Роковые таблички

В большую дыру Максим напихал дров, растопки и разжёг огонь. Сначала печь жутко дымила, так, что Максим едва не задохнулся в тесном кабинете. Но, когда железные бока бочки и битый кирпич прогрелись, гарь перестала наполнять комнату. Постепенно рядом с печью стало гораздо теплее, и Максим перестал дрожать. Он открыл банку консервов, поставил их на днище бочки разогреть, и задумался о сегодняшнем происшествии.

Прокручивая в памяти сцены этого вечера, он изумился, как легко разделался с сегодняшним пришельцем. Не раздумывая, он использовал удачный момент, и прибил незнакомца, как надоедливую муху. Максим невольно сравнивал свои теперешние ощущения с теми, что терзали его душу после убийства бродяги на остановке. А ведь, тогда это был приступ гнева, в отличие от сегодняшнего желания устранить угрозу своей безопасности.

Даже чтобы воткнуть нож в Топора, Максиму потребовалось заставить себя, перебороть своё отвращение к убийству. А ведь, Топора он искренне ненавидел, и тот грозил ему смертью. Похоже, каждое последующее убийство требует всё меньше раздумий. Но и само состояние окружающего мира не способствует долгим размышлениям. "Кто долго думает — мало живёт", ― горько усмехнувшись, сделал вывод Максим.

Подкрепившись, и убедившись в прочности засовов и подпорок, Максим разложил спальный мешок недалеко от печи. Какое-то время он прислушивался, не доносятся ли с улицы какие-нибудь подозрительные звуки, но потом уснул. Спал Максим долго и без сновидений. А разбужен был невероятным шумом, доносившимся от двери.

Максим попытался резко вскочить, но пребольно ударился, запутавшись в спальнике. Высвободившись, Максим схватил дробовик и осмотрелся — в комнате никого не было. Сквозь щели между листами фанеры, которые закрывали окна, лился тусклый утренний свет. Однако шорох не стихал — кто-то настойчиво копошился с обратной стороны двери. Максим встал, и направил ствол в сторону шума.

― Валите отсюда, или я начну стрелять.

На пару секунд шуршание прекратилось, но потом появилось вновь.

― Вы чего, уроды, бессмертные? ― Максим шарахнул пучком картечи в центр двери, выломав приличную дыру с рваными краями. Сквозь клубы пахучего сизого дыма было видно, что за дверью — никого. Зато снизу слышался топот мелких, когтистых лапок, и визг, будто скребущий гвоздём по черепной кости.

Максим поёжился. Крысы! Он аккуратно выглянул в простреленную дырку, и заметил около двух десятков шершавых хвостов, растущих из здоровенных серых задниц, откормленных на мороженых трупах. А, впрочем, только ли на трупах? Такая толпа пасюков могла, при желании, и какого-нибудь уснувшего доходягу загрызть.

Максим просунул ствол в дырку, и, приняв толчок отдачи в плечо, пустил вслед длиннохвостым ещё пачку свинцовых шариков. Три крысы закувыркались по полу, вереща и дёргаясь всем телом. Остальные с визгом прибавили ходу, и скрылись из коридора.

Вот твари! Почувствовали тепло и запах еды — теперь будут грызть двери и стены, чтобы добраться до цели. Чёрта с два их напугаешь — обязательно вернутся. Максим осмотрел дверь, и оценил заметные повреждения от крысиных зубов. Потом размозжил прикладом головы пытавшимся уползти раненным крысам.

Взяв за хвосты, он отнёс их в кабинет, и швырнул в жерло печи — стоит спалить эту заразу, чтобы не нюхать потом трупный смрад из коридора. Максим уже успел узнать, как может испортить жизнь гниющая тушка крысы, когда одна сдохла в подъезде его дома. Так что, пока пусть поваляются на вчерашней золе в ожидании вечерней растопки.

Максим испытывал острейшее отвращение к этим суетливым зверькам. А когда их столько, да ещё такие крупные. Бр-р-р! Максим поёжился, отгоняя мысли о мерзких грызунах. Однако, дрожь не прошла окончательно. Максим решил разогреть себя работой — требовалось заготовить дров, а для этого надо пособирать остатки мебели в соседних кабинетах.

В смежном классе, куда в первую очередь проник Максим, окна никто не заколачивал, и свет щедро проникал в помещение. Судя по его ослепительной яркости и густо-аквамариновым участкам неба в проёмах оконных рам, ночной снегопад уступил место солнечной и морозной погоде. Об этом можно было судить и по сочащемуся в щели холоду.

Прежде чем заняться шумной заготовкой топлива, Максим решил осмотреть улицу. На полусогнутых ногах, он подкрался к окну, и осторожно выглянул наружу. Прекрасно! За ночь роскошные сугробы укрыли вчерашние следы, и теперь миллионами ослепительных искр отражали холодное зимнее солнце.

Максим с облегчением выдохнул облачко мутного белого пара, тут же осевшего на стекле морозным узором. Отлично, теперь на какое-то время он располагает контрольно-следовой полосой. Даже не обременяя себя постоянным наблюдением за улицей, он сможет распознать по следам обо всех передвижениях рядом с его убежищем.

Успокоенный, Максим принялся старательно выламывать ножки стульев, и крушить рамки от портретов писателей. Всё, что могло гореть в печи, он ломал и относил в своё зимовье. Вытащив из соседнего кабинета всё, что способно гореть, Максим спустился, чтобы проверить засовы на дверях и решётки на окнах. Всё ещё истекающий жарким потом после заготовки дров, он вернулся в своё логово, уже успевшее выстудиться.

Мороз за стенами крепчал, и Максим стынущими пальцами принялся растапливать печь. Довольно скоро от железных стенок потянуло теплом, а из нутра печи донёсся дразнящий аромат печёного мяса. Правда, аромат этот был подпорчен вонью от палёной шерсти, но он натолкнул Максима на мысль, что, когда запас продуктов иссякнет, он сможет поддержать свои силы, прибегнув к крысиной диете.

Так потянулись довольно однообразные дни и ночи. Минуты и часы ожидания тепла, когда он сможет, наконец, отправиться вслед за своей любимой. По ночам Максим спал возле тёплой печки, изредка просыпаясь от оглушительного крысиного шебуршанья за стенами. Порой доносились устрашающие вопли и с улицы. Максим понимал, что в этот момент оборвалась ещё чья-то жизнь. Сложно было на слух определить, близко или далеко разыгрывается трагедия. Лишь утром Максим мог по следам на снегу, или их отсутствию понять, где ходили чужие.

Дни он занимал тем, что бродил по этажам старой школы, собирал всё, что можно бросить в печь. Проверял замки и засовы. Укреплял рамы и решётки на первом этаже. Делал он это с помощью гвоздей и битого бутылочного стекла, щедро утыкая ими оконные проёмы и подоконники.

Из старых чугунных секций от радиаторов и кирпичей Максим изловчился строить западни на крыс. Он просто устанавливал кирпич или тяжёлую железку на штырёк с привязанной приманкой. Услышав грохот в коридоре, он выходил и собирал расплющенные тушки. Проще, конечно, было бы, как в первый раз, жахнуть по стайке голохвостых картечью, но Максим не хотел, чтобы выстрел привлёк ненужное внимание.

Часть крысиного мяса он готовил в пищу, а часть использовал как приманку для ворон, которых ловил верёвочными петлями. А так как и те, и другие твари водились в городке в изобилии, недостатка в еде у Максима не было.

В чём он действительно стал испытывать острую нехватку, так это в обычном человеческом общении. Спустя неделю после ухода общинников, он уже начал вслух разговаривать сам с собой. Прогуливаясь по коридорам и этажам, он распевал песни, слышанные когда-то по радио и с дорожек компакт-дисков. Он пел на разные голоса, слушая эхо, скачущее среди пустых стен. Иногда, рассказывал анекдоты, и сам нарочито громко хохотал над ними.

Иногда, становилось так тоскливо, что Максим подумывал: а не взять ли ружьё, да не пойти поискать приключений на улицах? Хоть какую рожу увидеть, пусть оскаленную от злости и голода — всё веселее, чем вот так, одному выть на стены. Он, и в самом деле, укутывался потеплее, брал дробовик, и спускался к выходу. Но, открыв дверь, и хлебнув холодного ветра с тонкой примесью запахов дыма, крови и гноя, он останавливался за порогом.

Максим напоминал себе, чего он здесь ждёт, и ради чего, вернее — ради кого. Сейчас он не имеет права рисковать собой — у него есть цель, ради которой стоит вытерпеть не только испытание одиночеством. И он вновь закрывал засовы, и шёл в своё временное зимовье доедать похлёбку из вороньего мяса с пшёнкой.

Скоро Максим стал замечать, что дни становятся всё длиннее в ущерб надоевшей ночи, а ветер стал приносить тонкий аромат особой весенней свежести, которая заставляла кровь быстрее бежать по жилам. Правда, в такие дни и вонь разложения становилась отчётливей.

Однажды, Максим проснулся от мерного перестукивания капель по оцинкованному откосу окна. Он вскочил, и, не набросив на плечи даже куртки, бросился вниз. Лязгнув засовами, он выскочил в распахнутую дверь, и подставил лицо каплям талой воды, только покинувшим кромку крыши. Весна! Нет никаких сомнений — Максим дождался. Он понимал, что ещё не скоро сможет выйти в путь, не рискуя замёрзнуть ночью. Однако, теперь начался обратный отсчёт — ощутимое наступление тепла и света уже не остановить.

Устав держать голову лицом вверх, Максим утёрся ладонями, и поморгал, прогоняя цветные спирали, пляшущие перед глазами после продолжительного любования мартовским небом. Проморгавшись, Максим привычно осмотрел дорожку напротив двери, и ещё раз хлопнул веками. Потом помассировал их пальцами, но увиденное не исчезло — на снегу, липком в связи с оттепелью, как оконная замазка, чётко отпечатались цепочки следов.

Максим подошёл ближе. Следы точно принадлежали людям. Именно, людям, а не человеку, так как следов было много и все разных размеров. Судя по вытоптанным участкам снега, люди стояли какое-то время под окнами. Они наблюдали за зданием, а, значит, поняли, что оно обитаемо. Похоже, они ещё не знают, что Максим живёт здесь один, иначе, наверняка, попытались бы проникнуть внутрь.

"Ну, вот. Прощай спокойствие — незваные гости пришли", ― Максим осторожно прошёл к двери, в один прыжок оказался в проёме, и задвинул засов. Поднявшись к себе, он наскоро перекусил холодной кашей, и, перейдя в соседний кабинет, устроился у окна. Он решил до наступления тьмы наблюдать за улицей, надеясь оценить масштаб угрозы.

От долгого смотрения на снег глаза болели и слезились. Максим не был уверен — на самом деле он заметил крупную тень, мелькнувшую между домами, или это был фантом, порожденный игрой световых бликов на снежной корке. Он решил оставить свой пост, только когда в его голове неожиданно зародился интересный план. Максим решил этой ночью подежурить снаружи, чтобы застигнуть врасплох незваных гостей, и, при необходимости, пугнуть их из дробовика.

Максим протёр слезящиеся глаза, растопил печь, и прилёг возле неё, чтобы вздремнуть до наступления тьмы. Этой ночью ему потребуется ясный ум и свежие силы. И если любопытные бродяги, истоптавшие прошлой ночью снег под окнами, пожелают появиться вновь, их будет ждать неожиданный сюрприз. Уж он порадует их подарком в виде заряда картечи. В такое время нежданный гость — не к добру, и его лучше отвадить сразу.

Максим проснулся, как по команде, именно тогда, когда сквозь щель форточки уже были видны фиолетовые крылья вечерних сумерек. Он напился остывшим кипятком, оделся потеплее, взял ружьё и тихо прокрался в соседний кабинет — свой смотровой пост. Сумерки ещё не успели сгуститься до уровня чернильной тьмы, и Максим смог рассмотреть, что улица по-прежнему пустынна.

Мужчина медленно, стараясь не упустить за звуком своих шагов малейшие шорохи с улицы, спустился вниз. Приложив ухо к двери, Максим отодвинул засов, откинул крючок и приоткрыл дверь. Никого. Держа наготове дробовик, Максим вышел в сумерки, и закрыл за собой дверь. Ключей у него, конечно, не было. Раньше, когда он был не один, это не было проблемой, так как внутри всегда оставались несколько человек караула.

Теперь же, когда ему требовалось покинуть здание, что было не так уж часто, он снаружи вколачивал в распор небольшой клинышек, запиравший дверь. Он старался делать это так, чтобы клинышек не был заметен, но понимал, что при свете дня и должной настойчивости, не составит труда его обнаружить, вытащить и открыть дверь. Но это днём, а сейчас, когда ночь уже вступила в свои права, его бесхитростный замок никто обнаружить не успеет.

Максим дошёл до угла здания, откуда можно было наблюдать за дверью. Там он бросил на снег кусок старого одеяла, и лег на него, положив рядом дробовик. Ночь была достаточно тёмной, чтобы Максим оказался невидим ни с дороги, ни от дверей здания. Он принялся ждать.

Привыкнув уже к одиночеству и затворничеству в старой школе, Максим не испытывал особых трудностей в деле неподвижного выжидания. Подобно коту, застывшему у мышиной норы с занесённой для смертельного удара лапой, он уподобился камню, пожарному крану, бревну — любому неживому предмету, способному не вызвать подозрений у жертвы.

Мёртвый снаружи, изнутри Максим разжигал себя активной умственной деятельностью. Он вспоминал любимые фильмы, отрывки из книг, памятные события — всё это было необходимо ему, чтобы не уснуть в ночной тиши, так и не дождавшись неведомых чужаков. Холод пока не проникал под многочисленные слои теплой одежды. Пока не проникал, но время шло, ползло медленно, будто испытывая терпение Максима. Время шло, а никто так и не появлялся.

Внутренние часы Максима, которым он уже привык доверять, подсказывали, что вот-вот минула полночь. Ни единого постороннего звука так и не прозвучало, не считая собачьего или волчьего воя где-то очень далеко, на другом конце города. Пальцы рук и ног стали неметь от ночного морозца. Максиму приходилось по очереди просовывать руки за пазуху и отогревать их на груди. С ногами было сложнее, но если долго шевелить пальцами, то чувствительность постепенно возвращалась.

Хотелось спать, хотелось согреться у печи, было острое желание бросить всё и подняться к себе, но Максим заставлял себя ждать на снегу. Он был уверен, что чужаки ждать не станут — они попытаются напасть именно этой ночью. Время застыло, как холодный мазут, не желая отдавать вечности ни секунды. Максим будто повис в безвременьи среди абсолютной тьмы, не ощущая ни ног, ни рук, ни морозных уколов на коже лица. Час быка — самая глухая и мрачная часть ночи. В это время силы зла вершат свои чёрные дела.

Максим настойчиво всматривался в черноту, пытавшуюся залепить его глаза, и удушить его волю. Странно, но Максим и вправду стал чувствовать удушье, и тут... ему в лицо сотнями ледяных иголок брызнул снег. Максим встрепенулся и протёр глаза — так и есть — он всё-таки заснул. Над головой слышался шорох крыльев, вспарывающих ночной воздух. Похоже, с крыши или с оконного откоса взлетела сонная ворона, скинув снег Максиму на голову.

Стоп! Кто-то ведь спугнул птицу. Максим прислушался — так и есть, слабый скрип сминаемого ногами снега было невозможно с чем-то спутать. Максим насторожился и стал ждать, когда начнут ломиться в дверь, чтобы стрелять наверняка. Всё-таки, в полной темноте нелегко догадаться, откуда точно исходит шорох шагов, а где расположена дверь, Максим помнил прекрасно.