Сианьский кризис

Да и вообще, условия для наступательных операций изначально были для СССР и его сателлитов намного благоприятнее, чем на Тихоокеанском ТВД в 1945 году — тут и расстояния были намного меньше, имелась не самая слабая промышленная и судостроительная база северной Италии, наличествовала разветвленная сеть военно-морских баз и аэродромов, лучше было со снабжением.

В общем, исключать вероятность разгрома 6-го флота, Средиземноморского флота Великобритании и ВМС Франции определенно не стоило. Высадка же советско-итальянского десанта на Юге Франции пусть и не приводила к немедленной катастрофе, но и ничего хорошего не сулила, поскольку потеря южных департаментов, с их сельскохозяйственными угодьями, развитой промышленностью и энергетикой, резко ускоряла наступление краха Франции в целом. Защитить Юг было нечем — там просто не было армейских группировок, способных противостоять агрессору, высадившему значительные силы на Лазурном берегу. Роты ОРБ не стоило даже принимать в расчет, на развертывание резервных формирований требовалось время, которого явно не будет — да и надежность южан, среди которых было немало сочувствующих коммунистам, после пребывания в советской зоне оккупации, была под большим сомнением. Слишком уж разительна была разница между поведением русских на оккупированной территории Франции и, пришедших им на смену англичан и американцев.

Строго говоря, единственной надеждой на удержание южных департаментов было то, что Красный блок предпочтет нанести первый удар по Мальте и Гибралтару, чтобы как можно скорее захватить господство над Средиземным морем. Возможности для этого были — вряд ли Франко откажется разрешить высадку войсковой группировки стран Организации Московского Договора, предназначенной для захвата Гибралтара с суши; ну а после падения Мальты и Гибралтара высадка и снабжение значительных сил противника в Северной Африке, с их последующим наступлением к Суэцкому каналу представлялось сугубо технической задачей.

Вообще, стратегическое развертывание сухопутных войск Атлантического альянса в Европе, по мнению генерала, было ниже всякой критики. Две британские дивизии находились в Норвегии, вместе с четырьмя норвежскими дивизиями обеспечивая оборону оставшегося огрызка страны. Три американские, английская, две датские дивизии обеспечивали сухопутную оборону 'непотопляемого авианосца Альянса на Севере Европы'. В Бельгии дислоцировались пять бельгийских, четыре британских и одна американская дивизии. На Голландию приходилось шесть голландских, три британских и одна американская дивизии. И, наконец, в Великобритании были развернуты три английских и американская дивизии.

Конечно, президент де Голль понимал, что столь спорное с военной точки зрения развертывание объясняется политическими и экономическими причинами. Шла борьба между США и Великобританией за влияние на европейские страны — и размещение войск было одним из аргументов в этой борьбе. Вот только для боевого генерала де Голля было очевидно, что подобное равномерное 'размазывание' кадровых дивизий по всем континентальным странам Альянса в случае войны с Красным блоком неизбежно приведет к их быстрому уничтожению поодиночке ударными группировками русско-германских войск. К сожалению, де Голль не имел ни малейшей возможности заставить прислушаться к себе политиков ни в Вашингтоне, ни в Лондоне.

Но даже текущее соотношение сил, которое условно можно было назвать соотношением 'в статике', было далеко не худшим из возможного — в динамике все обстояло намного хуже. Для начала никто не препятствовал Советскому Союзу перебросить кадровые дивизии из европейской части метрополии — десятки первоклассных дивизий. Имелись также полтора десятка кадровых дивизий чешской и польской армий — конечно, они были второсортными, их боевые возможности по сравнению с русскими и немецкими союзниками были в разы меньше, но удерживать второстепенные участки фронта и нести оккупационную службу 'младшие братья' вполне могли, тем самым, высвобождая элитные соединения для нанесения главных ударов. Собственно, стратегический резерв Атлантического альянса, представленный кадровыми дивизиями, которые можно будет быстро перебросить во Францию, исчерпывался четырьмя дивизиями, дислоцированными в Великобритании, тремя английскими и одной американской. В штабе Атлантического альянса, правда, допускали возможность переброски во Францию части сил из Бельгии и Голландии, но де Голль относился к этим упражнениям штабных теоретиков с нескрываемым скепсисом, считая, что если девять английских и американских кадровых дивизий — допустим, их удастся свести в единый кулак! — смогут на несколько суток связать одну из русских или германских танковых армий, то это будет превосходный результат. Бельгийцев и голландцев генерал вообще в серьезных расчетах не учитывал — качество их соединений, оснащенных устаревшей техникой и не слишком хорошо подготовленным личным составом позволяло кое-как обороняться против равного количества кадрированных немецких или советских дивизий — но, не более того. Можно было рассчитывать на то, что они смогут некоторое время удерживать оборону на подготовленных позициях — но во встречном сражении ничего хорошего их не ждало. При таком раскладе — о какой переброске сил во Францию вообще может идти речь?

То, что события могут принять очень неприятный оборот, было понятно всему руководству Атлантического альянса, так что надо было искать какой-то выход. Таковой выход предложили янки — во Франции складировалось морально устаревшее вооружение и оснащение американских войск, воевавших на Западном фронте в 1943-1944 годах. Всего было складировано вооружения, техники, различных видов материально-технического обеспечения на пятьдесят дивизий сухопутных войск, в том числе, на десять танковых дивизий. За хранение всего этого военного имущества отвечала французская армия — янки 'великодушно' предложили считать понесенные при этом французами расходы вкладом Четвертой Республики в бюджет Атлантического альянса. Сама идея выглядела следующим образом — после начала войны США проводят мобилизацию, после чего призванные из запаса резервисты прибывают во Францию, где их ждут расконсервированные французами техника и вооружение, быстренько вооружаются и браво вступают в бой с войсками Красного блока.

Лично де Голль, как, впрочем, и подавляющее большинство французского офицерского корпуса в реальность этого плана не верил ни на сантим. Минимум месяц на то, чтобы отмобилизовать и собрать для переброски во Францию около миллиона человек, необходимых для укомплектования этих пятидесяти дивизий с частями усиления. Минимум месяц на переброску резервистов через Атлантику. После чего только начнется процесс формирования и боевого слаживания из этих, вчера еще гражданских людей, успевших основательно забыть свои военные специальности, подразделений, частей и соединений. Если на мгновение поверить, что американцы действительно собирались выполнять этот план, то эти дивизии смогут вступить в бой через полгода после начала войны. Не подлежало сомнению, что американским штабистам были известны урок, полученный Францией летом 1940 года — так что можно было смело заключать пари на дюжину коньяка столетней выдержки против бутылки 'Кока-колы', что реальный план американцев на использование этого старья был совершенно иным: после начала войны президент США подпишет прошение командующего сухопутными войсками Атлантического альянса в Европе, разумеется, американца, утвержденное председателем Комитета начальников штабов, о 'передаче военного имущества армии США (список прилагается, на эти пятьдесят дивизий) доблестным французским союзникам, для вооружения и оснащения их, развертываемых по мобилизации, соединений'. Вне всякого сомнения, президент США немедленно утвердит это предложение.

Зачем это было нужно американцам, было очевидно любому здравомыслящему человеку — их высшее руководство, реалистично оценивая свои шансы в сухопутной войне с Советским блоком, совершенно не собиралось бросать свои войска в мясорубку сражений с признанными всем миром экспертами в маневренной войне, каковыми были русские и немцы. Генерал ничуть не сомневался в том, что суть основного плана войны с Красным блоком, составленных в Пентагоне, такова: континентальная часть Западной Европы является стратегическим предпольем, оборона которого должна измотать и обескровить противника ценой гибели 'пушечного мяса', которым являются французы, бельгийцы, голландцы, датчане, норвежцы. Это было неизменным правилом англосаксов, свято ими соблюдаемым — большую часть 'счета мясника' должны оплачивать союзники! Тем временем, американские резервисты действительно прибывают в Европу — но не во Францию, а в Великобританию, укрепляя оборону 'непотопляемого авианосца' и, одновременно, стратегического плацдарма США в Европе. Туда же отводятся уцелевшие в сражении за континентальную часть Западной Европы войска альянса — можно было не сомневаться в том, что на этот раз есть тщательно спланированная серия операций 'Динамо', в которой предусмотрены все мыслимые ситуации.

После этого с британских авиабаз начинается стратегическое бомбардировочное наступление на промышленные центры и транспортные узлы Советского блока, предусматривающая не только массированные бомбардировки обычными бомбами, но и применение атомного оружия. Разумеется, русские и немцы не останутся в долгу — так что английским городам, промышленным предприятиям и портам, от их щедрот перепадет немало.

Генерал, по праву рождения принадлежавший к элите Франции, и, с самого детства вращавшийся в кругу тех, кто имел реальную власть в стране, не понаслышке знал настоящие причины подавляющего большинства войн. Точнее, эти причины можно было сформулировать одним словом — деньги! Именно они, как правило, играли ключевую роль в начале войн и их окончании — проще говоря, войны начинали тогда, когда это сулило весомые прибыли, и, заканчивали тогда, когда либо добивались поставленных целей, либо, когда становилась очевидной экономическая бесперспективность начатой войны. Именно таким было общее правило. Конечно, из него были и исключения, самым наглядным из которых стала Первая Мировая война — в нее вступили, катастрофически недооценив размеры расходов, которых она потребовала, и, что не менее важно, не сумев закончить ее вовремя, когда она еще не стала абсолютным разорением для подавляющего большинства ее участников.

Как это ни парадоксально, но нынешнее положение дел напоминало де Голлю расклады 20-х — 30-х годов, когда Версальско-Вашингтонской системой были недовольны влиятельные страны, неожиданно для себя оказавшиеся изгоями мировой политики и экономики — а победители, и, формальные бенефициары были слишком слабы, чтобы удержать эту систему силой. Нынешняя ситуация, разумеется, не была точной копией той — но несомненное сходство присутствовало. Тогда в числе победителей присутствовали Великобритания и Франция, несомненно, одержавшие военную победу, закрепленную политически — но, понесшие невосполнимые экономические потери, и надломленные психологически. Сейчас же в весьма пикантном положении пребывали Соединенные Штаты — их положение как одной из держав-победительниц не подлежало сомнению в военном и политическом отношении, с экономикой все обстояло не столь однозначно. Все дело было в том, что экономическими целями США во Второй Мировой войне было обеспечение долгосрочной загрузки своей экономики, или, говоря проще, подтверждение своего экономического доминирования в мире военно-политическими средствами, дополненное утверждением доллара в качестве единственной мировой валюты. Америка была вынуждена играть в расчете на достижение максимального результата, поскольку слишком велик был разрыв между имевшимися производственными мощностями и емкостью доступных ей рынков, слишком велико было имевшееся уже к концу 20-х годов превышение предложения над имевшимся спросом.

Из этого проистекало все остальное — США пошли на беспрецедентное увеличение государственного долга, рискуя гиперинфляцией и развалом своей финансовой системы. И, риск был оправдан — стратегические конкуренты Америки увлеченно громили друг друга, аннигилируя свои экономические потенциалы.

Строго говоря, в 1942-1943 году США были всего в одном шаге от достижения поставленной цели — Британская Империя разваливалась под ударами стран 'Оси' и непосильным для нее бременем военных расходов; объединенная Гитлером континентальная Европа попыталась проглотить намного больше, чем могла переварить — и балансировала на грани катастрофы; о Японии даже не приходилось говорить всерьез — не с ее экономикой можно было бросать вызов Америке; Советский Союз, истекая кровью, изматывал Германию, объективно действуя в интересах США.

Дальше началось то, что не укладывалось ни в какие закономерности — Шарль де Голль слишком хорошо знал законы большой стратегии, чтобы сомневаться в том, что именно военная мощь является производной от экономики, а не наоборот. Тем не менее, в разы уступающий в экономическом потенциале Еврорейху СССР начал громить его, выигрывая априори проигранную на уровне большой стратегии войну на уровнях военной стратегии, оперативного искусства, тактики и техники. Это было дико — но это было именно так. Затем началось вовсе невозможное — ранее не замеченные в особом владении искусством большой стратегии русские начали методично обыгрывать признанных мастеров 'выигрывать мир', англосаксов. Впору было проводить аналогии с бессмертным романом месье Дюма — провинциал, которого никто не принимал всерьез, начал побеждать признанных мастеров, причем делал это так, что с ним были вынуждены договариваться сильные мира сего.

Разумеется, генерал делал все, зависящее от него, чтобы докопаться до причин происходящего — и, результаты трудно было назвать приемлемыми. Дело было не только в экономике, политике, военном деле — добрый католик де Голль не мог отделаться от подозрений, что кое-кто, деликатно говоря, заигрался в игры, в которые здравомыслящему человеку, независимо от принадлежности к любому течению христианства, вообще не следовало играть. Ответом на это стало вступление в игру силы, которую византийские мистики называли Удерживающим.

Частным случаем всего этого, если использовать математическую терминологию, была ситуация в прекрасной Франции.

Шарль де Голль, по праву крови, по праву принадлежности к потомственной дворянской элите Франции, хорошо знал ту часть французской, да и европейской истории, которую не преподают в школах. В кратком изложении, дело обстояло так — с момента некоторой стабилизации Европы после краха Западной Римской Империи, века этак с IX-X, возник вопрос контроля европейского рынка кредитов. За доминирование на нем боролись две силы — Ватикан и еврейские финансисты, которых иногда условно называли 'Деньгами Сиона' или 'Казной Сиона'. Конечно, речь не шла о разграничении строго по религиозной или этнической принадлежности — скорее, речь шла о борьбе тех, кто считал, что финансы должны быть подчинены государству, и, тех, кто считал финансы первичными. На практике это выражалось в том, что с XV века семья сефардов Реконати верно служила Ватикану, заслужив его доверие настолько, что стала особо приближенными банкирами Святого Престола; а, ряд банкирских семей Венеции и Ломбардии, итальянцев по крови и католиков по вероисповедованию, вошли в клуб 'Денег Сиона'.