Ключ от бездны. Книга первая

— Сигилла должна оставаться целой, — нахмурившись, сказал служитель Эморх. — Так написано в Хрониках о Тохусе. Если повредить ее, расплавив в обычном огне, тогда случится извержение. Если повредить... она утратит силу.

— Они знают об этом? — напряженно спросила Наэла.

— Конечно! — заверил жрец. — Я открыл Сидмасу и его другу все, что знал сам... но, не стану скрывать, что это крайне рискованно. И... я не уверен, что они вернуться...

Ла-Тима застыла, побелев, а Наэла встала и проговорила твердо:

— Я должна пройти через Врата. Откройте портал, Бамин-Ат или мне придется осквернить этот храм своей кровью...

— Иди за мной, — уступив ее решимости, проговорил жрец и направился в алтарную. — Ты должна получить благословение богини.

* * *

Пряный аромат благовоний в алтарной зале кружил голову, а голубоватый дымок от курильниц, поднимаясь, таял в глубине высоких сводов. Сердоликовая чаша с подношениями стояла у ног прекрасной Эморх, этого неповторимого чуда Ахвэма. Статуя была создана так искусно, что казалась живой. Дивной красоты девушка держала на вытянутых руках сверкающую сферу, наполненную игристыми радужными огнями. Казалось, что от их завораживающих переливов трепетали ее крылья, блестели влагой живые глаза, и согревала душу пленительная и загадочная улыбка.

Наэла сняла с руки тяжелый золотой браслет и положила в вазу, одновременно поднимая глаза к лицу Божественной.

— Молю Тебя, Пречистая, прими мой дар и благослови...

Она опустилась на колени, а верховный жрец тихо и торжественно зашептал над ней:

— Во имя той, кто есть, была и будет... чье дыхание наполняет мир людей и мир духов и кто есть сама жизнь...

Наэла закрыла глаза и чуть улыбнулась, ощутив легчайшее прикосновение к лицу — Эморх услышала её.

— Ступай за мной, — изменившимся голосом позвал девушку Бамин-Ат.

Они вошли в другую залу и теперь Ла-Тима следовала за ними. Здесь царил полумрак и было душно. Большую часть залы занимало нечто плоское и круглое, покрытое блестящей материей.

— Врата, — святейший сорвал полотно и женщины увидели золотистое кольцо, диаметром в три человеческих роста. Оно было установлено вертикально на небольшом помосте из обсидиана и тускло поблескивало. Яркие искры временами осыпались в абсолютно черном пространстве внутри этого кольца.

— Пройди сюда, Наэла, — сказал жрец и повесил ей на шею сердоликовый амулет, потом снял с пояса закрытый флакончик, — этот эликсир продлит твои силы, а амулет охранит от зла. Врата откроют несколько каналов и ты окажешься в горах Гефрека. Где именно, предугадать невозможно, — голос жреца задрожал от напряжения.

Когда девушка послушно встала на помост, Бамин-Ат заговорил громче, читая заклинание.

Наэле стало жарко. Вспыхнули синими огнями внутренние, невидимые прежде кольца. Они медленно приходили в движение, начиная одновременно вращаться в противоположные стороны.

Воздух, пронизываемый электрическими разрядами, накалялся. Кольца крутились все быстрее, пока не возникла иллюзия золотистого шара.

С неведомым прежде восторгом, девушка ощущала, как проходят сквозь нее волны токов, излучаемых сферами.

— Я жду тебя, девочка моя! — крикнула Ла-Тима, больше не сдерживая слезы.

— Мы увидимся, я обещаю, — отозвалась Наэла.

Ослепительная вспышка, взорвавшаяся внутри побелевшего шара, поглотила ее...

* * *

Огненная боль пронзила каждую клеточку тела, мрак охватил разум. Наэла стремительно падала куда-то и душа ее сжималась от ужаса. Она стала крохотной яркой точкой и безнадежно отдалялась.

— Наэла...

Голос — далекий, знакомый и бесконечно дорогой на одно лишь мгновение задержал меркнущий, уже едва различимый огонек.

— Сидмас...

Неведомая сила вытолкнула ее из мрака. Наэла вскрикнула, упав на землю. Темнота отступила и девушка поняла, что находиться в незнакомой пустынной местности.

Она с трудом поднялась и осмотрелась. Серые барханы тянулись на восток, с запада белела известковая пустошь, пересыпанная камнями.

Пустыня Хаса?

Наэла слышала о ней от сказителей Маакора: "Безжалостна и страшна эта земля, земля, где нашли пристанище черные духи, несущие смерть или безумие каждому, кто отважится путешествовать по ней. Эти духи таятся в ядовитых туманах, что приходят ночью в песчаных бурях, терзающих землю и срывающих с нее покровы, обнажая мертвый ее скелет".

Хаса, коварная и жестокая, "смотрела на неё пустыми, выжженными солнцем глазницами, дышала смертоносными жаркими устами".

На мгновение Наэлу окатило волной страха — что же теперь, как искать Улхур, где?

Но нужно идти, хоть куда-нибудь и самое сложное сейчас сделать первый шаг, чтобы добраться до гряды, которая казалась далекой, но представляла собой вполне определенную цель.

И девушка пошла.

Поступок, что казался диким с первых минут пребывания на мертвой земле, теперь виделся не таким уж безумием. Наэла вспомнила о флакончике с чудодейственной жидкостью, и та, в самом деле, придала ей силы и не только физические.

В какой-то момент девушка даже уверилась в легкости своего предприятия и с надеждой посматривала на скалистый островок.

"Я найду подземелья, чего бы мне это не стоило", — с воодушевлением думала Наэла и старалась не обращать внимания на жару и жажду.

Но время шло. Гряда не становилась ближе и девушку не оставляло чувство, что она стоит на месте. Воздух плавился, искажая окружающее. Тогда казалось, что скалы исчезают, испаряются.

— Что это? Мираж?

Наэла останавливалась и всматривалась. Нет. Все оставалось на месте — вон она, узкая полоска гряды. Сколько же до нее идти?

И она снова шла... и уже не помнила, сколько идет так, а сил оставалось все меньше.

— Эморх, Пречистая, поддержи слабый дух мой.

Закружилась голова и девушка упала, слыша оглушительный звон и ничего не видя.

— Святая...

Она вновь достала из-за пояса флакон и сделала глоток.

"У меня больше нет сил, — подумалось ей с безразличием, — я должна отдохнуть..."

Веки налились тяжестью, а тело стало невесомым.

И снова этот полет в пустоту, снова ощущение нереальности и отчаяния.

— Наэла...

Хрипловатый старческий голос заставил ее очнуться. Она открыла глаза и увидела себя парящей над длинным белокаменным мостом. Внизу клубился туман, а из него поднимались темные стены и башни из красного камня. Как будто храм. С блестяще-черным куполом и золотым порталом. Но очертания его не были четкими, искажались и плавились словно под ярким солнцем, хотя вокруг царил полумрак. Линии сливались, пока храм не превратился в огромный серый кокон, оплетенный толстыми жилами, в которых пульсировала кровь. Что-то большое шевелилось внутри. Гладкие бока кокона ссыхались, покрываясь причудливыми золотистыми узорами и прорвались, наконец. Раскрылся серый цветок с алыми внутри лепестками и Наэла увидела залу с огнями и чашей у алтаря, наполненную свежей кровью.

Над ней, скрестив руки и что-то шепча, склонялась дева-служительница с черных одеждах. Она подняла голову и грустное прекрасное личико ее озарила радостная улыбка:

— Мама?

Черные глаза взглянули близко, обожгли душу встревоженной Наэлы. Служительница поспешно шагнула вперед, протягивая к ней руки и задела длинным подолом чашу. Кровь выплеснулась на пол, вспыхнула белым огнем.

— Мама!

Голос ее заглушил рев огня, что поднялся плотной завесой и заслонил и комнату, и серый "цветок".

Темнота снова окружила Наэлу. Только теперь этот мрак не казался бесконечным, а был плотным, подвижным, как занавес. И этот занавес распахнулся, явив ей вид едва освещенной пещеры — холодной и страшной. Сама Наэла сидела у стены, прямо на каменном полу, усыпанном мусором — сухими травинками и клочками длинной бурой шерстью. Наэла с отвращением содрогнулась, когда заметила невдалеке полуобглоданную большую кость. От смрада снова закружилась голова и девушка закрыла глаза, унимая подступившую тошноту. Но не удержалась и вскрикнула, когда, открыв их, вдруг увидела прямо перед собой грязного старика в лохмотьях. Хищно улыбаясь и опираясь на кривую клюку, он внимательно рассматривал ее.

— Кто вы? — замирая, спросила она, — что вам нужно?

Старик рассмеялся:

— Хотел посмотреть на тебя, Наэла.

— Откуда вы знаете мое имя?..

— Мне многое открыто и дано, — ответил он и выражение его черных глаз вновь стало хищным. — И вот теперь посчастливилось снова встретить тебя. Увидеть твое новое лицо, достопочтенная Ильфис.

Ужас охватил Наэлу, но она не могла даже пошевелиться, не то чтобы уйти из пещеры, от этого отвратительного существа.

— Вы увидели меня, теперь довольно, отпустите.

Старик зло ударил о камни посохом:

— Отпустить? Так просто? Смотри!

Его ладонь опустилась на голову Наэлы и девушка в который раз оказалась в небытие, и снова увидела незнакомую залу. Высокий помост окружали коленопреклоненные люди, а на самом возвышении стояла она сама. В ее руках, украшенных перстнями, сияла золотая чаша, полная крови.

— Испей, — проговорила Наэла чужим и мягким голосом, и протянула чашу девушке, что стояла перед ней на коленях. — Прими мою веру с кровью, пролитой первым жрецом Арахна.

Видение исчезло. Наэла открыла глаза и взглянула на старика, еще не совсем понимая, кто она — мхарская девушка из знатного рода или жрица кровавого божества.

— Ты! Это ты соблазнила мой народ, Ильфис, — глухо, с ненавистью, бросил он ей обвинение. — И снова пришла в этот мир, чтобы твои потомки служили Темному. И та, что приняла первую кровь, тоже явилась на землю и привела за собой вечного раба Арахна. Все повториться, и история наших народов снова пойдет по замкнутому кругу. Темный поднимется из Колодца и будут служить ему восемь поколений твоих, пока не придет та, что захочет погубить Отца. И не вернет тебя из Безвременья. Чтобы снова все повторилось...

Слезы хлынули из глаз Наэлы. Душа ее пребывала в отчаянном смятении, тоска разрывала сердце. Она не хотела верить старику, но не могла не поверить. И правда эта была невыносима.

— Кайся, кайся, — раздался над ней хриплый голос, — пришло твое время...

ГЛАВА 8

Волнуясь, Кхорх вошел в алтарную залу, где в полумраке виднелись очертания статуи Кэух над колодцем. Яркий пурпур драпировки на стенах являл собой прообраз охваченного огнем кратера, исторгнувшего дух демона. Воздух был пропитан дурманом снадобья, каким опаивают перед смертью жертву. Тишина казалась нерушимой.

Первосвященник подошел к изваянию ближе и опустился на колени, всматриваясь в лик божества. Гениальному скульптору точно удалось передать черты той, что поднималась из своего мира на зов служителей. Узкий лоб, рога, жидкие прядки волос, глубоко посаженные глаза, выпирающая челюсть с обнаженными заостренными зубами и злоба, безудержная, бездумная злоба в каждой черте. Но Кхорх видел в этом творении совсем иное. Чудное лицо пленительной женщины заслоняло собой искаженный ненавистью лик. Та, другая, живая и нежная Кэух-Каэлис снова тянула к нему точеные ручки с матовой прохладно-бархатистой кожей. И зачарованный юноша не видел раздутого тела демоницы, ее когтистых лап и длинных наростов у коротких мосластых ног. Образ прекрасной девы все затмевал собою.

— Услышь меня, своего преданного раба, — пробормотал он, поднося к губам соединенные ладони. — Молю тебя, услышь и приди.

Кхорх закрыл глаза, погружаясь в то особое состояние, что предшествовало появлению Кэух. Уже нагрелось, задрожав, пространство и затрепетали перед его мысленным взором пурпурные всполохи. Стук сердца слился с шумом множества невидимых крыл и неясными вкрадчивыми шепотами. Блаженство, облаченное в божественные одежды, было совсем близко, и он уже распростер объятья...

Но свет померк, и, удивленный Кхорх открыл глаза. Перед ним, все в том же таинственном полумраке высилось каменное изваяние, обхватившее лапами синий камень колодца.

— Сын? — В залу вошла Матенаис.

Первосвященник поднялся, чувствуя дрожь в теле и досаду на неурочный визит матери.

— Герех сказал мне, что ты пошел взглянуть на готовый к торжествам храм.

— Да, мама, — отозвался Кхорх. — Счастлив, что вижу тебя в полном здравии, — он отступил, окидывая мать одобрительным взглядом. Ей шло нежно-лиловое, свободного кроя платье, прихваченное под грудью поясом с россыпью блестящих кифрийских рубинов.

— Жива твоими молитвами, — откликнулась Матенаис, опуская глаза и трогая обнаженные кисти рук, которые хранили еще следы пут. После последнего приема настойки ей стало лучше настолько, что она нашла в себе силы продолжать службу. — Ты доволен храмом?

— Я покажу тебе его. Пойдем.

Они перешли в другую залу — просторную и хорошо освещенную. У стен цвета золотистого песка, на мраморных тронах восседали статуи жрецов.

— Красивые, — похвалила она и только мельком глянула на "каменного" Гереха. — И этот здесь?

— Да, мама, ты против? Кэух благоволит к нему.

Мать вздохнула:

— У него темная душа, в которой бесы бездны нашли благодатное пристанище. И твоя демоница — тоже.

— Но она получила доступ на нашу землю через тебя, мама, — напомнил первосвященник.

— Не думай, что я особенно горжусь этим.

Кхорх проговорил с неприкрытой тоской:

— Как жаль, что ты не разделяешь радости от того, что дала ей жизнь. Я многое сделал, мама, чтобы навсегда закрыть двери в прошлое.

— Почему ты приблизил к себе именно этого человека? — продолжила Матенаис. — Сделал его жрецом и наперсником тайн?

Служа жрицей при главном алтаре, она встречалась с достопочтенным даже чаще, чем с собственным сыном. И часто повторяла, что не находит в нем достойных качеств, поэтому не одобряет выбор Кхорха. Герех был слишком амбициозным и слишком себе на уме, чтобы не строить своих планов на власть.

— Ты о жреце? — первосвященник засмеялся. — Он надежный и исполнительный. В свое время его помощь оказалась бесценной.

И он вспомнил...

* * *

Зной был нестерпимым. Расплавленный воздух обжигал грудь при каждом вздохе. Зыбкую синеву неба охватывал тонкий невидимый пламень. Белый песок слепил глаза.

Волшебным миражом казалась Кифра, этот зеленый и живой оазис пустыни. Там, среди стройных пальм уютно раскинулись белые мазанки. Босоногие дети, которым нипочем невыносимый жар, шныряли по неогороженным дворикам, где цвели такие же благодарные зною цветы. Красивый мирок, прорисованный сочными и тонкими красками, что не поблекнут под безжалостным солнцем — он так беззащитен и ничем не прикрыт от жестоких ветров злопамятной пустыни...

— Когда прикажешь начать? — заскучав, поинтересовался Герех, удерживая нетерпеливого жеребца с бешено-злющими глазами.

А Кхорх впитывал в сердце открывшиеся ему образы, понимая, как не хватало их под землей. И поэтому не торопился разрушить хрупкую картину чужого безмятежного счастья. Оно же было в его прошлом? Было? Нет. Там, где осталось детство маленького Кхорха рядом с солнцем и светом всегда жил страх. Ужас перед всадниками, сильными, напористыми, вскормленными свободой степей. Сколько раз видел он, как мчались они к его дому, к крохотному мирку, разрывая, сжигая и разметая его в прах...