Роковые таблички

Ещё шаг. Осталось немного, чуть-чуть ближе. Ну, давай, не тяни, позёр. Снова шаг. Всё — палач в зоне удара. Топор, что-то исступленно нашёптывая, отвёл руку с ножом для замаха. Всё, пора! Максим с воплем вонзил нож прямо в артерию на тощей шее Топора. Выдернул, и ткнул снова. Кровь брызнула тугим фонтаном, липкой росой оседая на лице и волосах Максима.

Палач был ошарашен болью и внезапностью нападения. Он обеими руками попытался зажать рану. При этом он забыл про тесак, зажатый в одной руке, и его лезвие срезало кусок его щеки, как шкурку томата. Топор отбросил нож, сдавив ладонями вспоротую артерию, но кровавые струйки лишь разделились на несколько фонтанчиков, но совсем не утихли.

Он, прожигая лицо Максима взглядом исполненным кипящей ненависти, шагнул к нему, но ноги будто подломились под весом тела. Топор рухнул на колени, а потом, когда ненависть в его глазах сменилась пустотой, с грохотом ткнулся носом в пол возле ног Максима.

Максим смотрел за стремительной агонией Топора, будто в кошмарном сне. С одной стороны, ничьей смерти он не желал так горячо, с другой — сознание, что это чёрное дело сотворили его руки, леденило его изнутри, как случайно проглоченный кубик льда из коктейля. Но шок от собственной решимости и жестокости быстро прошёл. Одна мысль заставила Максима собраться и сжать покрепче рукоять ножа — ведь он до сих пор находился в комнате полной лесопоклонников. Они в любую секунду могут броситься на того, кто убил одного из их вожаков.

Максим, вытянув руку с клинком перед собой, смотрел на общинников. Пока никто из них не показывал готовности вступить с ним в схватку. Не было заметно и желания навалиться скопом на парня с ножиком, и обездвижить его в один момент. Похоже, все ещё пребывали в некотором ступоре после случившегося на их глазах.

Максим водил ножом из стороны в сторону, давая понять, что готов дорого отдать свою жизнь. Как кот, загнанный в угол, превращается в тигра, так и мирного нрава человек, прижатый к стене плотным полукольцом противников, готов был жалить клинком, попробовавшим уже крови, любого, кто рискнёт приблизиться.

― Если кто попытается напасть — порежу на клочья, ― задыхаясь от волнения, прокричал Максим.

― А с чего бы кому-то на тебя бросаться? Этот урод уже всех в общине достал. С катушек съехал окончательно. Туда ему и дорога, правильно, мужики? ― Максим услышал из-за спины голос Антоныча. Мужики согласно загудели в ответ, подтверждая свою ненависть к Топору. Только сейчас Макс вспомнил о своём спасителе. Он обернулся и открыл уже рот, чтобы отблагодарить приятеля, но тот опередил его:

― Ты защищался, никто тебя за это не может судить. И даже я тебя удержать не смог. До сих пор не понимаю, как ты вырвался. Ну, что ни происходит — всё по воле Леших. Значит, такова их воля сегодня.

Максим не сразу, но догадался, что Антоныч не желает, чтобы общинники узнали, какова была его настоящая роль в смерти палача. Максим не стал размышлять, зачем Антонычу нужна эта таинственность, но прошептал одними губами, чтобы никто за спиной не мог услышать ни звука:

― Спасибо, братан!

Антоныч едва заметно кивнул в ответ, и тоже прошептал:

― Ножик себе оставь. Дарю.

Максим догадался, что Антоныч хотел бы скрыть от общинников свою роль в убийстве Топора. Раз так, то Максим ни словом не обмолвится о его неоценимой, в деле спасения его жизни, помощи.

Из толпы вышел Ярослав. Осмотрев труп, распластавшийся в луже натёкшей крови, он сказал:

― Ну, что ж — собаке, собачья смерть. Рано или поздно, этот гадёныш до всех, на кого зуб имел, добрался бы. А таких немало, потому что характер у покойничка был премерзкий. Пока в лагере, задницу лишний раз почесать боишься — вдруг не так поймут, и к Топору на экзекуцию запишут. Однако, Ведущий его очень ценил, и теперь будет в ярости.

Максим и сам прекрасно понимал это.

― Ты прав, бригадир. Только я не собираюсь обратно в лагерь — я вот куда пойду, ― Максим вытянул из-за пазухи ещё одну табличку, из тех, что взял на площади. Он протяну её Ярославу.

― У меня есть предчувствие, что там находится человек, который очень мне дорог. Дороже всех в этом мире.

Бригадир повертел в руках исчерченный маркером кусок фанерки, и покачал головой:

― Если верить карте, то идти туда довольно далеко — пешим ходом неделю, не меньше. А сейчас, по снегу и короткому свету, и того больше. Да и не забудь — кругом рыщут голодные людоеды. Одичавшие псы, опять же, не откажутся от человечинки. Сейчас одному путешествовать очень опасно.

Ярослав протянул табличку обратно Максиму, тот принял её и вновь заговорил:

― А почему одному? Мужики, пошли все вместе. Может, там, действительно лучше. Может, и в самом деле — Новый Мир. Вам не надоело на этих собраниях дрыгаться и исполнять любую волю Ведущего?

Общинники в ответ реагировали довольно вяло, но достаточно явно показывали, что их и так всё устраивает. Ярослав поддержал общее настроение:

― Ведущий — мужик с головой. Потому община с голоду не пухнет. А сейчас, когда ты занозу вырезал, чего не жить? А тебе скажу — не верь всему, что написано. В жизни всё, обычно, иначе выглядит. Ты, конечно, иди, раз такое дело, но мы вернёмся в лагерь.

Максим повернулся к человеку, сыгравшему только что роль его ангела-хранителя.

― Антоныч, ну а ты как, пойдёшь? Тебе то чего опять в общину возвращаться?

Антоныч искренне расхохотался в ответ.

― Как это чего? Во-первых, я тут присмотрел себе красотку одну из вновь прибывших. Попрошу Ведущего нас соединить — думаю, не откажет. А во-вторых, ― и Антоныч пнул бездыханное костлявое тело:

― Во-вторых, открылась вакансия ближайшего советника и охранника Ведущего. Наверняка тому теперь потребуется хороший стрелок. А лучше меня в общине никто не стреляет. Так что, думаю, всё получится. А если получится, то я не стану, как Топор за забором отсиживаться и резать своих же, чтоб еды хватило. Начну новые лагеря основывать в окрестностях. Люди то идут, а мы их — в жертву приносим из-за всякой ерунды. Расширяться надо, как вот эти, ― и Антоныч кивнул на табличку с серпом, молотом и ножом.

По одобрительным возгласам, Максим догадался, что общинники охотно поддержат Антоныча в этих начинаниях. Ясно, значит, придётся расстаться с мужиками сегодня, и продолжить свой путь в одиночестве.

Спать уже решили не ложиться, ведь за окнами вот-вот должен был забрезжить тусклый рассвет. Все стали собираться. Каждый поделился с Максимом частью продуктов. Оставили ему и патронов с запасом, спичек, тёплых вещей и батареек для фонаря. Максим поблагодарил каждого, и тепло распрощавшись со всеми, остался в пустом классе.

Он смотрел в окно, наблюдая за исчезающими среди пустых домов людьми. Вид нагруженных тяжеленными рюкзаками спин стал последним звеном, связующим его с общиной лесопоклонников. Но вскоре и они растворились в предрассветной мгле.

**Глава 9. Зимовье. Один в мёртвом городе**

Максим остался один в пустом городе. Ну, не совсем один, конечно — на холодных улицах изредка зарождалось движение, растворявшееся в брошенных зданиях. Но то была жизнь враждебная, несущая опасность и тревогу. Стаи одичавших псов дрались с бандами безумных двуногих бродяг за мороженное мясо висельников. Достать их мёртвые тела было нелегко, но иногда они падали, как перезрелые яблоки, и тогда остекленевшая плоть становилась причиной кровавых склок.

Места этих схваток Максим легко угадывал по душераздирающим воплям. Охота на мёртвое мясо заметно оживилась, стоило большой группе вооружённых людей покинуть город. Максим после ухода поисковой бригады, сразу же поволок труп Топора из здания бывшей школы. Он решил, что будет спокойней, если запах падали не сможет привлечь сюда толпу плотоядных тварей.

Он оттащил мертвеца за два квартала, и оставил посреди улицы. Пусть потешат свои утробы, или псы, или люди или птицы. Максим вспомнил, что где-то читал о традиционном похоронном обряде монголов. Вроде, они так же оставляли покойника в степи, на съедение птицам и зверью. Всё правильно — звери, птицы и растения кормили тебя своей плотью, так накорми и ты их после смерти. Зачем тебе гниющая плоть, когда твоя душа скользнула за черту небытия.

Бросив тело недруга, Максим бросился к своему убежищу. Требовалось обдумать свои дальнейшие действия. И до темноты нужно было успеть укрепить одну из комнат. Ведь, он не мог всю ночь стоять в карауле — без сна недолго лишиться и сил, и разума. Но ещё больше Максим не желал быть схваченным во сне.

Закрыв изнутри двери на засов, он бросился в подвал, где не так давно видел железную бочку. Из неё он намеревался соорудить подобие печи. Ведь, спальные мешки в небольшом классе спасали от холода, когда много людей лежат на полу рядом. Хватало тепла нескольких масляных фитилей, коптящих в жестяных банках. На одного человека этого не хватит.

Максим вспотел, пока докатил тяжёлую бочку на второй этаж, где он присмотрел небольшую комнату с целыми стёклами в окнах. Возможно, в прежние времена, здесь располагался кабинет директора. Максим вкатил бочку в угол, и вернулся в подвал за ломом.

Максим имел опыт жизни в домах с печным отоплением. И, как натура любознательная, имел некоторое представление о принципе работы печи. Когда он вспомнил о хламе, виденном в подвале, у него довольно быстро появилась идея по устройству отопления.

Притащив в кабинет последнюю деталь — ржавый кусок железного листа, Максим схватил поудобней лом, и подступил к бочке. Поначалу заострённый железный прут отскакивал от округлых боков ёмкости, как от огромного баскетбольного мяча. Каждый удар болезненно отзывался в мёрзнущих ладонях. Бочка, как живая, подпрыгивала на полу, но выскочить из угла не могла.

Наконец, упорство сделало своё дело, и лом стал пробивать металл насквозь. Так, настойчиво вгоняя тяжёлую железяку в упругий бок бочки, и морщась каждый раз от оглушительного грохота и тяжёлой отдачи, Максим смог сделать несколько отверстий. Взмок, как в парной, но сделал. Бочка сильно помялась, да и отверстия оказались неровными, даже корявыми, но для задуманного этого будет достаточно.

Рядом с окном Максим бросил на пол лист железа, на который поставил вверх дном бочку. Сверху, у самого днища, оказалась дырка размером в два мужских кулака. Посерёдке, в центре глубокой вмятины, ощерясь внутрь острыми зазубринами, зияла дыра вдвое больших размеров. И у самого пола, был ряд мелких отверстий, которые должны были обеспечить доступ воздуха для горения.

Отдохнув с полчасика, Максим взял лом и вышел в коридор, где стал крошить кирпичи из перегородок. Угловатые обломки он относил в кабинет, и бросал в жерло будущей печи. Это, чтобы сберечь пол от излишнего жара, и чтобы этот самый жар дольше держался в комнате. Натаскав обломков на треть бочки, Максим спустился к выходу.

Он вспомнил, что здание снаружи увешано старомодными водосточными трубами, порядком поржавевшими. Одну из них Максим решил использовать в качестве дымовой трубы. Он выглянул в зарешёченное окно первого этажа — до того, как начнёт темнеть, у него есть около получаса. Надо успеть. Максим отодвинул засов, и, оглядываясь по сторонам, пошёл вдоль стены.

Добравшись до водостока, он сломал ломом крепления, до которых смог дотянуться. Потом, ухватившись за нижний конец трубы, и раскачивая из стороны в сторону, он, спустя минут десять, сумел-таки отломить порядочный кусок. Ухватившись за полую железку, мужчина потащил её в сторону распахнутой двери. Но там его уже ждали — напротив входа стоял истощённый оборванец с топором в руках. Он смотрел то на открытую дверь, то на Максима.

Макс выругался про себя: как же — вышел на улицу, и без оружия, идиот. Немного поодаль слышались голоса. "Ясно, сейчас дружки этого доходяги нарисуются. А я тут без ружья, без ножа. Лопух!" ― думал Макс, не спуская глаз с непрошенного визитёра. Тот, в свою очередь, ухватил обеими руками топорище, показывая, что готов пустить оружие в ход.

Для Максима ситуация сложилась почти безвыходная. Неважно, кто это — людоеды или простые мародёры. Даже если его не убьют, а просто оставят снаружи без оружия, спичек и провизии, долго он не продержится. Ведь, именно поэтому, он не отправился тотчас же к лагерю "Нового мира" на поиски Ольги. Даже хорошо снаряжённым, преодолеть такой путь в одиночку ему казалось делом почти безнадёжным. Вот он и решил обустроиться здесь, и дождаться, когда ослабнут холода и начнёт таять снег.

Похоже, этот, с топором тоже понял, что за распахнутой дверью у этого мужика с трубой что-то припрятано. И ещё, заметив, что оппонент покрепче телом, чем он сам, наверняка догадался, что одному с ним не справиться. Откуда-то раздались голоса:

― Лысый, ты куда провалился. Уже темнеет, беги сюда.

Тот, кому был адресован этот призыв, обернулся на крик и распахнул желтозубую пасть.

― Эй, мужики, здесь...

Что "здесь" мужики уже не услышат, потому что Максим сообразил в доли секунды, как спасти своё положение. Только незваный гость отвернулся, Максим тут же бросил трубу, сжал лом обеими руками и бросился на врага. Тот слишком поздно услышал быстрые шаги за спиной. Когда он обернулся к Максиму, острый конец лома с хрустом воткнулся ему в переносицу. Кожа и черепная кость на уровне лба раскрылись как ухмыляющийся рот, и кровь укрыла грязное лицо багровой вуалью.

Мужик со стонущим звуком осел в снег. Макс вернулся за трубой, и быстро вбежал в помещение. Задвинул засов, и сразу же бросился за оружием. Часа два он терпеливо дежурил у двери. Слышал какое-то время голоса, зовущие "Лысого", но довольно скоро они стихли. Похоже, знакомые мужика с расколотой головой не смогли в темноте отыскать следов своего приятеля. Перед тем, как подняться наверх, Максим осторожно вышел наружу, оттащил мертвеца на противоположную сторону улицы, и спихнул в открытый подвал. На обратном пути он прихватил топор покойного.

Закрывая за собой дверь, он с облегчением заметил, что начал сыпать густой снег. Завтра все следы будут укрыты ровным белым слоем. Максим на радостях вознёс хвалу Лешим, хоть всегда внутренне посмеивался над этой смешной привычкой лесопоклоннников.

Он отволок трубу в кабинет, и при свете масляной коптилки, закончил сооружение печи. Один конец трубы он, примяв ломом, запихнул в верхнее отверстие бочки. Другой раструб вытянул в форточку, выбив кусок стекла. Прорехи заткнул тряпьём. Печь готова!

И всё же, спешить с растопкой Максим не стал. Сначала решил побеспокоиться о безопасности. Ведь, если такие компании гуляют туда-сюда по улицам, не хотелось бы, чтобы они видели отсветы печного пламени в окно. Ночью в мёртвом городе его окошко будет сиять подобно маяку, будто призывая всякое опасное отребье: "Заходите к нам на огонёк".

Ещё засветло Максим видел на стенах кабинета тонкие фанерные щиты, с наклеенными листами текста, диаграммами и плакатами назидательного содержания. Это, как раз то, что нужно! Максим сумел отодрать щиты вместе с маленькими гвоздями, на которых те висели. Потом, с помощью тех же гвоздиков, приколотил фанеру к оконным рамам. Остались небольшие прямоугольные прорехи, поэтому Максиму пришлось поискать похожие информационные щиты в соседних кабинетах. Наконец, с устройством светомаскировки было успешно покончено, и Максим слегка немеющими от холода руками, приступил к розжигу своей "чудо-печи".