказался.