Роковые таблички

Четверо молодых парней, вдали от начальства, вряд ли откажутся обменять что-либо им не принадлежащее на возможность добавить в серую обыденность службы, ярких красок лихой радости с ароматом жгучего спирта. Риск, конечно, имеется, но для Максима он ничтожен, в сравнении с выгрызающим его изнутри голодом.

Он сложил в неглубокую ямку, присыпав сухими ветками три бутылки прозрачной жидкости, и, схватив начатую ёмкость за горло, встал и решительными скачками стал спускаться с откоса к дороге. Вытянув руки над головой, он закричал изо всех сил:

― Э-эй, мужики, не стреляйте. Я без оружия.

Парни у грузовика вскинули автоматы, и один из них, тот, что пошире в плечах, угрожающе рявкнул:

― Эй ты, а ну стоять. Ещё шаг, и мы из тебя сито сделаем.

Максим остановился, придав лицу наименее, по его мнению, подозрительное выражение лица. Вид вышел немного дурашливым, но Макс растянул улыбку ещё шире, и вновь обратился к автоматчикам:

― Ребята, да я мирный человек — говорю же, что нет у меня оружия. Зато есть кое-что для вас.

― Стой где стоишь, придурок. Что это у тебя в руке?

Максим под строгим присмотром чёрных зрачков автоматных дул, скрепя сердце проглотил "придурка", и совсем уж по-халдейски помахал бутылкой:

― Водка это, мужики. Водочка, водяра. Четверо мужиков — скучновато, наверное, постоянно насухую служить. Вот, решил вам подарок сделать.

На лицах солдат явно читалась заинтересованность, но они продолжали посматривать на старшего. Тот, секунду подумав, заорал:

― Подарок? Ну, ка-анечно. Дед Мороз, блин, выискался. Знаем мы такие подарки. Ну-ка, сам глотни хорошенько.

Максим понял, о чём подумал солдат, и, желая развеять его сомнения, стал скручивать винтовую пробку с бутылки. Демонстративно взболтав жидкость, он, стараясь не дышать носом, сделал щедрый глоток из горлышка. Потом, сморщившись, отдышался и просипел:

― Ох, и крепкая. Ух, а сейчас тепло внутрь так и потекло. Хорошо! Решайтесь, мужики, а то сейчас один всё выпью.

Солдаты, посмеиваясь и соревнуясь в колкостях по поводу водки а также последствий её употребления, выжали несколько минут. Потом, заметив, что хуже Максиму не становится, скорее наоборот — мужчина немного повеселел, вновь уставились на главного. Тот, выдержал недолгую паузу, и опустил оружие:

― Ладно, шагай сюда. Только медленно, и руки держи на виду.

Парни пустили бутылку по кругу, и вскоре пустая посудина была с радостным гиканьем разбита об асфальт. Они принялись с благодарностью хлопать Макса по плечам:

― Слушай, а ты, похоже, честный человек. Взял, да угостил ребят, а то все, понимаешь, пристрелить норовят, ― солдат кивнул в сторону одного из трупов.

― Да, о чём вы говорите, мужики? Я же сразу сказал — я мирный человек. Кстати, я мог бы вам ещё "горючего" достать.

― Так, давай, а то зубы помочили, теперь бы ещё и душу сполоснуть. Догнаться точно необходимо.

― Ребята, так вы и меня поймите: три дня ничего не жрал. Я ведь водку то надеялся на еду поменять. Вот если бы... ― Максим красноречиво кивнул в сторону фуры.

― Кстати, а что там у вас?

Солдаты обменялись взглядами, и дружно расхохотались, без злости, а так, от приподнятого алкоголем настроения.

― А ты, змей, мужик — издалека зашёл. А, кстати, там крупа в мешках да тушёнка в жестянках. А сколько бы ты в обмен на водку взять хотел?

― Семь, нет, десять банок тушёнки.

Тот солдат, что говорил больше остальных, обратился к своим:

― А что, может и правда, уважим человека? Я думаю, пропажу пары упаковок не сразу заметят?

Парни согласно закивали в предвкушении пирушки. Старший положил руку на плечо Максиму:

― Давай, неси водку, а мы пока вытащим для тебя тушёнку. Там в каждой коробке по двадцать жестянок. Ты парень хороший — двух коробок тебе надолго хватит.

Максим задрожал от радости и удивления, но, стараясь не испытывать неожиданную щедрость солдат на долговечность, тут же бросился наверх за оставленными бутылками.

Превозмогая одышку он очень скоро стоял перед фурой, сжимая в руках стеклотару с горячительным. Две картонных коробки уже стояли на асфальте. Максим сунул бутылки солдатам, а сам кинулся к картонным ящикам. Попытка поднять сразу обе коробки успехом не увенчалась — уж очень тяжёлыми они показались, измученному голодом и долгой дорогой, человеку. Максим минуту плясал вокруг картонной колонны, пытаясь ухватиться и так, и этак, но, в итоге, решил перенести ящики по одному.

Поднимаясь по склону, он убедился в верности этого решения — подъём с грузом был настолько труден, что если бы ему на коробку положили, ну, хотя бы ещё одну банку тушёнки, он точно кубарем скатился бы на дорогу. Максим, добравшись с передышками до верхнего края насыпи, с облегчением опустил коробку, будто набравшую лишний десяток килограмм за время подъёма, на землю.

Немного передохнув, недоверчиво оглядываясь на пирующих охранников, Максим подобрал массивную сухую палку, и принялся углублять ямку, в которую до того прятал водку. Грунт, на счастье Макса, был достаточно податливый, но к тому времени, как яма приобрела нужные габариты, пот, тем не менее, крупными градинами выступил на лице и пребольно разъедал глаза.

Утерев лицо, мужчина опустил коробку с консервами в тайник, завалил землёй, и присыпал сверху ветками. Собрав поблизости булыжники, что покрупней, он выложил рядом небольшую пирамидку, чтобы самому можно было потом обнаружить собственный схрон. Содержимое второй коробки Максим решил рассовать по карманам, и загрузить в мешок, который сделает из своей куртки. Этого ему надолго хватит. Надолго — это до того времени, как он отыщет свою любимую.

"Надо, кстати, спросить — не известно ли им чего о том, куда уходили люди с электричек", ― подумал Максим, спускаясь к дороге. Вслух он, однако, крикнул, обращаясь к солдату, прильнувшему к горлышку переданной ему по кругу бутылки:

― Смотри, не лопни, кутила!

Но тот, будто назло его шутливому предостережению, взял, и...в ту же секунду лопнул. Да, именно так — его лицо, вместе с бутылкой, лопнуло с громким чавкающим звуком, раскрывшись, наподобие кошмарной розы с белыми вкраплениями костных осколков. Зрелище было настолько фантастическим и необъяснимым, что все застыли в полнейшем изумлении. Но когда у второго охранника в груди появилась окровавленная воронка, Максим плашмя бросился на землю. "Снайпер", ― тревожным красным светом промелькнуло в голове.

Максим никогда не видел вживую результатов работы снайпера, но смотрел телевизор, читал газеты, а потому не сомневался в том, что именно меткие выстрелы стали причиной фатальных изменений в облике охранников. Максим плотнее вжался в землю, понимая, что может стать следующей мишенью для невидимого стрелка — тот вряд ли догадается, что он не имеет к солдатам и грузу никакого отношения.

Максим уловил встревоженным ухом ещё несколько отдалённых хлопков. Ещё были слышны звуки падающих тел, потом осторожные шаги. Максим лежал не шевелясь, наивно полагая и надеясь, что на него не обратят внимания. Но круглый кусок горячего металла, с силой вдавленный ему в затылок, заставил распрощаться с этими надеждами.

От горячего ствола, жгущего кожу головы, шёл плотными волнами запах пороха с небольшой примесью палёных волос. Дуло ещё сильней упёрлось в затылок, когда раздался скрипучий голос:

― Попробуешь встать, я тебе башку прострелю, и мозги будешь свои из земли выкапывать. Так, кто ты такой?

**Глава 6. Жизнь в секте. След Ольги теряется**

― Максим. Полыхаев, ― не очень членораздельно назвался, лежащий лицом в землю человек.

Тот, кто прижимал к его затылку дуло винтовки, ярился всё больше:

― Да, плевал я на то, как тебя зовут. Ты кто такой, говорю? Из охраны? А форму, постирал что-ли?

― Из какой охраны? Я хотел еду у солдат выменять — иду издалека, и уже не жрал два дня. Слушай, да убери ты ствол, дыру в затылке просверлишь, ― Максим попытался повернуть голову, но нажим на затылок усилился.

― Не дёргайся, сказал! Успел ты на землю прыгнуть, а то бы я тебя вместе с солдатнёй на пулю насадил. Ну, ничего, я это сейчас сделаю. Лучше поздно, как говорится...

Внезапно истеричные словоизлияния стрелка были прерваны низким голосом с отчётливыми властными нотками:

― Ладно, Топор, ты его сверху не убил, и здесь уже минуты три болтаешь, а он до сих пор жив. Так может и не стоит в него стрелять? Ну-ка, отпусти его.

Нажим на голову ослаб, и Максим повернувшись, сел, желая сначала осмотреться. Тот, что поближе стоял, с винтовкой казался слишком худым при его-то высоком росте. Ещё он был обладателем очень примечательной детали — его нос был просто огромен. Начинаясь прямо от нижней границы невысокого лба, он рос почти горизонтально, после чего резко обрывался книзу. Всем видом этот уникальный нос напоминал не то акулий плавник, не то... ну, точно — топор. Так вот откуда его прозвище. Максим с огромным усилием подавил смех, не желая раздражать нервного снайпера.

Второй человек был не так высок, да и не очень тонок — скорее, плотно сбит, как боксёр на пенсии. Мужчина лет сорока пяти с широким, украшенным залысинами, лбом на породистом лице. Его правильные черты не позволяли говорить ни о красоте, ни о безобразности. Единственное, что выделяло его среди остальных, стоявших рядом и поодаль, так это выражение бесконечной уверенности в правильности всего, что он делает и говорит.

"Топор" сделал шаг в его сторону, ещё больше ссутулившись, будто желая быть вровень с самоуверенным крепышом.

― Ведущий, а ты зачем спустился? Вдруг здесь ещё кто живой остался.

Тот, кого назвали "Ведущим", похлопал обеспокоенного снайпера по плечу:

― Это вряд ли. А если даже кто и выйдет с оружием — ты же рядом. А я в тебе уверен, Топор.

Снайпер на этих словах расплылся в счастливой улыбке, довольный, как пёс, которого хозяин потрепал за ухом. Максим сразу понял, кто здесь всё решает, и обратился к этому человеку в выпачканном длинном плаще:

― Послушайте, как вас, э-э... Ведущий. Я, в самом деле, шёл мимо, и решил выменять немного еды у охранников, вот у этих, с дырами в голове.

― Я тебе верю, как там тебя... Максим. Только теперь это наш грузовик, вместе со всем содержимым. А нас много, и поэтому делиться с посторонними я не намерен. С другой стороны, крепкий мужик нашему лагерю не помешает. Ты можешь пойти с нами, тогда получишь свою пайку, ― сгрудившиеся вокруг главаря люди принялись дружно кивать, соглашаясь с каждым его словом. Максим встал, отряхнулся и, вспомнив о тайнике с тушёнкой, будто нехотя, помотал головой.

― Нет, я не могу с вами. У меня времени нет. Я лучше пойду, хорошо?

"Ведущий" нахмурился:

― Хорошо, пойдёшь, но только куда я скажу. Топор!

Дуло резво вскинутой винтовки остановилось аккурат напротив Максимовой переносицы. Тот, закусив губу, кивнул:

― Всё! С вами, значит, с вами. Пойду.

― Ну, вот и славно. А теперь принимайся вместе с остальными выгружать содержимое фуры. Надо поторопиться, пока за ней вояки не вернулись.

Несколько человек ловко, по-паучьи, забрались под тент. Остальные выстроились у заднего борта прицепа и стали принимать мешки и коробки, тут же рассовывая их по огромным заплечным мешкам из яркой ткани. Самые тяжёлые мешки привязывали к складным медицинским носилкам. "Навьюченные" люди тут же принимались карабкаться на откос.

Максиму, за неимением лишнего рюкзака, взвалили на плечи тяжеленный мешок с сахаром. За спиной заскрипел несмазанной калиткой голос Топора:

― Вперёд, умник, я за тобой пойду, так что не балуй.

Потом он, видимо, решил обратиться к своему предводителю:

― Ведущий, этот последний. Что смогли — погрузили. Надо уходить, пока за грузом хозяева не вернулись.

― Прекрасно — управились за пятнадцать минут. Всё, уходим, ― Ведущий быстро, но без суеты, взобрался по склону. Ожидавшие наверху мужчины, подняли тюки и носилки с грузом, и, тяжело переставляя ноги, двинулись вслед за ним. Топор и ещё трое мужчин с ружьями замыкали колонну, шурша ботинками за спиной Макса.

Шли довольно долго, около двух часов, не раз останавливаясь для недолгого отдыха. И вот показались рыжие колонны соснового бора. Ветви сосен, как и всех деревьев на планете, пугали своей мёртвой чернотой. Они, как корявые пальцы чёрных мумий, царапали свинцовое осеннее небо.

Протоптанная тропка, петляя между мощных стволов, упиралась в металлические ворота. Высокие створки были украшены фигурками, которые, по замыслу неведомого художника-любителя, должны были напоминать известных мультяшных героев. "Когда-то здесь, наверное, детский лагерь отдыха размещался", ― без труда сообразил Максим.

Ворота распахнулись с пугающим лязгом и громыханием, и поглотили вереницу согнувшихся под тяжкой ношей людей. За бетонным забором тут же раздался восторженный клич множества голосов. Оказавшись внутри, за воротами, Максим увидел множество женщин и детей, восторженно вопящих при виде богатой добычи. От забора также доносились приветственные крики — их испускали вооружённые мужчины. Они сидели на расставленных вдоль бетонной ограды конструкциях, грубо сколоченных из досок наподобие строительных козел.

Максим с огромным облегчением сбросил под навес мешок, и, потирая взмокшую и онемевшую спину, ещё раз внимательно осмотрелся. Ну так и есть — бывший пионерлагерь: одноэтажные жилые корпуса, столовая, площадь со шпилем флагштока. Часовые вдоль забора стояли через каждые десять метров. Вооружение их поражало своим разнообразием: охотничьи ружья и карабины, автоматы армейские и короткоствольные милицейские. Один мужик деловито крутил на пальце допотопный наган, какие носили раньше сторожа-вахтёры на заводах и фабриках.

Максим улыбнулся, про себя подумав: "Они бы ещё с рогаткой часового поставили. А, похоже, не очень спокойно им тут живётся, раз забор столько народа охраняет".

Его мысли были прерваны зычным гласом Ведущего. Именно гласом, не голосом — настолько мощно звучал он над головами собравшихся, заглушая их разноголосое бормотание.

― Братья и сёстры! Все, кроме часовых, собирайтесь в храме. У меня есть несколько важных сообщений.

Народ потянулся к зелёному дощатому павильону. Максим по виду здания сообразил, что до объявления его храмом оно успешно служило актовым залом или клубом. Внезапно, Максима грубо пихнули в спину.

― А тебе что, особенное приглашение требуется?

Максим обернулся и совершенно не удивился, увидев ухмыляющегося Топора.

― Слушай, Топор, ты чего, думаешь, что сможешь меня всё время пинать? Ведущий же велел меня в живых оставить. Значит, убить меня ты не сможешь — хозяина своего побоишься. А раз так, в следующий раз я твой огромный клюв набок сверну, если ещё до меня дотронешься. Так что, впредь повежливей будь, ― сказав это, Максим пошёл догонять остальных, оставив трясущегося от бешенства Топора переваривать сказанное.