Ключ от бездны. Книга первая

— Надо было позволить ящеру сожрать тебя, — отозвался Креламет. — Держи трофей, — он протянул ему уцелевшую нимфею.

Но выразить радость победы сын правителя не успел — к ним подбежал запыхавшийся Рехум.

— Скорей, — оборачиваясь и показывая куда-то в сторону, выпалил он. — Идемте!

— Куда? Объясни толком! — потребовал охотник.

— Когда вы уплыли, я увидел, как вспыхнули над скалами огни, потом покатились вниз, и угасли. Одрух тоже видел и пошел туда, а меня оставил, — он сконфуженно смолк.

— Идем, — кивнул Креламет.

И скоро стражи уже пробирались по заваленному большими валунами берегу и быстро догнали змеелова.

— Искупались? — недобро бросил Одрух.

— Цветок у меня, — похвалился Сидмас.

— Поздравляю.

— Быстрее, — поторопил их встревоженный Рехум. — Кажется мне, что случилось непоправимое.

У той самой скалы, где появились и пропали странные искры, стражники обнаружили глубокую пещеру. Внутри горел огонь.

Мужчины вошли и увидели служительниц, которые суетились у костра.

Вновь невольно очарованные видением прекрасных созданий, стражи так и стояли бы, не в силах вымолвить ни слова, если бы одна из невилл не вскрикнула, заметив их.

— Что вам здесь нужно? — строго спросила она и направилась навстречу непрошеным гостям. — Разве вы не знаете, что в эту пещеру нельзя входить чужим?

— Начнем с того, что мы не чужие, — обиделся Креламет. — К тому же, нам показалось, что здесь кричали.

Девушка немного успокоилась, узнав Сахулла.

— Рада, что ты прошел испытание, — опустив глаза, проговорила она тихо.

— Спасибо, Лемаис, — улыбнулся охотник. — Но, что у вас произошло?

Красивое личико невиллы вновь стало испуганным.

— Крорис вдруг стало плохо, — поспешно заговорила она и вдруг замерла, увидев в руках Креламета озерную лилию. — Зачем? — Глаза девушки потемнели от страха. — Зачем ты принес это сюда?

— Что? — не понял страж. — Нимфею? Фархус сорвал ее...

— Сорвал?! — воскликнула Лемаис и бросилась к другим невиллам. — Она умрет! Умрет! — закричала девушка. — Они погубили ее лилию!

— Что все это значит? — с раздражением спросил Сидмас. — Мне кто-нибудь объяснит? В чем я виноват? — он подошел к той, что неподвижно лежала прямо на земляном полу пещеры. Она уже была мертва.

Мхар, легко подняв еще теплое тело, перенес его на возвышение в глубине грота, и снова обратился к Лемаис:

— Скажи мне, почему?

— Так захотел Кхорх, — всхлипывая, ответила она. — Или, скорее, сама демоница. Мы живы, пока цветут в озере нимфеи, а вы должны стеречь их, как зеницу ока, — невилла с укором взглянула на молодого человека.

— Я клянусь, что ничего не знал о лилиях! — воскликнул он.

— Какое это теперь имеет значение? Особенно для Крорис? — с горечью спросила девушка, склонилась над умершей и снова заплакала.

Мрачный Сидмас вернулся к своим.

— Наверное, надо сообщить об этом жрецу, — хмурясь, сказал он и окинул тяжелым взглядом грот с низкими сводами и земляным полом, где не было даже тех удобств, что показались ему скромными в доме Стражей. Очаг окружало шесть подстилок из трав. Глиняные чаши с похлебкой стояли прямо возле циновок, брошенных вокруг костра. — И именно так первосвященник представляет себе чистую жизнь непорочных дев, — добавил он едко.

Ему никто не ответил. А невиллы, снова собравшиеся над той, что еще совсем недавно была полна жизни, запели над ушедшей подругой тоскливую песнь Смерти.

ГЛАВА 6

— Признаю, моя вина, — сказал Хепи-Сах. — Но кто же мог знать, что так получится?

— И стражам захочется нарвать цветов, — подхватил Сидмас с сарказмом. — Понимаю, как странно это выглядит теперь, но ты обязан был предупредить нас.

Он осмотрел голые стены и каменное ложе с охапкой сухой травы. Келья, куда привел его жрец, была холодной и сырой. Ее унылый вид лишь усугублял то подавленное состояние, в котором находился сын правителя. Он был не столько растерян, сколько зол на самого себя за то, что так досадно усложнил задачу, и отдалился от намеченной цели. Да, девушка умерла, и Сидмас честно признался, что это он сорвал ту злополучную нимфею. И в свое оправдание мог сказать только то, что ему не было известно о магических свойствах цветка.

— Кхорх простил тебе этот проступок, — продолжил служитель. — Но за гибель святой девы ты должен понести наказание. А пока верни мне нож и браслеты.

— Конечно, достопочтенный, — отозвался мхар и отдал все, что тот просил. Потом присел на валун, видимо служивший здесь стулом. — Но если виноват не я один, почему заперли только меня?

— Я тоже буду наказан, — бесцветным тоном произнес Хепи-Сах. Впрочем, жрец, казалось, вообще не умел выражать эмоции.

— Долго мне здесь сидеть? — поинтересовался Сидмас. — Или меня убьют?

— Кхорх не решил еще.

Сын правителя поднял голову:

— Ну, ладно, ты все сказал, и, наверное, можешь идти.

— Да, — отозвался жрец, но продолжал стоять.

И Сидмасу вдруг почудилось, что в душе существа в серебристом хитоне происходит нечто, похожее на внутреннюю борьбу, что мало вязалось с образом этого странного человека. Но ему, поглощенному собственными душевными терзаниями, не доставало сейчас ни сил, ни желания сосредоточиться на чем-то, кроме личных переживаний. Обида на неудачный поворот судьбы весьма досаждала, делая невосприимчивым к подобным тонкостям.

— Уйди, — тихо проговорил он.

Тяжело шагнув вперед, Хепи-Сах привычно застыл, а мхар явственно ощутил, как волна острого неприятия поднялась в его душе. Этот сиплый, нечеловеческий голос, всегда закрытое лицо и замедленные движения вызывали скрытый страх. Но в следующее мгновение Сидмас стиснул голову руками и почувствовал, как холодный водоворот тащит его куда-то, а животный ужас перед близкой смертью наполняет сердце...

— Уйди, — простонал он.

На этот раз жрец удалился, закрыв за собой решетчатую дверь.

Мхар поднялся, повинуясь внезапному желанию вернуть служителя и задать единственный вопрос, ответ на который внезапно пришел к нему сейчас. Но здравый смысл подсказывал, что Хепи-Сах не захочет открыться.

Не зная, чем занять себя, опустошенный и томимый тягостным предчувствием, Сидмас устроился на жесткой лежанке, отгоняя прочь неприятные мысли.

"Надо уснуть, уснуть... как нелепо все получилось... а если первосвященник захочет убить и меня?.. нужно придумать что-то..."

Он провалился в тревожный сон, где снова плыл под водой с полыхавшим огнем. Неясные тени мелькали вокруг. Все ближе и ближе. Пока не разверзлась прямо перед ним чудовищная пасть...

Сидмас очнулся, ничего не понимая. Только бешено и больно колотилось сердце. Полежав и успокоившись, он прислушался. Вокруг стояла тишина, и определить, сколько прошло времени оказалось затруднительным. Но, насколько это было важно сейчас? Им никто не интересовался. И то, что он оставался запертым здесь, могло сыграть им с Креламетом на руку — чем меньше они будут привлекать к себе внимания, тем лучше. Что ж, теперь у него появилось время все спокойно обдумать. Ощущение потерянности прошло, как, впрочем, и чувство вины из-за смерти той девушки. Кем она была? Лишь первой жертвой в ужасной игре, что затеял первосвященник. Жалел ли ее сын правителя? Да. Но кто был истинным виновником в гибели той, чья жизнь зависела от хрупкой жизни цветка?

Протирая глаза, Сидмас поднялся и подошел к нише, где тускло горела улхурская лампа, стоял кувшин и горкой лежали сладкие лепешки.

— Да смилуются над тобой боги, великий Кхорх, — сказал мхар, отпивая прохладной воды. — Да будут...

Подозрительный звук привлек внимание Сидмаса, он оглянулся — ему показалось, что кто-то прошел мимо двери. Кривая тень на секунду скользнула по стенам. Поставив кувшин на место, и прихватив лампу, страж осторожно приблизился к решетке. Заглянул в коридор. Зеленоватый свет выхватил кусок неровной каменной стены и грязный пол.

— Странно, — проговорил мхар тихо, вернулся к ложу и прилег, уже не надеясь уснуть. Чувство тревоги не отпускало, как и навязчивое желание снова посмотреть за решетку. Раньше он не считал себя трусом, но тот, кто таился в темноте галереи, был намного сильнее его. Сильнее не физически, нет. Притихший там источал зло и перед ним становился слабым любой из плоти и крови.

Не утерпев, Сидмас снова встал, подхватил лампу и подошел к двери.

— Кто здесь? — прислушавшись, он уловил ни на что не похожий звук. — Эй! Отзовись! — Сидмас повыше поднял светильник, прижимаясь к прутьям. И вдруг отпрянул — из темноты к нему метнулось нечто уродливое и гадкое.

— Что это?.. — Собственный голос придал уверенности, но желание смотреть пропало.

Сидмас медленно отступил к кровати, опасаясь поворачиваться к двери спиной.

— Может, померещилось?..

Сев и поставив лампу у ног, он постарался успокоиться. Наверняка, кто-то из людей был рядом, да и решетка надежно защищала. Но... от кого? Если то, что видели его глаза не плод разыгравшегося воображения, никакие стены помочь ему не смогут.

— Не впускайте в душу свою страх, — снова вслух проговорил стаж и нашел в себе силы улыбнуться. — Кхорх заботится обо мне.

Но образ кошмарного лика снова и снова вставал перед мысленным взором: узенький подбородок, низкий лоб с загнутыми тонкими рожками, серая, словно истлевшая кожа, местами прорванная и сочившаяся кровью, глубоко сидевшие белесые глаза, и острые, почерневшие зубы.

Сидмас невольно вздрогнул, когда услышал слабый зов за дверью:

— Фархус?

За решеткой стояло что-то светлое, похожее на призрак.

— Фархус!

Женский голос, звавший его, был мягким и удивительно мелодичным.

Ошарашенный мхар приподнялся, не веря своим ушам. Как можно было обмануться! И что за чудовищной силой наделены эти подземелья, что рождают одновременно и кошмарные виденья, и обворожительных созданий с такими нежными голосами?

— Фархус, я хочу помочь тебе, — заговорила незнакомка.

— Кто ты? — он встал и подошел ближе, с удивлением видя перед собой прелестную девушку. Она ухватилась маленькими ручками за прутья двери и встревожено смотрела на него.

— Я — Каэлис, дочь жреца Гереха, — взмахнув длинными ресницами, сказала красавица и устремила на пленника влажно-черные неотразимые очи.

Сидмас смутился перед такой пленительной дивой, не находя слов, и не понимая, что нужно было от него этой девушке.

— Я отворю дверь, — сказала она и ловко вскрыла наружный замок.

— Для чего тебе идти против отца? — отступая, спросил сын правителя.

— Потому что ты ни в чем не виноват, — улыбаясь, ответила Каэлис и протянула к нему руки. Как хороша она была, с точеным личиком, полуобнаженной грудью и плавными линиями юного тела, что угадывались под тонкой материей платья. Склонив голову и блестя в полуулыбке белыми зубками, девушка шагнула к Сидмасу и встряхнула длинными темными волосами. Выражение глаз ее изменилось, и теперь в них читались открытый призыв и нетерпение. — Ты пленил душу мою, горец, и можешь отблагодарить свою спасительницу.

— Как?

— Разве ты не понимаешь? — лукаво спросила она, и подтолкнула смущенного мхара к ложу.

— Я не посмею оскорбить Гереха, — растерянно сказал Сидмас. — К тому же стражам нужно сохранять себя в чистоте, — но говоря это, он позволил увлечь себя на кровать. Конечно, сын правителя не был совершенно неискушенным в любовных вопросах. Но несмелую ласку, что дарила ему возлюбленная, никак нельзя было сравнить с тем, к чему влекла Каэлис. Голова его закружилась, словно он очутился в горячем омуте, такими сладко-обжигающими оказались поцелуи и объятья страстной дочери жреца.

— Ай, мне больно, — вскрикнула вдруг она и, отстранив мхара, быстро распустила шнуровку на его хитоне. — Что это?

— Сердолик, — ответил Сидмас, и взял в руку блестящий камень, вставленный в оправу с магическими знаками — священным оберегом мхаров. Он прятал его под одеждой от глаз улхурцев. И теперь прикосновение к амулету привело его в чувство.

— Разве он не нравится тебе? — поинтересовался Сидмас, улыбнувшись. — Если захочешь, я подарю.

Лицо Каэлис на мгновение исказила злоба, но прелестница легко справилась с собой. Томно взглянув на стража, она прильнула к его плечу горячей щечкой:

— Сними, он мне мешает крепче обнимать тебя.

— Вот как? — мхар уже успел заметить бордовый след, оставленный амулетом на коже девушки. — Как, говоришь, тебя зовут, красавица? — крепко схватив, он прижал ее к кровати и с силой впечатал сердолик в кожу лба. — А вот это тебе нравится, Кэух?

Кожа под камнем задымилась, плавясь и искажая прекрасные черты. Еще мгновение, и под мхаром забилось уродливое существо, которое привиделось ему в темноте коридора. Издав истошный визг, оно со страшной силой ударило Сидмаса и того отбросило к противоположной стене. Тяжело ударившись, он потерял сознание...

* * *

— Переживаешь за друга? — присаживаясь рядом с Креламетом, сочувственно спросил Одрух.

— Да, — мхар опустил глаза и снова посмотрел на рисунок, сложенный им из камушков. — Его нет уже пять дней, а этот... жрец даже говорить не хочет.

— Он считает, что все сказал, — усмехнулся змеелов.

— Да. — Креламет снова умолк, не желая продолжать тему, которая явно интересовала его собеседника, но была неприятна ему самому. Как и любознательность улхурца, впрочем.

Над Хеллом стоял редкий туман, а тусклая вода казалась мертвой. Наступал вечер. Глубокие тени от близких скал вытягивались, словно желая подслушать, о чем молчали двое, глядя на застывшее синее озеро.

— Как думаешь, можно сбежать отсюда? — нарушил мхар вязкую тишину и резким движением руки сломал сложный узор на песке.

— По скалам? — Одрух кивнул на размытый рисунок каменной громады. — Возможно, — он мельком глянул на Креламета. — Хочешь удрать?

— А что?

— Нет, ничего. Я бы и сам задумался над этим, но мои близкие уже получили за меня золото. И я не могу вернуться, опозорив свой род и память предков.

— Тебе не нравится здесь? — спросил Креламет, уже зная ответ.

— Видел, как живут невиллы? — ответил змеелов вопросом на вопрос. — Зачем первосвященник держит их в черном теле? Я хорошо знаю одну из них. Она всегда была красивой и живой, а теперь... теперь девочка так быстро чахнет, что долго не выдержит. Не удержался, встретился с ней тайком, о чем не жалею — много интересного рассказала. Среди невилл внучка Сильхи затерялась, — он усмехнулся. — Вот уж не пойму, куда ее бабка-ведьма смотрела! Так эта самая Дельви говорит, что страшнее Улхура с Колодцем нет ничего на всей земле. И тварь, что копит силы в теплом жерле вулкана, наделает много бед.

Креламет пожал плечами:

— Мы же не невиллы. У женщин чувствительная душа ко всяким тонким материям. Да и мерещится им много лишнего.

— Что произошло тогда на озере? — вдруг спросил змеелов. Голос его изменился, став напряженным.

— Фархус сорвал...

— Ты хороший парень, — перебил его улхурец, все с тем же настойчивым тоном, — но вы с другом держитесь в стороне. И я кожей чувствую, что дело тут не в том, что вы выросли в одном племени где-то на мысе Бонши. Ведь так?