Ключ от бездны. Книга первая

Она прилегла и потянула Кхорха за собой. Устроившись на подушках и улыбаясь, бывшая невилла подхватила подол рубахи и плавно потянула ее, обнажая изящные ножки.

— Ты же хочешь сравнить меня с ней, — прикрывая глаза, добавила она. — Ну, так сравни...

* * *

Теперь Лемаис ехала в одном из шатров, желая посмотреть мир. Это по ее инициативе многие женщины Улхура отправились в поход вслед за мужчинами. Их, кажется, совсем не страшила возможность собственными глазами увидеть смерть близких, будь то супруг, отец или сын. Арахниды во всем хотели походить на Лемаис. А та только смеялась: "пусть. Им будет полезно".

Матенаис тоже ехала. Ей неприятна была разлука с сыном. Скучно становилось без Лемаис, которая давно стала родной дочерью. Она не видела ее мертвой, поэтому легко и даже с радостью восприняла появление своей любимицы в подземельях, хотя и знала, что это магия Кхорха вернула девушку на землю. Матенаис гнала прочь мысли о том, что в теле ее девочки теперь обитает иная сущность, а вовсе не душа нежной и преданной Лемаис. Может, в память о ней, приняла она это странное, малопонятное создание, которое звалось теперь наложницей ее сына.

Матенаис тяжело вздохнула и приподняла полог с красными кистями. Солнце слепило. Пустыня Хаса давно отцвела и теперь была серой и унылой. В воздухе стояла пыль. И женщина прикрывала лицо газовым платком, чтобы не дышать ею. Она, отвыкшая от солнца в подземельях, страдала с непривычки. Правда, ей удавалось прежде выбираться из Улхура лунными ночами, ведь сын предостерегал, что нелегко будет сразу привыкнуть к свету. Перед походом сам Кхорх не единожды поднимался в Верхний храм и приглашал Матенаис с собой. Она волновалась первый раз и накинула на голову кружевную кисею. Но очень долго оставалась в храме и даже прогулялась по мосту. Потом ей захотелось пройтись по окрестностям Улхура, и она пригласила Лемаис. Та не отказала, но прятала лицо под маской, сказав, что не любит больше света. Они обошли город Мертвых, к которому бывшая невилла проявила огромный интерес, объясняя матери первосвященника, что видела в царстве Теней многих из умерших. Матенаис разочаровала та прогулка, особенно слова и непонятная веселость Лемаис. И она стала выходить в город одна. Но если к солнцу мать первосвященника привыкла быстро, то тишина и мрачность Верхнего Улхура внушали тоску и новые приступы болезни.

Тем не менее, возможность длительного путешествия придала Матенаис сил, хотя она старалась не вспоминать, что было его целью. Не думала об этом и сейчас, тайно надеясь, что им еще не скоро предстоит добраться до Маакора, на который нацелился Ксархс.

Неожиданно залюбовавшись открывшимся видом сероватых дюн с причудливым очертанием близких гор Гефрека, синевой неба, и давно знакомым ощущением свободы, Матенаис не сразу заметила волнение, возникшее в начале процессии. Хеписахаф с царем остановился. Вскоре его примеру последовали и другие.

— Что происходит? — спросила она проезжавшего мимо посыльного.

Тот поклонился:

— Лазутчики принесли тревожные вести: в горах замечены рабисы.

— Это опасно?

— Они вооружены, госпожа. Возможно, будет бой, — он снова отвесил поклон. — Позвольте покинуть вас.

Матенаис откинулась на подушки.

— Случилось что-то? — Лемаис, делившая с ней шатер, сбросила с себя покрывало, под которым спала с самого начала пути.

— Рабисы в горах.

Их ящер тоже встал и в бортик шатра сразу постучали.

— Госпожа, вы можете спуститься. Караван не идет дальше.

Девушка сладко потянулась:

— Сегодня повеселятся каменные бесы.

— О чем это ты, дорогая?

Выражение милого личика Лемаис изменилось, она в упор посмотрела в глаза Матенаис.

— Много людей погибнет в этом ущелье.

— Надо предупредить сына. — Жрица уже вознамерилась сойти вниз, но девушка грубо остановила ее. Тонкие пальцы с острыми ноготками вцепились в запястье, раня кожу.

— Это война Кхорха и мы не должны вмешиваться, — внушительно заявила Лемаис.

— Он мой сын!

— Тебе за многое придется держать ответ, Матенаис. И за то, что родила этого монстра — тоже.

Слова Лемаис были ужасны, но у женщины не хватило духа ответить и она молча внимала, опустив голову.

— Он не человек уже, — продолжала бывшая невилла. — Да и не являлся им никогда, — она зло улыбнулась.— Я открою тебе маленькую тайну — душа его проклята и не должна была вернуться на землю обычным путем. Не могла даже получить крохотный шанс на исправление в новой человеческой жизни, чтобы искупить прошлые грехи. Ты помогла черному духу, отданному бесам, Матенаис. Он уверенно устремился своей дорогой, но только не по пути искупления. Ни один смертный не может сейчас остановить Кхорха. И ты не мешай. Что бы ни случилось с ним — это его планида, и за каждый свой шаг он понесет однажды возмездие. Но не твоей душе, освещенной любовью, делить с этим существом его тяжкую ношу.

— Но люди, — слабо возразила Матенаис, понимая, как много правды в словах Лемаис, которая и сама не была человеком. — В чем повинны они?

— Невинные люди? — поморщилась бывшая невилла — Кто? Эверцы, отнявшие у тебя мужа и теперь алчущие богатств Маакора?

Матенаис долго молчала, потом заметила с тоской:

— Странно, что ты не хочешь идти с ним рядом. — Голос ее изменился, став глубоким, как на ритуалах. — Я говорю с духом, что поселился в теле умершей дочери Улха. Почему ты не помогаешь моему сыну, ведь вы близки?

Лемаис расхохоталась. И такого ужасного смеха мать первосвященника не могла припомнить.

— С чего мне помогать Кхорху? — хриплым и низким голосом произнесла она. — У меня свой путь и твой сын еще пожалеет, что призвал меня на землю. Я не ведаю власти, пусть я и раб той, в чье тело помещен. А она ненавидела Кхорха, — Лемаис вдруг закашлялась, утирая с губ струйки алой крови, потом опрокинулась на спину и закрыла лицо руками.

А Матенаис задрожала от накатившего страха — она могла поклясться, что слышала сейчас одного из демонов бездны.

* * *

— Крылатые решили встать на моем пути? Чушь! — Кхорх возлежал на подушках и с неприязнью смотрел на приглашенных в его шатер военачальников. — Что скажете? Кто-нибудь из вас может подтвердить, что эти животные способны думать, как люди? Ты видел рабисов? — обратился он к вождю племени с мыса Бонши, снова невольно вспоминая своего пленника.

— Обычно они не трогают чужих, — отозвался вождь горцев. — Если им ничего не угрожает.

— Какого беса они всполошились тогда? — взвился первосвященник, разъяренный досадной задержкой. — Им ничего не грозило!

Горец опустил голову.

— Мой господин, — смиренным тоном заговорил Ксархс, сидевший рядом с первосвященником, — это ущелье — единственный проход к Хэм-Аибу и если дикари намерены защищать его, сражения нам не избежать.

Кхорх с неудовольствием окинул царя с ног до головы, в который раз удивляясь желанию мужчин украшать себя золотыми побрякушками. Ксархс особенно грешил этим. Мало того, что пальцы, запястья и грудь его сверкали от обилия драгоценных камней, так новый владыка Улхура разоделся в шелка, как эверец и благоухал, как женщина. Даже на культе, обвернутой черной материей красовался массивный браслет.

— Ты хочешь драться? — ядовитым тоном поинтересовался первосвященник. — Что ж, это достойно великого мужа. Постой-постой, я приготовил тебе подарок, Ксархс, и, думаю, это самый подходящий момент, чтобы преподнести его. — Он встал и отошел к сундуку и скоро вернулся, торжественно неся в руках дорогие ножны. — Этот меч для тебя, мой господин, — Кхорх преклонил колено, но, не доиграв до конца, бросил в ноги царя обнаженный меч.

Ксархс не растерялся и, ловко ухватив за рукоять здоровой рукой, поцеловал блестящий клинок.

— Благодарю, святейший, — почтительно проговорил он. — Это по истине, божественный дар! И пусть не смущает присутствующих то, что царь Улхура имеет страшный для воина изъян. Я одинаково хорошо владел мечом обеими руками.

— Отлично, владей, — хмурясь, первосвященник снова прилег на подушки. — Итак, продолжим. Кто готов принять первое сражение?

— Мы, — негромко отозвался ягмарский вождь племени, Лвиро.

— А ты, Ксархс? — глянул на царя Кхорх.

— Я придержу арахнидов до времени, — скромно отозвался тот.

— Мой сын с честью примет твой приказ, мой повелитель, — подхватил Влах, — бой с рабисами принесет Миирбету легкую победу и награду от самого властелина Сельфура.

Первосвященник хмыкнул, хитро глянув на великого элана.

— Отлично, тяните жребий. Серый камень — знак бездействия, красный — знак бога войны, да пребудет с нами его неустрашимый дух!

Все по очереди стали доставать из неглубокого кувшина серые камушки. Удача выпала сыну элана.

Скоро в шатре Кхорха остался только он сам, да Ксархс. Царь в одиночестве пил вино за успех первого боя...

* * *

А когда легли на пески Хасы душные сумерки, Миирбет со своими воинами отправился в ущелье. В благоприятном исходе возможного сражения никто не сомневался. И молодой наследник Казуима на этот раз не призывал собратьев быть отважными и непримиримыми к своим врагам. Он надеялся столкнуться с дикарями и, уничтожив их, выйти к Хэм-Аибу с триумфом.

Но беспечный настрой Миирбета сменился недобрыми предчувствиями, стоило эверцам углубиться в ущелье между отвесных скал. Оно было пустым, но сам воздух в нем пронизывали навязчиво-ощутимые токи страха. Казалось, угрюмо и враждебно смотрели на людей бурые камни. Небо темнело над головами людей. Звуки тонули в пыли, становилось трудно дышать — давя, нависали отвесные кручи.

Опытных воинов сложно смутить и каждый из тех, кто ехал за сыном элана, понимал — опасность совсем рядом.

— Если мы пройдем, Миирбет, — проговорил один из эверцев. — Люди Кхорха могут попасть в ловушку.

— Думаешь, рабисы нацелились на арахнидов?

— Уверен. Никогда прежде крылатые не нападали на проходивших через Гефрек.

— Это единственный проход?

— Есть и другие, но о них знают только дети гор.

— Если твои слова правдивы, нам ничего не угрожает. И я не ошибался, надеясь на успех.

Но напряжение все росло, пока вязкую тишину не вспорол пронзительный визг, мало похожий на человеческий.

— Это засада! — слова закричавшего утонули в оглушительном грохоте.

Миирбет натянул повод, удерживая испуганного жеребца и, обернувшись, увидел, как рушатся скалы, погребая под собой эверцев. Взметнулись клубы пыли, наполняя серой духотой ущелье.

— Вперед! — воскликнул сын элана. Гонимый страхом, жеребец Миирбета помчался к выходу, едва заметному в густеющей пелене.

— Вперед, вперед!

Они успеют, должны успеть!

И лишь в последний миг, сын элана заметил, почувствовал, как дрогнули близкие скалы, и понял, что, достав красный камушек из золотого сосуда, совершил самую большую ошибку...

ГЛАВА 17

Ярости Влаха не было конца. Он неустанно посылал проклятия трусливым рабисам и никто уже не мог удержать элана — тот рвался в бой, грозя сокрушить Гефрек и отомстить убийцам сына.

Владыка Казуима едва дождался, пока воины очистят от камней проход, и призвал крылатых к честной битве. И пусть ответом ему оставалась тишина, Влах не сомневался, что скоро придет его час, и честь наследника Казуима будет восстановлена.

И этот час настал.

Может, рабисы наконец, вняли воплям убитого горем отца, может, и сами желали сразиться со стоявшими у Гефрека войсками, так или иначе, но эверцы, вступившие в ущелье, лицезрели перед собой огромных, крылатых и полуголых созданий, вооруженных примитивными копьями и дубинами. Вид этого крылатого сборища был поистине устрашающим, поскольку обитатели Казуима впервые видели подобных людей, с лысыми головами, грубыми лицами и глубоко сидевшими блестящими, круглыми глазами. Особенно же впечатляющими оказались кожистые, с темными жилами крылья рабисов.

Сердце Влаха сжигало пламя ненависти, и едва завидев противников, он воскликнул:

— Эти дикие твари достойны самой страшной смерти и пусть не дрогнет рука, карающая подлых убийц! Пусть омоются наши мечи кровью поганых! Вперед!

Вопли крылатых огласили округу. Расправились чудовищные крылья, поднимая гигантов в воздух. В ущелье стало темно, словно огромная волна накрыла войско эверцев. Они не устрашились. И отважно бросились в бой. Но скоро поняли, что длинные мечи и пики не достают увертливых рабисов, а их дубины и копья метко разили врага. Яростны были дети Гефрека — пришедшие из Улхура отступили, спасаясь бегством. Но многих из них и тогда настигала смерть, поскольку рабисы не знали жалости.

Жестокий бой разразился между Влахом и крылатым вождем. Великий элан не уступал Пурфу, сильнее которого не знали среди гефрекских гор. Страшно бились они, но, ни одному из соперников не удавалось одержать верх.

И только когда последние из верных эверцев покинули поле брани, взывая к Влаху, он отступил.

— Будь ты проклят! — воскликнул элан, видя, как взмывает к скалам его лютый враг. — Будь ты проклят! — и огляделся, как безумный, понимая, как много из его собратьев уже не вернется в лагерь.

Мрачным вошел он в шатер Кхорха, готовый к насмешкам властелина Сельфура. Но тот встретил его с почтением. Поднявшись навстречу, пригласил отведать вечерней трапезы.

Угрюм был и Ксархс.

Никто из них долго не нарушал молчания, тягостным грузом легшего на душу Влаха.

— Завтра мы снова примем бой, — не выдержал он. — Я не смирюсь с позорным поражением и не успокоюсь, пока не отомщу за сына! Кошмарная рожа рабиса до сих пор стоит у меня перед глазами. Пурф! Он сказал мне: "Пурф не пропустит детей паука и ненавидит каждого, кто поклоняется ему"! И этот дикарь проявил благородство, когда я остался один! И теперь гордость элана и воина не позволит мне не пойти до конца. Пусть боги смерти выберут одного из нас.

— Пусть будет, — отозвался первосвященник.

— Да, господин, — заговорил и царь. — Завтра мы тоже войдем в ущелье. Мои войска готовы...

Кхорх кивнул и нетерпеливым жестом выпроводил всех из шатра.

Лемаис желала видеть его.

Она не заставила долго ждать себя, как только он остался один.

— Рад, что ты все же соскучилась, — сказал первосвященник, когда невилла вошла и поклонилась ему.

Девушка присела рядом, не сбрасывая с лица вуали, и поспешно отстранилась, когда Кхорх потянулся к ней.

— В чем дело? — нахмурился он. — Если решила вспомнить, что была когда-то девой непорочной, прошу, не сейчас. И без твоих капризов проблем хватает!

— Каких? — беспечно поинтересовалась она.

— Крылатые чудища разгромили Влаха! Он еще тужится, но от его хваленых войск мало чего осталось.

— То ли еще будет, — обронила Лемаис, нехорошо усмехнувшись.

— Опять пророчества? — Кхорх грубо схватил ее и опрокинул на ковер. — Довольно! — и с досадой увидел, сорвав вуаль, что бывшая невилла беззвучно смеется. — Так тебе весело!

— Да. А тебе? Разве ты оправился в поход не повеселиться от души?

Первосвященник оскалился:

— Нет, милая моя. Но, может, ты и права — надо расслабиться и получать удовольствие. Ведь, исход мне известен — Маакор падет. А большего мне и не нужно.