Сианьский кризис

После этого 'Петров' отправился на доклад к Сталину. Вождь мгновенно уяснил суть дела — речь шла о принципе детского конструктора, перенесенного на малоэтажное строительство, из стандартных элементов, бруса и оцилиндрованного бревна, собирались разные дома. Отвлекать мощности деревообрабатывающей промышленности, конечно, не хотелось — но выгоды этого варианта были видны, что называется, невооруженным глазом.

Произвести оборудование, позволяющее серийно выпускать нужные элементы, могла и советская промышленность, и немецкая, и чехословацкая с австрийской — как-никак, брус и оцилиндрованное бревно в производстве несколько проще корабельных турбин и турбореактивных двигателей. Создать пропитки, препятствующие гниению и загоранию, тоже было вполне посильным делом для советских и немецких химиков. Массовое их производство тоже вряд ли станет непосильным делом. Леса у СССР было в избытке. Что же касается проектов, то можно было попросту выдать товарищам архитекторам фотографии и планы этих домов — и приказать разработать проекты на основе имеющихся материалов, по три-четыре варианта каждого дома, в зависимости от климата. Разумеется, архитекторы получили настоятельное пожелание не экономить ни на удобстве жильцов, ни на красоте домов — каковое пожелание они добросовестно выполнили. Еще можно и нужно было поручить архитекторам создать несколько десятков проектов, условно говоря, стандартного крестьянского подворья, с благоустроенным по городским стандартам домом, общей площадью метров 150-200, продуманными хозяйственными постройками.

Выгоды же были не в пример весомее. Первым слоем были выгоды очевидные и понятные всем — за счет специализации производства и его стандартизации, получалась изрядная экономия средств в масштабах общества, и резко ускорялось решение острейшей жилищной проблемы (Сталин прекрасно помнил доклад, в котором описывалось решение жилищных проблем СССР 50-х — 60-х годов за счет массового строительства дешевых 'хрущевок'); включался очень эффективный 'насос', отсасывающий не имеющие товарного обеспечения наличные деньги из экономики (несмотря на все усилия наркома финансов Зверева и его подчиненных, реальная инфляция в СССР была очень высока) и появлялся мощнейший стимул к трудовым достижениям (ставка на энтузиазм работала до определенного предела, ее надо было подкреплять материальными стимулами, а с ними было плохо, разоренный войной СССР испытывал жесточайший товарный голод — благоустроенный же домик для рабочей семьи, в сотню квадратных метров, после землянки, или, в лучшем случае, комнаты на семью, был тем, ради чего люди будут рвать жилы вовсе не в переносном смысле).

Но был и второй слой возможных выгод. Сталин много думал над информацией, принесенной экипажем К-25, пытаясь ответить на вопрос, задаваемый самому себе: 'Почему после стольких побед, оплаченных такими трудами и жертвами, тот самый народ, который их добился, равнодушно смотрел на сдачу СССР? Почему?!'. Любимая идея т.н. 'либералов', что все дело 'в рабской натуре русского народа, из-под палки осуществившего индустриализацию и выигравшего Великую Отечественную войну благодаря заградительным отрядам' не заслуживала даже брезгливой усмешки — объяснять 'альтернативно одаренным', по меткому определению потомков, сущностям (людьми, по мнению Сталина, их можно было назвать, разве что подразумевая биологическую основу), что бросающийся со связкой гранат под фашистский танк боец не боится наказания (наказать более чем смертью ни в чьих силах) и не нуждается в наградах (покойнику награды ни к чему).

Настоящая причина была совсем иной — и Сталин молчаливо признавал свою вину в том, что идея верного служения Родине не была в достаточной степени дополнена материальным стимулированием. Скорее всего, в мире 'Рассвета' у него не было достаточных возможностей для этого — а после Кукурузник полностью сломал выстроенную им систему, Летописец же предпочел вместо выстраивания системы стимулирования производительного труда сделать ставку на передачу народу части ресурсной ренты, что окончательно закрепило в народном сознании принцип 'Вы делаете вид, что платите — мы делаем вид, что работаем'.

Сейчас же расклады были совсем иными, знание о будущем подкреплялось не в пример большими ресурсными возможностями. Сталин внимательно изучил многие материалы, имевшиеся на маленьких ЭВМ потомков — и сделал свои выводы. От панельного домостроения многоэтажных городских домов уйти было невозможно — иного варианта быстро и дешево восстановить и увеличить жилой фонд в городах просто не было, но имело смысл ограничить саму урбанизацию, точнее, ставку на крупные города. Причин тому было много — достаточно было назвать неизбежное снижение деторождения в крупных городах и их крайнюю уязвимость в случае большой войны. Опыт мира 'Рассвета' неопровержимо свидетельствовал о преимуществах малых и средних городов, благоустроенных сел — это было критически важно, жизнь в таких населенных пунктах должна была стать не менее благополучной и комфортной, чем в больших городах, чтобы предотвратить отток молодежи в крупные города. Пока удавалось удерживать этот процесс под контролем за счет административной меры, заключавшейся в лишении колхозников паспортов — но Вождь понимал, что вечно это делать не получится, а отмена административных ограничений немедленно приведет к стопроцентно прогнозируемому результату. Вывод был однозначен — начинать следовало немедленно.

Что же касалось практического планирования, то Сталин решил, не мудрствуя лукаво, взять за основу свой собственный 'План сталинского преобразования природы', созданный в мире 'Рассвета', суть которого заключалась не только в создании ветрозащитных полос в степных районах страны, но и в постепенном превращении колхозов в высокорентабельные экономические единицы, дополнив его инновациями в домостроении и кое-какой технике. Смысл был прост, как три копейки — основой стимулирования становилась сытая, благополучная жизнь для себя и своих детей, зарабатываемая своими трудами здесь и сейчас, а не в далеком коммунистическом будущем.

Отдельно следовало упомянуть выгоды от поставок в Европу таких домов вместо сырого леса-кругляка. Внешнеэкономические отношения с союзниками, нейтралами и вероятными противниками следовало налаживать уже сейчас, причем, выстраивая их таким образом, чтобы Советский Союз в массовом сознании не воспринимался только как великая военная держава и поставщик сырья, как это произошло в мире 'Рассвета'. Страна мечты и торговать должна была не просто товарами, а овеществленным образом жизни, к которому должны были тянуться, который хотели бы купить десятки и сотни миллионов людей во всем мире. В этом плане следовало незамедлительно перенимать опыт американцев, которые торговали не просто джинсами и жвачкой, а образом жизни, воспринимаемым, как идеал очень и очень многими. Во многом, именно поэтому США смогли победить СССР — дело было не в слабости экономики или Вооруженных Сил позднего Советского Союза, вопрос стоял о привлекательности образа жизни. Само собой разумеется, этот образ жизни должен был стать не 'парадной витриной', а повседневной реальностью.

Конечно, все это требовалось не просто спланировать в теории, пусть и трудами лучших специалистов, которые имелись в Советском Союзе, но и отработать на практике. Наилучшим полигоном для практического воплощения был Дальний Восток. Сталин понимал, что светлой мечтой партийной бюрократии является власть без ответственности, собственно, эту их мечту и реализовал Хрущев; понимал он и то, что 'партийные товарищи' с тихим ужасом наблюдают за происходящими в СССР изменениями, суть которых можно выразить одной фразой — власть постепенно утекает из их рук, переходя к людям дела. Вот только в мире 'Рассвета' он не успел сделать изменения необратимыми — здесь же Император был полон решимости не дать 'верным ленинцам' загубить дело всей своей жизни.

Собственно, процесс был запущен в августе 1945 года, когда была утверждена 'Программа развития Дальнего Востока'. Пытаться что-то возражать 'товарищи из ЦК' не могли при всем желании — не та была ситуация, и совсем не то было время, чтобы пытаться хотя бы словесно возражать, не говоря уже о 'совании палок в колеса'.

Пока архитекторы создавали планы новых поселков и рассчитывали проекты домов под дальневосточный климат, а геодезисты работали на местах, заводы СССР и Германии производили новое оборудование для домостроения нового поколения. Параллельно с этим, немецкие заводы получили заказы на турбины и прочее оборудование для так и не построенных у потомков 'колхозных' ГЭС (такие планы были в РеИ В.Т.), благо гидроэнергетика Германии базировалась на малых и средних ГЭС (соответствует РеИ В.Т.), так что хватало добротных, отработанных в производстве и эксплуатации образцов, оставалось лишь сформировать 'линейку' стандартных моделей.

Первые заводы, производившие сборные комплекты, поставили одновременно в Коми АССР, рядом с Хабаровском, Комсомольском и Большим Камнем. Тем временем, с мая 1946 года, навербованные в Маньчжурии китайцы расчищали места под будущие поселки, делалась их планировка. Параллельно с этим на маленьких таежных речках шли работы по строительству малых ГЭС.

Первые несколько десятков поселков, на несколько сотен домов каждый, были сданы придирчивым комиссиям, в состав которых входили делегаты от будущих переселенцев, в июне 1947 года. Там постарались предусмотреть все — от инженерных сетей до бомбоубежищ на все население. После этого процесс пошел по нарастающей — сейчас первый этап программы переселения был выполнен почти полностью, на Дальний Восток было переселено около миллиона человек, причем от добровольцев отбою не было. Причины были совершенно объективными — переселенцы сразу по приезде получали благоустроенное жилье (конечно, ни о какой 'благотворительности' в стиле хрущевского 'строительства коммунизма к 1980 году' речи не было — жилье оформлялось как товарный кредит, который переселенцы должны были выплатить в течение 15 лет), с продуктами на Дальнем Востоке было получше, чем в европейской части СССР, за счет поставок из Маньчжурии, Кореи и Монголии, зарплаты — заметно весомее.

Заводы, расположенные в европейской части СССР, четверть продукции отправляли на экспорт, остальная продукция оставалась внутри страны. Для описания реакции на этот товар обычных слов было мало — его рвали с руками даже в благополучных Германии и Австрии, в Советском же Союзе, как писали в докладах МВД и МГБ, народ не верил своим глазам, что и неудивительно, после деревенских изб, бараков, не говоря уже о землянках, в которых жило полстраны. Хотя ознакомившийся с конечным продуктом Елизаров сказал, что до уровня комфорта его времени эти дома изрядно не дотягивают, даже для европейских стран эти дома были чем-то невиданным по уровню 'цена-комфорт', прорывом в иное качество жизни, ранее доступное только хорошо обеспеченным людям. Для советских людей это же стало зримым доказательством того, что немыслимо хорошая жизнь, в истинно барских хоромах, по меркам людей, ранее никогда не знавших настоящего благополучия, доступна каждому, надо только много и хорошо работать.

Естественно, все это подкреплялось постепенным внедрением все того же хозрасчета уже не только в промышленность, где он убедительно доказал свою эффективность во время войны, что выразилось, например, в снижении себестоимости простой, как кирпич, и давным-давно отработанной в производстве трехлинейки в 1,6 раза (соответствует РеИ — в хрущевско-брежневские времена любили поминать движение 'тысячников' во время ВОВ (в смысле, рабочих, дававших тысячу процентов плана), но, 'забывали' упомянуть социальную технологию, благодаря которой изобретательство и рационализаторство не просто расцвели в невиданных в мировой истории масштабах, но позволяли давать настолько фантастические результаты В.Т.), но и в сельское хозяйство, и в ЖКХ. Образно говоря, основание для этого было прочнее лучшего железобетона — 'дальневосточный опыт', дорогие товарищи, всего-то за четыре года превративший планово убыточный (было такое определение в советской экономике, совершенно официальное В.Т.) регион в имеющий нулевую рентабельность, причем высокие темпы роста сохранялись, так что уже в этом году Дальний Восток должен был показать пусть небольшую, но положительную рентабельность. Отрицать тот факт, что небольшая прибыль лучше больших убытков желающих не находилось.

Разумеется, этот экономический рост объяснялся целым комплексом причин. Тут была и ресурсная база Маньчжурии и Кореи, позволившая обеспечить Дальний Восток дешевыми и обильными ресурсами для роста, и возможности Германии, благодаря которым удалось в сжатые сроки поднять энерговооруженность Дальнего Востока более чем на порядок (грубо говоря, производительность труда напрямую зависит от энерговооруженности конкретного работника), как-никак, немцы в военном 1942 году произвели в общей сложности почти миллион моторов хорошего качества (соответствует РеИ В.Т.), и мотивация, благодаря которой все эти возможности использовались практически со стопроцентным КПД.

Вот тут-то и 'порылась собака'. Конечно, 'верные ленинцы' не могли сказать этого прямо, но хозрасчет, сочетая в себе достоинства коллективизма (лучше становится всему коллективу, нарастившему выпуск продукции и уменьшившему ее себестоимость, при сохранении ее качества) и конкурентности (больше всех получают умник, придумавший самый эффективный способ этого добиться, и, организатор, наладивший новый производственный процесс), плохо сочетался с нежно любимой и всячески лелеемой ими концепцией 'работы за коммунистическую идею' (пример из РеИ — когда в конце 80-х попытались очень ограниченно возродить хозрасчет, четыре мужика в дальневосточном рисоводческом колхозе организовали хозрасчетную бригаду, которая взялась за дело. Урожай они вырастили невиданный — проблема возникла с выплатой заработанного, по 15 тысяч рублей на каждого, поскольку бухгалтер не имел права выплачивать премию свыше четырех окладов. Свою лепту внес и секретарь райкома по идеологии, завывавший не хуже шакала Табаки о 'верности идеалам'. В.Т.). В экономической системе, основанной на хозрасчете, 'партийные товарищи', не имеющие за душой ничего, кроме 'верности идеалам Ленина-Сталина', становились никому на известный овощ не нужны.

Естественно, им это очень не нравилось — но сделать болезные ничего не могли. Сталин снова прибег к стратегии, принесшей ему победу во второй половине 20-х — первой половине 30-х. Суть этой стратегии была проста, как сибирский валенок, и столь же надежна и эффективна — заключалась она в опоре на молчаливое большинство, которому тогда надоел бесконечный бардак и лютая нищета, а, сейчас, после того, как фронтовики увидели, как живут в развитых европейских странах, очень хотелось жить не хуже. Следствие этих желаний, как тогда, так и сейчас, было идентично — молчаливое большинство решительно поддержало тех, кто работал, делая все возможное для решения имеющихся проблем, а не трепал языком, в миллионный раз пересказывая труды основоположников марксизма. Именно это и сыграло ключевую роль тогда — и было решающим аргументом сейчас. Нет, византийская хитрость Сталина, его изощренное искусство интриги сыграли огромную роль — но, без поддержки того самого большинства его бы сожрали быстро и эффективно, и, никакие его личные качества, вкупе с преданностью ближайших сподвижников, Вождя бы не спасли. А, так, 'дорогие товарищи' могли всласть мечтать об отстранении 'треклятого Кобы' под одеялом — любая попытка воплотить мечты в жизнь закончилась бы для них очень плохо. Да о чем тут говорить, если в мире 'Рассвета' Хрущев был вынужден годами сдерживать 'души прекрасные порывы' в деле поливания его могилы грязью — дело было в том, что слишком многие хранили верность даже мертвому Сталину, поэтому Никитке и приходилось продвигаться к вожделенной цели маленькими шажочками, соблюдая осторожность.