Роковые таблички

Максим выждал немного, чтобы успокоиться, и не испугать ненароком Ольгу своим дрожащим от волнения голосом. Потом достал телефон, быстро нашёл заветный номер и нажал кнопку вызова.

― Привет, любимая!

― Привет. Хорошо, что ты позвонил, ― долгожданный голос звучал тихо, будто из-за деревянной стенки, но даже плохая связь не могла скрыть нервной дрожи, которой он был густо пропитан. Максим понял, что Ольге всё известно. Ну что же — меньше времени уйдёт на объяснения.

― Значит, ты уже слышала новости?

― Конечно, слышала и видела. Максик, что делать? ― в конце вопроса из телефонной трубки, неуловимой капелькой ртути выкатился неуверенный всхлип.

― Оля, не вздумай раскисать — я знаю что делать. Всё будет хорошо. Я тебя спокойно проведу в город, ― убеждал Максим возлюбленную, несмотря на полное отсутствие чёткого плана действий. Это был вынужденный блеф — он не мог позволить ей плакать, ведь её слёзы жгли его душу злее, чем концентрированная соляная кислота.

― Но в новостях показывали, как людей из водомётов поливали, дубинками лупили. Никого не пропустили в город, ещё и приезжих из города вывозят. Там, правда, всё так, как показывают? ― всхлипы прекратились, уступив место ноткам женского любопытства. Максим продолжил ещё более ободряющим тоном:

― Ну, я бы не сказал. Видел несколько патрулей, но всё чинно и уважительно — никакой жестокости. Ты же знаешь, как на телевидении любят всё преувеличивать. Сняли в каком-то спальном районе стычку с хулиганьём, массовку на задний план компьютером прицепили, пугающим голосом прокомментировали — и крутят по всем каналам, ― Максим чувствовал, что с каждым словом этой успокаивающей лжи, он не только вселял уверенность в собеседницу, но и сам начинал верить, что легко сможет справиться с новыми трудностями.

― В общем, слушай меня внимательно, любимая. Через два дня, я с утра позвоню тебе, и объясню, где и в котором часу я тебя встречу, чтобы провести в Москву. А за это время я подниму свои связи, и обо всём заранее договорюсь.

― Хорошо, милый, буду ждать звонка. Я люблю тебя, ― Оля заметно приободрилась, и вновь обрела своё, восхищавшее всех, самообладание.

― И я тебя люблю, ― ответил Макс, дождался коротких гудков, и убрал телефон.

Конечно, ему пришлось солгать Ольге про свои всемогущие связи. Кроме того, он подозревал, что сейчас никакие связи, даже если бы они были, не смогли бы принести пользы в его беде. Придётся договариваться на месте.

И Максим, накрепко наказав родителям никому дверь не открывать, отправился на поиски этого места. Здраво рассудив, что дороги наглухо забиты толпами разъярённых провинциалов, которые, возможно уже начали жечь в ярости автомашины с московскими номерами, Максим решил, что Ольге лучше будет добраться до границ города на электричке. Сверившись с картой, прихваченной из салона машины, он тут же отправился на метро в намеченное место пересечения железнодорожной ветки с границей Москвы.

Подземка гудела, как растревоженный улей, но Максим был слишком занят своими мыслями, чтобы подключаться к вспыхивавшим тут и там перепалкам. Конечная — дальше пешком. Он сегодня не рискнул довериться маршруткам, опасаясь застрять в жесточайшей пробке. Пользуясь подробным автомобильным атласом, дворами и переулками он вышел к гаражам, одевшим железнодорожную линию, как серые рукава, аляповато украшенные цветистыми граффити.

Следуя вдоль гаражных коробок, спустя полчаса Максим заметил милицейский автобус. Его пассажиры, в наглухо запахнутых бронежилетах, патрулировали тёмный проём под мостом, по которому Московская Кольцевая автодорога перескакивала над рельсами дороги железной.

Мужчина замедлил шаг, перебирая в мыслях варианты фраз, которые ему могут потребоваться в предстоящей беседе с суровыми постовыми. Он был уверен, что его остановят грубым окриком — он не раз видел сегодня подобные сцены на улицах. Однако, милиционеры молча смерили его равнодушным взглядом, и принялись что-то вполголоса обсуждать между собой.

Максим в полном недоумении сделал ещё несколько робких шагов, но, нутром почуяв какой-то подвох, постоял немного, развернулся и подошёл к группе служителей порядка.

― Кх-м, хотел вот спросить: а что, выходить за кольцевую можно?

Дюжий старлей, повернул к нему круглое и мальчишески веснушчатое лицо. Десять бесконечных секунд он брезгливо теребил надменным взглядом внешний вид Макса. Вид, судя по выражению лица, был заведомо не внушающим доверия. Наконец, был через силу выдавлен "ёмкий" ответ:

― Можно, ― за спиной старлея кто-то хихикнул. "Ясно, ребята решили позабавиться", ― Максим начинал понемногу выходить из себя:

― Я понимаю — это очень смешно, но по ящику показывают бои на баррикадах, а вы говорите, что можно.

― Можно, можно — не сомневайся, ― тут уже прыснул откровенный хоровой ржач. Минуту весь пост ухохатывался, держась за округлые рюкзаки животов. Старший поста отдышался, и, видимо, обретя, после удачной на его взгляд шутки, доброе расположение духа, снизошёл до объснений:

― Туда проходить можно, но налегке, а вот уже обратно — нельзя. Новый приказ только что поступил: даже москвичей в город пускать не велено. Так что, решай — туда или сюда.

Вот это поворот! Макс понял, что договориться будет непросто. Хотя, ребята, вроде, общительные, а таким деньги всегда нужны. Максим напустил на лицо загадочный вид, и вполголоса обратился к веснушчатому крепышу:

― Товарищ или господин — не знаю, как сейчас правильно — старший лейтенант, мне очень нужна ваша консультация. Можем мы с вами переговорить наедине, в сторонке?

Офицер понимающе кивнул, и коротко махнул рукой в сторону автобуса. Вдвоём с Максом они втиснулись между гаражной стеной и крашеным боком "Пазика". Круглолицый покрутил головой, и тихо подал голос:

― Я слушаю. Только коротко и по существу.

Максим кивнул, и дрожащим от волнения голосом, заговорщицки скатываясь, порой, до полушёпота, попытался изложить своё предложение:

― Послушай, старший лейтенант, как мужик мужика, войди в положение. У меня жена за городом. Вернее, будущая жена — у нас свадьба через несколько дней. Она по этой дороге до города доедет, и мне её провести через кордон как-то надо. Очень надо. Я не просто так прошу — у меня есть, чем отблагодарить.

Милиционер, нахмурив лоб, так, что часть веснушек исчезли в тёмных расщелинах морщин, закусил нижнюю губу. Максим видел, как сильно хочет он согласиться на его предложение, и как нелегко даётся ему отказ:

― Как мужик, я тебя прекрасно понимаю. И дело не в деньгах — у нас приказ. Да, что там приказ — всё гораздо хуже. Не забывай, что сейчас двадцать первый век, камеры кругом. Крыса незамеченной не проскочит. Каждый уголок просматривается. А в случае чего одним лишь снятием погон дело не ограничится — чрезвычайное положение, или не слышал? Короче, шкуру снимут по полной программе. А у меня тоже жена, и ребёнок.

Последние слова доходили до обескураженного сознания Максима будто издалека, сквозь обжигающий туман отчаяния. Он попытался ещё раз:

― Но я могу все свои сбережения отдать, если поможешь. Хорошие деньги!

― Ты не понял — здесь никто пройти не сможет. Ни за какие деньги сейчас никто рисковать не станет. Когда она должна здесь быть?

― Через два дня.

Милиционер стал пятиться от Макса, с видимым облегчением сообщив ему:

― Ну, тем более, что это не моё дежурство. Это Мишкино отделение будет проход караулить. А они только сегодня утром сменились, ― офицер ещё раз с сочувствием посмотрел в глаза Максиму, и помотал головой:

― Только Мишка тоже не рискнёт кого-то провести. Очень жаль! Да, и ещё — не пытайся кольцевую перебегать поверху. Там всё под прицелом, и был приказ по нарушителям стрелять боевыми патронами и на поражение. Если нет возможности задержать живыми. Но я думаю, что даже если будет возможность, всё равно предпочтут стрелять. В общем, я тебя предупредил, но, тем не менее — удачи!

Старлей, пожав плечами, отправился к своим, оставив обескураженного и исполненного разочарования Максима медленно приходить в себя. Он не помнил, как добрался до дома, но на следующий день вернулся к посту на границе города. И через день он продолжил обходить смежные пункты пропуска, безуспешно пытаясь "договориться" с постовыми. Те, будто сговорившись, отметали его предложения.

Неудачей закончились и все попытки найти, пусть маленькую, но неохраняемую "лазейку" в город. Максим был близок к панике, и решил уже, раз не получается провести невесту в город, уйти с ней в голодную неизвестность выжженной засухой и потравой провинции.

Но настоящий удар ждал его вечером. Когда Максим начал звонить Ольге, её номер оказался недоступен. Он до утра набирал заветные цифры, натирая маленькими кнопками кровавые мозоли на дрожащих пальцах, но ответа не было. Телефон его возлюбленной безнадёжно молчал.

**Глава 5. Чрезвычайное положение. Шаг в неизвестность и первая кровь**

Сам толком не понимая, сможет ли он что-либо сделать, если Ольга всё-таки догадается пройти вдоль железной дороги к границе города, Максим отправился туда, едва забрезжил рассвет. Распихав по карманам все свои сбережения, он, щурясь усталыми глазами под быстро набирающим силу утренним солнцем, поспешил к метро.

Знакомой дорогой он без проволочек добрался до знакомого поста. Не медля ни секунды, Максим попросил старшего смены, на этот раз им оказался поджарый капитан средних лет, выслушать его. Они отошли в сторонку, и капитан первым начал говорить:

― Я в курсе уже — мне про тебя по смене передали, и не только про тебя. Тут такие, как ты, пачками ходят. Так что, даже не начинай, мне жизнь дороже твоих денег.

― Но, капитан, невеста же. Свадьба послезавтра. Сейчас её электричка должна к Москве подъезжать, ― Максим несвязно лепетал, судорожно пытаясь уговорить милиционера. Но тот коротким красноречивым жестом оборвал словоизлияния Макса.

― Ша! Я уже устал всем объяснять, почему это совершенно невозможно. Поэтому скажу просто — нет! Невеста? Так вали к ней из города, и живи. И совет вам да любовь. А сюда никто не пройдёт... А вот, кстати, с твоей электрички, похоже, народ повалил. Всё, отойди в сторонку и не мешай, ― капитан скоренько зашагал к проёму моста, под которым показалась группа людей.

"Повалил" оказалось сильным преувеличением, потому как под мостом столпилось не более трёх десятков мужчин и женщин. Видимо, остальные уже были в курсе абсолютной тщетности любых попыток попасть в город. Максим долго всматривался в измученные лица, но Ольги среди них не было.

Постовые встали на пути людей, взяв короткоствольные автоматы наизготовку. Капитан, даже не включив новенький мегафон, протянутый ему помощником, принялся зычно орать в сторону моста:

― Граждане, в связи с режимом чрезвычайного положения, у меня приказ, никого не пускать в город. Пожалуйста, будьте благоразумны, и возвращайтесь обратно. В противном случае мы вынуждены будем открыть огонь на поражение. Не вынуждайте нас идти на крайние меры.

Люди замедлили движение, но не остановились. Капитан быстро кивнул одному из постовых, и тот, отработанным движением вскинув автомат дулом вверх, дал короткую очередь в воздух. Толпа остановилась. Минуту люди задумчиво перетаптывались в тени моста. Потом, с десяток человек отделились от группы, и медленно поплелись прочь от города.

Пожилой толстяк в вельветовой куртке, сипло крикнул вдогонку уходящим:

― Правильно, валите отсюда. Понаедут вечно, а мы их корми. Нечего — теперь не дадут вам наши продукты вывозить.

Среди тех, кто уходил, нашлись желающие ответить перекормленному хаму. На разные голоса зазвучали резкие фразы, в целом схожие по смыслу:

― Ну да, со всей России смели продукты в свои хранилища, а нам теперь с голодухи подыхать? Вечно за наш счёт жируете, и ещё недовольны. Чтоб тебе наша жратва поперёк горла встала, пузатый.

Толстяк с самодовольным видом отмахнулся:

― Ладно, валите к себе. И чего вам дома не сидится. Правильно, нечего пускать в город всяких, ― последняя фраза была обращена к постовым. Мужчина направился в их сторону уверенными шагами. Капитан повторил своё предупреждение, а стоявший рядом с ним милиционер демонстративно передёрнул затвор автомата. Толстяк опешил:

― Ребята, да вы что — мы же москвичи. Я вам сейчас паспорт покажу.

Капитан, решил воспользоваться мегафоном, видимо, надеясь, что так до этого мужика лучше дойдёт сказанное:

― Повторяю: у меня приказ не пускать никого. Ни иногородних, ни москвичей — ни-ко-го. Ещё один шаг, и будем стрелять.

Щёки толстого мужчины обрели свекольный оттенок, и беззвучно затряслись. Минуту он стоял, будто опешив, а потом, обернувшись к своим товарищам по несчастью, заорал, срываясь на сиплый фальцет:

― Да что же это — домой уже не пускают. Какой ещё приказ? Не может быть такого приказа. Вы как хотите, а я пойду, и ничего они мне не сделают — не имеют права.

Мужчина сделал единственный шаг, как вдруг, его лицо лопнуло, напомнив спелый арбуз, сброшенный с высоты на асфальт. Одновременно послышались громкие выстрелы. Ещё несколько человек, будто извиваясь в нелепом танце, сопровождаемом фонтанчиками крови на их одежде, стали падать под ноги своих товарищей. Те, кому посчастливилось избежать встречи с пулей, бросились врассыпную, заглушая испуганными воплями грохот выстрелов.

Очень скоро проём под мостом был снова свободен, если не считать нескольких тел, лежащих в собственной крови и отвратительно содрогавшихся в предсмертной агонии. Запах пороха вскоре заполнил всё вокруг, и вывел Максима из краткого оцепенения, в котором он пребывал с момента первого выстрела.

Максим медленно попятился, потом бросился бежать. Он мчался до тех пор, пока ноги, непривычные к бегу, не стали подкашиваться, а под ребрами не появилась острая, как от раскалённой иглы, боль. Сквозь одышку и гулкие удары пульса, пробивалась мысль: "Значит, всё и правда очень серьёзно. Придётся хорошо всё обдумать, чтобы не нарваться на милицейскую пулю". И Максим отправился домой — поразмыслить над тем, как ему найти свою любимую, и не погибнуть при этом, по возможности.

Но размышлениям он предавался недолго — по дороге, толкаясь боками с угрюмыми горожанами в метро. Когда он открывал дверь в квартиру, план действий в его голове уже окончательно созрел. Поговорив с родителями, и объяснив, что им пока будет лучше и безопасней остаться в его квартире, он принялся метаться по Москве.

Он тратил свои сбережения направо и налево, скупая необходимые припасы: консервы, крупы, соль, масло и прочий продукт, способный к долгому хранению. Приходилось платить втридорога и, буквально, рисковать головой, разыскивая лихих торговцев, готовых отдать продукты без карточек. В случае, если бы его схватил милицейский или краснопогонный патруль, крупных неприятностей избежать бы не удалось.