Роковые таблички

Максим тут же обернулся, следуя за взглядом приятеля. Не в силах поверить увиденному, он протёр глаза руками, но видение не исчезло. Это была она, Ольга, осунувшаяся, потемневшая, но она. Внешность отчётливо говорила, что на долю девушки выпали немалые испытания.

Блёклые, растрёпанные волосы, бледная кожа, болезненная худоба, шатающаяся походка — месяцы скитаний наложили грубый отпечаток на прекрасный облик Ольги. Но, несмотря на все перемены, она оставалась самой красивой и манящей женщиной, той, ради кого Максим готов был бы пройти ещё столько же опасных дорог. Сердце мужчины гулко забилось от внезапной радости, запалив позабытый огонь страсти в крови. Он даже не обратил внимания, что её сопровождают четверо мужчин с автоматами, и бросился навстречу.

― Оля! Любимая, я нашёл тебя!

Девушка повернулась в его сторону. На мгновение лицо её обрело выражение недоверчивого изумления, будто сознание не готово было сразу поверить в реальность происходящего. Но, когда Максим подбежал на расстояние нескольких шагов, стало заметно, как обильно повлажнели её глаза, а уголки губ разошлись в счастливой улыбке. Ольга бросилась навстречу возлюбленному, вытянув вперёд тонкие руки.

― Ма-акс! Максимка, наконец-то, ― не сдерживая крика, Ольга бросилась к своему жениху, и заключив в прочный капкан гибких рук его шею, принялась жадно целовать его лицо мягкими губами. Максим старался поймать ртом эти нежные губы, и, промахиваясь, целовал, смоченные слёзами щёки, глаза, тонкую кожу скул. Ольга жарко шептала между поцелуями:

― Я верила, что ты меня не бросишь. Я ждала, надеялась, каждый день, каждую минуту. Иначе, давно бы погибла, если бы не надежда встретиться с тобой. И сегодня, я точно знала..., ― Максим, наконец, смог изловить страстные губы любимой, и сомкнуть их долгим поцелуем. Вместе с теплом от прильнувшей к нему любимой женщины, к нему вновь вернулись позабытые ощущения: нестерпимая жажда женской ласки, и вера в то, что он нужен ей каждое мгновение.

Внезапно, сладостное единение двух влюблённых было грубо прервано — резким рывком за ворот, Максима отшвырнули прочь от Ольги. Причём, рывок был настолько силён, что мужчина, ещё окутанный нежными парами сладостной эйфории, рухнул навзничь на бетон площади. Едва успев смягчить падение выставленными назад руками, Максим попытался встать, обращаясь, к неведомому пока противнику:

― Ну, держись, сволочь!

Однако, мощный удар ногой в грудь, вышиб из него дух, и Максим беспомощно скорчился на плацу, бессмысленно шлёпая губами, как брошенная на песок рыба. Падая, он успел заметить, как рвущуюся к нему Ольгу прочно ухватили за руки двое дюжих автоматчиков. Как сквозь толстую стену из ваты, до его слуха доносились голоса.

― Урод, даже я целоваться не лезу к девочкам Верховного председателя. Охренели работяги!

― Сам ты, урод. Он же новенький — откуда ему знать, куда вы девчонку ведёте. К тому же, она — его невеста, которую он почти год разыскивает, ― этот голос принадлежал Ярославу. В ответ раздался циничных гогот, рождённый здоровыми глотками конвоиров.

― Пусть привыкает — у нас бабы общие, кроме тех, кто Верховному понравился. Вот эта, как раз, сейчас в его гарем будет прописываться. Ха-ха, брачная ночь у неё! Жених, блин, ― последняя фраза была произнесена с противной, язвительной интонацией, и вместо точки, завершилась ударом ноги в живот Макса.

― Хватит, козлы! ― крикнула Ольга, но в ответ послышался взрыв хохота.

― Да, отвалите вы от него, бакланы, ― вступился за приятеля Ярослав.

― А ты чего лезешь. Твоё дело — сторона. Или сам огрести хочешь за компанию? Нет? Вот и помалкивай. Ладно, мужики, пусть в себя приходит женишок. Потащили её, а то Верховный ждать не любит.

Шаги стали удаляться в сторону штаба, а Максим, стиснув зубы в беспомощной ярости, остался лежать на пыльном бетоне, теряя сознание от нехватки воздуха в отшибленной груди. В этот момент не только физическая боль кованными обручами сдавила его сердце и лёгкие, но и моральное унижение волком выгрызало его изнутри, обильно выжигая едкой слюной обиды страшные язвы в его душе. Когда душевная боль достигла пика, Максим даже пожелал на мгновение, чтобы дыхание больше не насыщало его кровь кислородом, и бесполезная жизнь оставила его измученное тело.

Но, это мгновение слабости быстро минуло, воздух вновь стал понемногу поступать в лёгкие Максима, и он яростно застонал, выталкивая из себя боль и скулящую жалость к себе. Неужели он напрасно прошёл через все эти поля, леса и дороги? Неужели, напрасно преодолел он все испытания, выпавшие на его долю? Ну, уж нет — кучка откормленных жлобов во главе с престарелым, сластолюбивым лжецом, не остановят его стремления быть вместе с Ольгой. И плевать он хотел на Новый мир, вместе с его председателем, как, впрочем, и на старый, с его трусливым правительством — Ольга будет с ним, и только с ним.

Максима вырвало на бетонные плиты плаца. Скудное содержимое его желудка, в сухой пыли свернулось мелкими шариками, и раскатилось по сторонам, как ртуть.

― Давай, давай дыши, Макс. Вот, уже лучше, ― раздался над ухом встревоженный голос Ярослава. Максим повернулся на голос, и с помощью товарища поднялся на подгибающиеся ноги. Он присел несколько раз, вспомнив, что это упражнение способствует восстановлению дыхания. Не так быстро, как хотелось бы, но воздух начал свободно поступать в лёгкие. Максим откашлялся, и посмотрел на Ярослава. Тот облегчённо выдохнул.

― Ф-ф-ух, а я уже решил, что не оклемаешься. Эти отморозки из гвардии особо не стесняются силушку применять. Им человека убить, как комара прихлопнуть — дай только повод, ― потом, вспомнив, что стало причиной избиения, со скорбью в голосе, добавил:

― Сочувствую тебе, Макс. Представляю, что бы я сейчас испытывал на твоём месте.

Максим покачал головой:

― Нет, друг, не представляешь. А председатель-то, сволочь — когда я фото ему показывал, сказал, что не знает Ольгу. Соврал, гнида!

Ярослав, в ответ, красноречиво развёл руками. Этим жестом он, будто, хотел сказать, что в Новом мире, как и во всех прочих известных мирах, начальство не считает зазорным врать своим подчинённым, плевать им в душу, и совершать массу других оскорбительных действий. Потом, будто вспомнив что-то, он поднял вверх указательный палец, и заговорил так быстро, что слова срывались с его торопливого языка, буквально наталкиваясь друг на друга:

― О, точно, вспомнил, что девчонки в женском корпусе болтали. Это у них вроде местной легенды. Помнишь, я тебе говорил, что тех женщин, которые отказываются быть "общими жёнами", сажают в карцер и держат впроголодь. Максимум через неделю, даже самые стойкие отказницы согласны на всё, лишь бы вернуться в общий барак. Но одна девушка больше двух месяцев не выходила из холодной камеры, по слухам, была близка к голодной смерти, но не собиралась становиться общественной "собственностью". Потом, говорят, Верховный председатель, на неё глаз положил — велел усиленно кормить, чтобы потом доставить ему "на ковёр". Я тебе говорил уже, что он старый повеса — так вот, если он укажет на какую девушку или женщину, с того самого момента она из разряда общих переходит в категорию, совсем немаленькую, его личных наложниц.

Но та девушка была упряма, и не желала попасть в постель этого старого сатира. Для этого она отказывалась есть больше, чем необходимо, чтобы только поддерживать жизнь в истощённом теле. Тогда её стали кормить насильно. Она сопротивлялась, но связанной, с зажатым носом, непросто отталкивать протянутый кусок. Вот теперь, когда я увидел твою Ольгу, мне стало ясно, что героиней этих слухов была именно она. Куда ты собрался? ― спросил он, заметив, как Максим решительно направился в сторону штаба.

― Я сюда слишком долго шёл, чтобы смириться с потерей Ольги. Если уж мне суждено сдохнуть, то так тому и быть. И не пытайся меня остановить, ― повернулся Макс к догнавшему его Ярославу. Тот отмахнулся от его слов, как от назойливых мошек.

― И не собираюсь. На твоём месте, я сделал бы то же самое. Только, чего ты туда с пустыми руками идёшь, на хоть вот это, ― и Ярослав протянул Максиму большой нож с широким лезвием и рукоятью из отшлифованного дерева.

― Вот, в одном из санитарных рейдов добыл. Прочнейшая сталь, отменная заточка — сухожилия режет, как струю тёплой водички. И запомни, твоя сила в неожиданности — если что, бей первым, не жди. Ну, удачи, жених.

Максим принял клинок, покачал его в руке, привыкая к приятной тяжести оружия, потом прорезал в подкладке куртки что-то вроде петли, в которой и спрятал нож. Так иногда прячут иголку с ниткой, прикалывая за лацканом пиджака. Поправив куртку, и с благодарностью пожав Ярославу руку, Максим бросился к дверям штаба.

**Глава 16. Разочарование. Бегство из Нового мира **

Быстро миновав тёмный "предбанник", Максим нос к носу столкнулся с уже знакомым хамоватым охранником — с тем, что цеплялся к звеньевому во время первого визита. Ехидная улыбочка, отожравшейся гусеницей изогнувшаяся на изрытом фиолетовыми оспинками широком лице коротышки, ясно давала понять, что шанса поиздеваться над новичком этот холуй также не упустит. Прозвучало знакомое:

― Стой, раз-два. Куда бежим?

Максим стал напирать на наглеца, пытаясь отодвинуть его в сторону.

― Мне в бюро учёта. Сказали срочно зайти, чтобы записаться.

Охранник потянулся к висящему за спиной автомату.

― О-о, ты чего это растолкался, гадёныш? Там ещё нет никого. Так что, иди, гуляй, пока прикладом в зубы не получил. Второй охранник наблюдал за разговором от стенки, готовый в любую секунду помочь напарнику. Максим ослабил напор, и решительно напустился на низкорослого цербера.

― Слушай, не помню, как там тебя зовут, люди на плацу сказали, что писари из бюро учёта уже вошли в штаб. Если вы тут прозевали, я не виноват. А будешь мешать мне приказ Верховного исполнять, станешь в санотряде в кучах из гнилых трупов копаться. Или забыл, что тебе начштаба сказал?

Уверенность, с которой Максим обрушил на мужчину свою гневную тираду, похоже, возымела действие. В глазах охранника появилась тень сомнения. Заметив эту неуверенность, Максим отпихнул автоматчика в сторону, и в три прыжка оказался на лестнице. Взбираясь по ступеням, он слышал за спиной разговор охранников:

― Правда, что ли, учётчики прошли?

― Я не видел.

― Хм, я тоже. Да, и хрен с ним — там, на этаже куча народу, если что, быстро его вниз спустят. А на меня майор и так косо смотрит.

О том, что в коридоре второго этажа скопилось много вооружённых гвардейцев председателя, Максим и сам догадывался, поэтому, взбегая вверх по ступеням, он вытащил из-за пазухи нож. Остановившись перед двустворчатой дверью, соединявшей коридор и лестничную клетку, Максим прислушался к голосам, глухо вибрировавшим в узком проходе коридора. Он представил, как должен будет, неожиданно появившись перед гвардейцами и штабной охраной, молниеносно преодолеть расстояние до двери приёмной. Мысленно досчитав до пяти, Максим ногой распахнул дверь, и вихрем ворвался в проём.

Повернувшись в сторону приёмной председателя, он уже на бегу успел рассмотреть, как автоматчики, что вели сюда Ольгу, и один из охранников, расположившись на корточках возле окна, играли в карты. Второй "хранитель штабного коридора" стоял как раз на пути Максима, возле нужной ему двери. Этот парень среагировал первым, опустив руку к поясной кобуре, но это было единственное, что он успел сделать.

Резко оттолкнувшись от пола, Максим с наскока тычком пнул охранника ногой в живот. Тот, растерянно "хэкнув", на мгновение оторвался от пола, и рухнул на спину, угодив в самую гущу игроков. Картёжники повалились на пол, как кегли, принявшие удар тяжёлого шара, посланного умелой рукой, ну, или, как в этом случае, ногой. Максим рванул на себя дверь приёмной, и быстро проскочил внутрь. Осматривая комнату в поисках предмета, которым можно было заблокировать дверь, он увидел начальника штаба, встающего из-за своего стола.

"Как же я про тебя-то забыл", ― подумал Макс, и бросился на майора, заметив, как тот принялся открывать верхний ящик своего массивного бюро. Максим оказался более проворным, и лезвие его клинка со свистом рассекло душный воздух приёмной с чмокающим звуком поразив широкое запястье начальника штаба. Потянув нож на себя, Максим заставил рану раскрыться подобно хищной пасти, незамедлительно начавшей плеваться сгустками крови.

С истошным воплем майор отдёрнул руку к груди, и свечкой вскочил со стула. Глядя на, почти отделившуюся от предплечья, кисть руки, первый помощник председателя вопил, как баба, увидевшая под лавкой мышь. Максим заставил его умолкнуть, саданув кулаком точно в солнечное сплетение. И, когда майор согнулся над столешницей, капая кровью на зелёную обивку, приложил его рукоятью ножа в основание черепа. Франтоватый офицер распластался на столе, как морская звезда защитной окраски.

Максим открыл ящик, куда так стремилась рука майора, и достал увесистый пистолет. Заткнув оружие за пояс, он схватил стул, намереваясь его ножкой заблокировать дверь. Однако, понял, что опоздал — дверь распахнулась, впустив взбешённых гвардейцев. Максим, не выпуская из рук стула, распахнул дверь председательского кабинета, и успел вбежать внутрь, тут же просунув в дверную ручку металлическую ножку сидения, заблокировав вход.

Он успел вовремя, потому что, едва он убрал руки от железки, дверь затряслась, натужно скрипя при каждом рывке с другой стороны.

― Макс! ― услышал он за спиной голос, который снился ему долгие месяцы скитаний — голос любимой женщины. Когда Максим обернулся, его взору предстала престранная картина: Верховный председатель, затаив дыхание, сидел на диване со спущенными штанами. Ольга стояла перед ним, упираясь ногой, обутой в стоптанный кроссовок, в промежность похотливого старца. В правый глаз председателя, в самую роговицу, упирался необычный острый шип, казавшийся продолжением изящной девичьей руки.

Присмотревшись внимательней, Максим сообразил, что в ладони Ольга сжимала заострённую птичью косточку, видимо, некогда плававшую в супе. "Остроумно", ― усмехнулся про себя Максим. У него, вообще, неожиданно поднялось настроение. Ведь, он смог прорваться в кабинет председателя, где стал свидетелем того, что его невеста так и не досталась этому старому лжецу. А ещё, в его душе стала появляться надежда на то, что они смогут вырваться за пределы Нового мира, оказавшегося не таким уж прекрасным.

Неожиданно нахлынувшая эйфория прорвалась наружу коротким приступом счастливого смеха. Отсмеявшись, Максим обратился к Ольге:

― Я горжусь тобой, любимая. Это же надо такое придумать!

Оля улыбнулась в ответ.

― Ты тоже молодец — не бросил меня наедине с этим павианом, ― она сильнее надавила ногой на причинное место Верховного. Тот, сдавленно застонал, но даже не дёрнулся — не позволила костяная игла, уткнувшаяся в зрачок. В этот момент отставной подполковник напоминал жабу, которую в научных целях распяли на куске фанеры, приготовив к прижизненному вскрытию — очень больно, очень страшно, но что-либо сделать нет никакой возможности. От недавней спеси не осталось и следа.