Роковые таблички

― Это Дмитров. Только мы к нему с изнанки подошли. Это что-то вроде объездной дороги.

― Нам сюда надо?

― Нет, нам здесь делать нечего. Сейчас передохнём немного, и дальше двинем.

― А, может, в гости к кому зайдём? Мне после этой ночи в лесу, жуть, как охота под крышей поспать, ― на этих словах Григорий изобразил гримасу боли, и схватился за поясницу, будто в результате ночёвки в холодном лесу заработал жестокий ревматизм. Потом он вдохнул поглубже, и заорал так, что Максим прикрыл уши, испугавшись за свой слух.

― Э-э-й! Люди-и! Есть кто живой? Отзовись.

Максим дёрнул напарника за рукав, и прикрикнул на него:

― Ты чего, забыл, от кого мы вчера в лес убегали? А вдруг, и здесь такие же отморозки проживают? У меня ведь один заряд остался.

Григорий развёл руками, вроде: "Виноват, забылся". Потом взглянул ещё раз вверх, и повернулся к Максиму.

― Ладно, идти, так идти. Пойдём, место для отдыха поищем.

Но только они сделали шаг по дороге, как сверху донёсся грубый голос:

― Уходите? А меня с собой не возьмёте?

Мужчины посмотрели вверх, и заметили человека, стоящего на самом гребне склона, с обрезом двуствольного ружья в руках. Мужик хитро улыбался, и если бы не оружие, вид имел не такой уж и грозный. Максим, помешкав немного, ответил:

― Далеко идти, и всё пешком. Тяжело будет с непривычки. А так, конечно — дорога не купленная. А здесь то чем плохо?

Мужик с обрезом неожиданно перестал улыбаться.

― Сами всё увидите, ― сказав это, мужчина вытянулся, будто прислушиваясь к каким-то, только ему слышным, звукам. Он стал немного напоминать охотничью собаку, почуявшую, невидимого ещё, зверя.

― Сами увидите. И, боюсь, очень скоро.

Максим решил прекратить этот, полный загадок, театр одного актёра.

― Слушай, друг, не хочешь говорить — не надо. И незачем туман напускать.

Мужик в ответ сорвался на крик:

― Да какой, на фиг, туман. Просто, рассказывать некогда. Давайте, за мной — я тропинку покажу, по которой сюда поднимитесь.

Григорий, похоже, почувствовал тревожную нервозность, охватившую человека на склоне. Это состояние начинало понемногу передаваться и ему. Однако, протест неожиданным командам от неизвестного человека не унимался.

― Да не нужна нам эта тропинка. Мы, вообще то, дальше идти собрались.

Нервный мужичок с обрезом, опять сорвался на крик:

― Через десять минут от вас только ботинки останутся. Если жить хочешь, беги за мной.

Приятели решили больше не тратить время на препирательства, и последовали вдоль склона. Вскоре Максим и Григорий заметили цепочку узких ступенчатых уступов в земляной стене. Человек наверху жестами призывал их поторопиться, сам, то и дело, всматриваясь куда-то в сторону горизонта.

― Давай, мужики, поднимайтесь. А, чуть не забыл — те ступеньки, около которых ветки в землю воткнуты, перепрыгивайте. Не вздумайте наступить — я там капканы поставил.

― Спасибо, что вспомнил, ― с иронией пробормотал Максим, и первый ступил на земляную лестницу. Когда он, вместе с Григорием оказался наверху, незнакомец приветственно протянул раскрытую ладонь.

― Будем знакомы — Михаил.

Мужчины представились, и пожали протянутую руку. Михаил махнул рукой им за спину.

― А теперь можете взглянуть, почему здесь опасно оставаться.

Максим обернулся. Вдоль кромки леса, у самого подножия сосен шевелился лоскутный шерстяной ковёр. Но, в отличие от настоящего ковра, созданного дарить уют и тепло человеку, эта живая масса являла собой чистую агрессию, не обещавшую ничего, кроме ужаса, боли и смерти.

Выпученные, сверкающие глаза, ощеренные пасти, острые клыки — огромная собачья стая стремительно приближалась к склону. Псы были один страшнее другого — ротвейлеры, разнотипные овчарки, мощные чёрные терьеры. Их злобная устремлённость не оставляла сомнений, что простой командой "сидеть", или "фу" эту бешеную свору не остановить. Эта лающая, рычащая волна мышц, клыков и шерсти должна была вот-вот затопить дорожное полотно, и достигнуть земляного склона.

И Максим, и Григорий с трепетом взирали на этих зверюг, будто выскочивших из самой преисподней. Сами они никогда не смогли бы в этом признаться, но в тот момент, некий забытый, первобытный страх сковал их, не давая пошевелиться. Это оцепенение длилось до тех пор, пока Михаил не взялся трясти мужчин за плечи, приговаривая:

― Ну, что встали, как парализованные? Бежим за мной, иначе они будут за нами на склон карабкаться. Лучше их не раздражать без крайней необходимости.

И втроём они побежали к высокому забору, увитому поверху колючей проволокой. Максим на секунду с ужасом представил, что было бы, останься они внизу, на дороге. Он нервно сглотнул, и прибавил шаг, стараясь оказаться, как можно дальше от высокой насыпи, у подножья которой бурлило хрипящее море из злобных тварей.

Михаил рывком распахнул маленькую калитку, и жестом предложил поторопиться. Григорий, склонившись едва ли не пополам, вошёл во двор. Максим, перед тем, как последовать его примеру, испуганно оглянулся. Михаил ободряюще, и, в то же время, поторапливая любопытного Макса, хлопнул того по спине.

― Лучше не оборачивайся — на это времени нет. Надо успеть укрыться в доме. К тому же, эти твари предпочитают на крутые склоны не карабкаться. Они сейчас по дороге крюк сделают, и войдут в город с "парадного входа". И я не завидую тем, кто в этот момент окажется в пределах видимости какой-нибудь псины.

Максим протиснулся в тесный дворик, не дослушав до конца пояснений Михаила. Сзади послышался грохот закрываемой калитки, и лязг засова. Хозяин обогнал гостей, жестом пригласив следовать за ним. Чтобы открыть старенький висячий замок, потребовалось не менее пяти минут яростного ковырянья ключом, в неизменном сопровождении крепчайшей, как декабрьский лёд, матерщины.

Похоже, что эмоциональные возгласы Михаила послужили звуковым маяком для блуждающей стаи, потому что забор из плотно подогнанных досок содрогнулся от сильнейшего удара. Почти одновременно с этим, за, усиленной "колючкой", преградой раздался устрашающий рык, сопровождаемый разноголосым лаем.

― Быстро они добежали, ― изумился Максим. Михаил, которому, наконец-то, удалось справиться с капризным замком, удивления не выказал.

― А что ты хотел? Это тебе не домашние "бобики" — эти псы тренированные. Одних учили всякую дрянь находить, а других — как лучше в горло вцепиться.

Мужчины тут же вбежали в распахнутую дверь. Максим обернулся и взглянул на хозяина дома, гремящего замками, щеколдами и засовами у тяжёлой стальной двери. Он смотрел и думал над его словами. Потом сдался и решил просто спросить:

― А не слишком много голов для клуба собаководов?

Михаил снисходительно усмехнулся, и открыл, было, рот, чтобы ответить, но Григорий опередил его:

― Так под Дмитровом большой кинологический центр есть. То есть, был, судя по беспризорным "ученикам". А так, там псов готовили для армии, милиции, спецслужб всяких.

Михаил щёлкнул пальцами.

― Молодец. Всё правильно сказал. Откуда знаешь то?

― Да, у меня приятель там срочную служил. От аллергии мучался постоянно. Из санчасти, говорит, не вылезал.

Михаил рассмеялся.

― Понимаю. У меня теперь на собак тоже стойкая аллергия. Уж слишком досталось от них в последнее время. А эти мерзавцы в погонах, как всё началось, больше о себе беспокоились, чем о зверях. Потом вообще свалили, оставили только пяток прапоров, чтоб псов кормили, да территорию стерегли. А те, суки, немного подождали, около месяца, а потом провизию в машины загрузили, и исчезли в неизвестном направлении.

Собаки выли с голодухи так, что в городе слышно было. А идти туда, ясно, что страшно — никто не рисковал. Но потом всё-таки выискался самоубийца — выпустил зверюг. А они же его, скорее всего, первого и сожрали. Но это моя версия. А на самом деле, может, собаки и сами вырвались из вольеров — ну, подкоп сделали, или сетку прогрызли.

Максим прислушался к тому, как мощные тела, прыгая, бьются о забор, раскачивая его. Эти звуки, сопровождаемые низким лаем и грозным рычанием, повергали его в трепет, справиться с которым было довольно сложно. Всё его существо взывало к немедленному бегству из дома, подальше от этих атакующих клыкастых чудовищ. Однако, разум пока успешно противился этим позывам, понимая, что шансов выжить вне стен укрытия практически нет.

Максим взглянул Михаилу в глаза, и задал вопрос, который неожиданной мыслью промелькнул в его голове:

― А, сам то, чего из города не уйдёшь? Меня бы с такими "соседями" удар хватил через неделю.

Михаил посмурнел лицом, тяжко вздохнул, и жестом поманил гостей к двери у дальней стены.

― Пойдём, с кем-то познакомлю. Только ружьё и свинокол тут оставь. На стол, вон, положи.

Максим не стал спорить, и сложил оружие на круглый журнальный столик. В соседней комнате, в углу, стояла широкая кровать. На ней полулёжа расположилась миниатюрная, коротко стриженая шатенка, которая суетливо задвинула ящичек прикроватной тумбочки, едва только распахнулась дверь. Максим улыбнулся, поняв, что женщина, услышав незнакомые голоса за стеной, принялась, как принято говорить "наводить марафет". Женщина, в любой ситуации остаётся женщиной.

Михаил подошёл к ней, и нежно чмокнул подставленную щёку.

― Лена, познакомься — это Максим, а это Григорий. Они по дороге шли, что внизу, за огородами, когда стая из леса появилась. Вот, пригласил их переждать.

Максим решил вставить приветственное слово.

― Рад познакомиться, Елена. Да, если бы не Михаил, нас бы с Гришей в живых уже не было. Собачки бы нашими костями в футбол играли.

Женщина, при упоминании собак, сморщила носик, потом несмело улыбнулась, так и не встав с постели.

― Очень рада вас видеть, ребята. А то мы здесь всё больше вдвоём. Уже немного стала от людей отвыкать. Скоро мы с Мишей, сами по-собачьи тявкать начнём. Что там нового, в других местах?

― Да вот, с теплом, вроде начинают кое-где листочки на деревьях проклёвываться. Может, в этом году без Леших обойдётся. Москва по-прежнему для всех закрыта. Кругом не особенно людно. Но так больше ничего примечательного, ― Максим понимал, что не стоит тревожить лишний раз женщину подробными описаниями их приключений.

― А здесь вы как оказались?

На этот раз отвечать взялся Григорий:

― Да мы в засаду у дороги попали. Пришлось машину бросить, а через лес к Дмитрову и вышли.

Максим незаметно дёрнул приятеля за рукав. Но тот уже и так понял, что рассказ о засаде был лишним, когда поймал красноречивый взгляд Михаила. Григорий решил, несколько неуклюже, поправиться:

― Но так всё хорошо. А скоро будет и ещё лучше, не сомневайтесь.

Михаил ещё раз поцеловал женщину, и повёл гостей к выходу из комнаты.

― Родная, нам надо поговорить с мужиками. Если что — зови.

― Конечно, конечно, идите, ― несколько разочарованно ответила шатенка.

Закрыв дверь, Михаил полушёпотом спросил:

― Видел? Жена моя. С кровати уже два месяца не встаёт.

― А что с ней?

― Колол дрова, она носила. Проморгали приближение стаи. Огромный мастифф умудрился две доски в заборе выломать. Лена на снегу поскользнулась, а он вцепился в ногу. Я успел колуном ему башку расколоть, и жену в дом оттащить. Но рана оказалась серьёзной — до сих пор не оклемается. Вот и ждём. Забор теперь постоянно укрепляю. Машину уже присмотрел бесхозную, но рабочую. Бензинчика подсобирал. Думаю, летом, по теплу и долгому свету, уехать отсюда куда-нибудь.

― И куда собрался, если не секрет? ― поинтересовался Григорий.

― Да, не решил ещё. Будем по дороге смотреть, где глаз задержится — там и остановимся.

Максим с сомнением покачал головой.

― Думаешь, там лучше? Сейчас везде так, только вместо четвероногих, двуногие псы друг с другом грызутся.

― Но вы ведь, куда-то шли? Тоже ищете, где лучше?

― Да, как тебе сказать... Ты вот, молодец — о жене заботишься. А я со своей невестой расстался. Не по своей вине, конечно, но теперь ищу её уже почти год. Вот прослышал про некий "Новый мир" — не то секта, не то банда с идейными заморочками. Я считаю, что моя Ольга теперь там. А Гришка мне помогает. Если бы не его машина, я бы ещё далеко отсюда был, пятки стаптывал, ― рассказывая это, Максим, будто на коммерческой презентации иллюстрировал свой короткий рассказ, доставая попеременно из потайного кармана куртки маленькое фото своей невесты, и табличку с призывом идти в "Новый мир".

Внимательно изучив текст на табличке, Михаил посветлел лицом. Его глаза засияли, и он бодро воскликнул:

― О! Вот туда мы и поедем. Там люди, там порядок. А то надоело всё: тут, хоть люди и не достают, собак боятся, но эта одичавшая стая, имени, так его растак, кинологического центра — это просто кошмар наяву. Тут сам выть и гавкать начнёшь, как пёсий оборотень. Уже все, кто мог, из города сбежали. А кто не успел, или не смог — прячутся, как мы, или уже отмучились, царствие им небесное. Никому такой смерти не пожелаю.

И Максим, и Григорий, прислушиваясь к звукам беснующейся стаи за стенами, согласно закивали. Потом Максим задал, давно не дававший покоя, вопрос:

― А когда мы уйти сможем? К чему готовиться? День, два, или всего несколько часов? ― на последних словах Максим затаил дыхание, в надежде услышать желаемое.

― Ну, сегодня точно не уйдут — не надейтесь. Завтра или послезавтра, наверное, дальше двинут. Территория для охоты у них обширная — побегут её прочёсывать, жертв искать, да в помойках рыться. А добычи, похоже, всё меньше становится. Стая заметно поредела, да и псы полегчали-отощали. Но зато и во двор ещё ожесточённей рвутся — вон, доски в два слоя, а всё равно трещат.

Все ещё немного посидели, молча прислушиваясь к устрашающим звукам с улицы. Потом Михаил хлопнул себя по коленям.

― Что это я? Не ждать же нам день или два на голодный желудок, ― он встал и направился вон из комнаты. Заметив, как Максим стал доставать консервную банку из мешка, Михаил помахал рукой.

― Нет, нет, ты это спрячь. Вы — мои гости. И потом, город немаленький, есть, чем поживиться. Из-за собак сюда никто забираться не рискует. В крайнем случае — несколько залётных бродяг, но они много не утащат. А сами собаки ни двери, ни банки открывать не научились.

Вскоре, он вернулся, нагруженный рыбными и мясными консервами, пакетами сухариков, и даже выудил из кармана бело-голубую баночку сгущёнки. Максим, проглотив слюну, воскликнул:

― А ведь и, правда — не бедствуете.

Максим с Григорием дождались, пока Михаил накормит свою жену, что, впрочем, не заняло много времени. Затем мужчины приступили к трапезе. Успевали и есть, и говорить, как всегда в таких случаях. В ежедневной беготне только и остаётся время для разговора, что за совместным поглощением пищи.