| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Ох, каким же трудным делом это оказалось!
Анализ своего падения Ео начала с самого начала своей жизни. Некоторое время она потратила, вспоминая детство. Особенно — тот период, после которого родителям пришлось тащить её на Совет.
Чего ей не хватало? Куда она стремилась тогда?
Разве не помнит она, как сладко замирало сердце, когда она нарушала Правила и ждала, чем всё закончится?
Почему все называли её сначала смелой и напористой, а потом — упрямой и строптивой? Не в этом ли кроется разгадка?
Вопросы повисали в воздухе, и дальше вопросов дело не двигалось.
Ох, как же трудно оказалось искать и признавать свою вину, даже наедине с собой! Даже тогда, когда всё давно прошло...
Человек — странное существо. Ведь каждый, в глубине души, способен отличить, когда виноват он сам, а когда обстоятельства складываются трагически. И нельзя их изменить.
Но чувство вины может ощутить и вынести на своих плечах только сильный человек.
Так, чтобы правда не сломала человека.
Нужно обладать достаточно крепким характером, чтоб сказать, пусть даже самому себе: "Вот, здесь я был виноват". Или: "Вот, за эту вину я несу наказание".
Слабого человека чувство вины может сломать. Даже — свести с ума.
А ещё... человек инстинктивно пытается ускользнуть от чувства вины. Уворачивается, как угорь. Человек стремиться оградить сам себя от признания вины. Нам всем хочется заслониться от того, что нам тяжко.
Тогда человек начинает искать виноватого. Как хорошо, когда в том, что он поступил так, а не иначе, виноват кто-то!
Разве Ео — не человек?
В голове Ео мелькали обвинения и претензии к родителям. Наверняка, это родители делали что-то не так, раз она выросла такой упрямой!
Да! Родители!
Сладко искать виноватого! Чувство собственной ответственности за содеянное отодвигается.
Отодвигается, отодвигается... А если ещё виноватых несколько!
Ео начала обвинять факультет — за то, что там допускались дополнительные занятия. И что на этих занятиях студенты могли оказаться предоставленными сами себе!
Разве нет?
Она обвиняла информационные Центры, особенно Центр редкой информации, — за то, что в них не осуществлялось должного контроля за доступом к информации.
Вот! Вот главное!
Почему никто не остановил человека в чёрном плаще, с таким подозрительным лицом, идущего по факультету! Почему никто не остановил человека, несущего невинным студентам сок дерева Го?!
Неужели в Отделении Порядка и Защиты все спали, и видели сны, когда это всё происходило?
ГЛАВА 21
Тут Ео остановилась в своих размышлениях.
Видимо потому, что слово "контроль" засело в её мозгу за время разбора конторских бумаг, она, наконец, произнесла ту самую, на данный момент ключевую, фразу:
"Почему же в верхнем мире нет никакого контроля?"
"Почему же в верхнем мире нет никакого контроля?"
Несколько раз Ео повторила эту фразу про себя. Мысль казалась совершенно правильной! Но почему-то эта правильная мысль не приносила успокоения.
"Но в верхнем мире вообще нет такого контроля, как в нижнем! Иначе... верхний мир ничем не отличался бы от нижнего..."
В верхнем мире люди свободно, по своей воле, по традиции, по обучению, наконец, но сами выполняют Законы и Правила.
Свободно! Вот в чём отличие!
Там есть только предупреждения. Но принуждения — нет. Нет ничего, кроме обучения и воспитания.
Ведь тогда, на Совете, ей рассказали, что много предупреждений даётся человеку только в детстве.
Чем взрослее человек, тем больше у него свободы. Но тем больше у него сознательности! (должно быть... должно быть...)
Тут Ео вспомнила, что к ней, всё-таки, подходила девушка из Отделения Порядка и Защиты. Там, на ступеньках информационного Центра. Девушка, которая куда-то записывала какое-то предупреждение.
"Да, это не "контроль", — подумала Ео. — Кого может остановить такой контроль?"
И тут же Ео пришлось ответить самой себе: "Такой контроль может остановить только того, кто может контролировать сам себя".
Как обидно! Видимо, за ней наблюдали! И в Центре редкой информации, и до того, как она выменяла пропуск в этот Центр.
Если выслали Лао — значит, не могли не знать и о ней? Ведь Мио не могла не рассказать, что рассказ о соке дерева Го предназначался вовсе не ей, а мне?
А вот если бы... если бы кто-то подошёл к ней, из Отделения Порядка и Защиты, и сказал бы: "Не ищи сок дерева Го — провалишься в нижний мир!"
Перестала бы она искать этот сок? Остановилась бы? Или нет?
Скорее всего, ответила бы: "Не трогайте меня! Мне очень хочется, и я всё равно сделаю всё, что хочу. Нижнего мира не существует, это сказки!!"
Да, вероятно, так и случилось бы. А если бы сок вырвали у неё из рук, и сослали её на Остров, она бы плакала и рыдала.
Не о том, что её выслали, а о том, что сок вырвали у неё их рук.
Ео прикрыла глаза.
Да, так и произошло бы. Так и произошло...
Тут перед закрытыми глазами Ео всплыл экран монитора. Сначала фраза о том, что "Ложное распространение рассказов о чудодейственном дереве Го запрещено правилами Совета".
Разве это — не предупреждение?
Но разве это предупреждение её остановило? Разве это предупреждение могло её остановить?
А что там было написано дальше? Там, в Центре редкой информации? Там высвечивалось что-то ещё, что показалось ей совершенно лишним и непонятным!
Вот...
"Наказание за употребление сока дерева Го может заключаться в самом употреблении".
"Наказание за употребление сока дерева Го может заключаться в самом употреблении".
Сложно понять, пока не прочувствуешь на себе. Понять, что наказание заключено в самом употреблении.
Если бы она не попробовала... Если бы она не поднесла ко рту злополучную склянку, возможно, она сейчас жила бы на Острове, вместе с Лао. И жалела бы о том, что её лишили желаемого. Как, вероятно, жалеет сейчас Лао.
Но она попробовала... И вот.
"Наказание за употребление сока дерева Го может заключаться в самом употреблении".
Употребление — прямой путь в нижний мир. Островом не отделаешься.
Ах, как горько! Потому, что логично.
Дальше Ео в своих размышлениях не продвинулась.
Потому что дальше...
Потому что дальше следовало приступить вплотную к самой себе.
Страшно! И больно. Так больно...
Как же трудно это — причинять душевную боль самому себе... Это даже больнее, чем порезать собственные ладони...
ГЛАВА 22
Между тем, время шло. Почти все бумаги в конторе нашли свои места в соответствующих папках. Ео аккуратно расставила папки по полочкам. Подписала каждую папку. Раскладывать же вновь поступающие бумаги не представляло для неё никакого труда.
Оставался только раздел о "Домах для больных и старых" и "похоронный" раздел, которые начальник велел оставить напоследок, как самые неважные.
Отчитываться начальник ездил в соседний город, каждый раз отвозя бумаги по одному из разделов. Начальник не скрывал, что доволен — бумаги, разобранные Ео, ему не приходилось разбирать ещё раз.
Ео не то, что начала скучать, но у неё появилось свободное время. Она вымыла в своей конторской комнате полы, оконные стёкла и даже стены. Она застелила полочки белой бумагой. Начальник только качал головой, глядя на всё это.
— Не стоит... не стоит... — говорил он.
— Почему, господин начальник? — спрашивала Ео.
Начальник криво усмехался, и ничего не отвечал. Или отвечал что-то вроде:
— Слишком хорошо — всё равно, что плохо.
Однажды начальник вошёл в комнату, где работала Ео, за какой-то бумагой. Ео быстро нашла то, что он просил.
Взяв бумагу в руки, начальник неожиданно произнёс:
— Мне бы дослужить с тобой до отпуска...
Ео насторожилась. Она уже знала, что могут значить эти слова.
Начальник медлил и почему-то не уходил. У самого выхода он обернулся к Ео, и сказал, чуть запинаясь:
— Меня зовут Ник. Ты можешь так называть меня... иногда... если хочешь...
— Спасибо, — пробормотала Ео. — Спасибо, господин начальник. Спасибо... Ник.
Ео, конечно, давно узнала, как зовут начальника. Его подпись стояла на многих бумагах. Но...
Чтобы начальник, да сам...
Светло-карие глаза господина начальника смотрели так... даже ласково... если может существовать в нижнем мире что-то ласковое...
Дверь хлопнула, и Ео осталась одна в своей комнате.
Что-то дрогнуло в сердце Ео. Именно в этот момент дрогнуло сердце Ео. Позже, чем у господина начальника.
Но ничего, что касается чувств, проявлять наружно не стоило. Это не могло иметь продолжения. Это могло только принести осложнения в эту жизнь, и так непростую и трудную.
Ео только поправила волосы, тряхнула головой, словно пытаясь отбросить мелькнувшее чувство, и вернулась к своим бумагам.
Отношения господина начальника к Ео, как отношения начальника к подчинённой, можно было назвать прекрасными. Для нижнего мира, разумеется.
Господин начальник никогда не бил Ео, только кричал на неё. Иногда Ео ловила взгляд начальника, и в этом взгляде не видела зла. Наоборот.
Грустный взгляд Ника иногда вызывал у Ео такое же щемящее чувство, как воспоминания о верхнем мире.
И притронуться нельзя, и вспоминать больно.
Но хочется вспоминать, и притронуться хочется. Ох, как хочется...
А начальник... что ж... "Если присмотреться, то он даже симпатичный, — думала Ео. — Но "отпуск"... Б-р-р... лучше об этом не думать..."
Страшно думать об этом "отпуске", который неотвратимо приближался. А дело заключалось вот в чём.
ГЛАВА 23
Все отношения между людьми в нижнем мире содержались под контролем. В том числе и отношения мужчин и женщин. В бумагах, по крайней мере, не встречалось ни намёка на иные отношения людей, кроме служебных. До поры, до времени!
Ео поначалу даже удивлялась. Почему это на улицах не видно парочек, и никто не проявляет явного интереса к противоположному полу?
Разбирая бумаги — поняла, почему.
В течение года в нижнем мире никто не подступал ни к кому с любовными предложениями. Ни мужчина к женщине, ни женщина к мужчине.
Нет, может, кто-то и подступал... Но только там, где не имелось контролёров или камер контроля. А найти такое место — ох, как сложно!
За нарушение могли наказать или убить. В зависимости от категории человека. Исключений не предполагалось. Ео попались всего два рапорта за год — о том, как поймали и наказали "прелюбодейные" парочки.
В первом случае мужчину и женщину убили контролёры, а во втором — женщина убита, а мужчина отправлен на мусорку.
Эти правила касались низших категорий. Уж точно — включая четвёртую.
Вопрос "любви" решался просто. В конце года объявлялись две недели свободы. Что-то вроде всеобщего отпуска. Это время так и называлось: "отпуск".
Люди не ходили на работу. Продукты выдавались заранее. Каждый мог встречаться, с кем хотел. И сколько хотел. В пределах своей иерархической категории, разумеется. Мог так же вышестоящий выбрать нижестоящего, но не наоборот.
Двое могли проводить "отпуск" по взаимному согласию, или по согласию менять партнёров. Но если возникали какие-то споры, то право выбора оставалось за мужчиной.
Драки и убийства, в эти две недели, случались и между мужчинами, и между женщинами. На эти две недели в нижнем мире приходилось самое большое количество убийств. И смертей вообще.
Через положенный срок в нижнем мире рождалось некоторое количество детей. Рожениц и матерей с детьми собирали: кого в особые бараки, кого в особые строения, "Дома", — строго по иерархическому принципу.
Дома для матерей с новорождёнными так и назывались: "Дом новорождённых ?1, Дом ?2, ?3, ? 4". Цифра соответствовали категории родителей. Если один из родителей занимал более высокую категорию, она считалась главной.
В конторе у Ео бумаги касались людей до четвёртой категории. Как подобное происходит дальше, она не могла знать. И спросить не у кого.
Матери общались с детьми примерно год, а потом подросших детей собирали в "Дома детей". Тоже, под номерами.
Получалось, что новое поступление детей в эти дома происходило всегда в одно и то же время. Видимо, для удобства управления.
Детей рождалось не много. Иногда "Дома" объединялись. Например, мог быть "Дом ?1-2", или "Дом ?3-4"
В "Домах детей ?1-2" дети содержались до двенадцати лет, а в "Домах детей ?3-4" — до четырнадцати лет. Под наблюдением надзирателей, или "воспитателей".
Дети обучались в зависимости от категории дома, а затем их направляли на работы, в соответствии со своей категорией. Дальнейшее их обучение происходило (если происходило) уже на работе.
Ео не была бы собой, если бы не обратила внимания на цифры.
Разбирая бумаги, она даже потеряла некоторое время, чтобы выбрать цифры из нескольких отчётов. Повернувшись спиной к камере контроля, Ео складывала и вычитала эти цифры, хотя это совершенно не входило в её обязанности.
Количество рожениц не совпадало с количеством детей, поступающих в детские дома! И количество поступающих не совпадало с числом выходящих из детских домов детей. Дети умирали.
Оказалось, можно отследить, какая часть новорождённых, и какая часть более старших детей просто умирала, не дойдя до выпускного возраста. За прошедший гол количество детей оказалось меньше количества рожениц на треть.
В который раз Ео убеждалась, как невысока цена жизни человека в мире Эмит-дуо. Нет. Не просто человека, а человека нижней категории.
В одном только Ео не сомневалась. В том, что весь этот процесс откуда-то регулировался и кем-то контролировался.
Как и все процессы в мире Эмит-дуо. Если система существовала долгое время, и даже называлась "миром Эмит-дуо", значит, как-то эта система регулировалась.
Странный мир.
Никогда бы Ео в такое не поверила, если бы...
ГЛАВА 24
Когда Ео разложила бумаги почти по всем разделам, начальник разрешил ей уйти с работы на три часа раньше. Ей предоставили второй выходной.
Наверно, Ник просто относился к ней снисходительно. Никаких правил насчёт выходных Ео в бумагах не встречала.
Но кто же откажется от выходного!
— Надеюсь, я увижу тебя завтра с целыми руками, — чуть улыбнулся господин начальник, отпуская Ео. — Лучше выспись как следует.
— Да, господин начальник, — заверила его Ео. — Что упало, то пропало.
Идти в тоннель, в этот раз, Ео не собиралась. Зачем резать руки и бередить душу! Ведь ничего не изменилось в её жизни, после второй попытки. Идти к стеклянной лестнице бесполезно. Хоть Ео и продолжало туда тянуть...
Ео давно знала, как использует эти три часа, когда (и если) их получит.
План на второй выходной давно составлен! Адреса троих, получивших за год повышение по службе, накрепко держались в памяти Ео.
Вторая половина дня оказалась для этого весьма кстати. Идти к этим людям по адресам Ео не решилась. Они всё равно не открыли бы ей двери. Просто потому, что в мире Эмит-дуо никто никому не открывал дверей.
Она нашла в бумагах место работы двоих из удачливой троицы. И отправилась на работу этих людей, в надежде найти их и поговорить.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
