— За Победу! За нашу общую большую и важную победу над Жнецами! За Победу, которую мы все ждали, которую мы все приближали, как только могли! За Победу, в которую мы верили даже тогда, когда нам было очень трудно! За Победу!
Все присутствовавшие за столом в едином порыве встали. Послышался звон сдвигаемых стаканов, рюмок, бокалов. Эхом прокатилось по залу главное, что было в тосте: "За Победу!".
Не садясь на места, присутствующие налили себе очередные порции. Светлана чувствовала, как напряглась Ксения. Хорошо, что рядом с ней — Валентина, Зинаида. Если что — они помогут Ксении. Сложный тост. Второй.
— За тех, кто ушёл за Грань. За тех, то не сдался, не предал, не отступил. За тех, кто ушёл непокорённым, непобеждённым, кто полностью выполнил свой долг перед ныне живущими. За тех, кто подарил нам всем, живущим сейчас, право на жизнь. За тех, кто своей жизнью защитил нашу жизнь. Жизнь каждого из живущих ныне. За тех, кто ушёл за Грань, но навсегда остался в сердцах, памяти и сути живущих. За тех, кто ушёл за Грань!
В глазах Ксении появились слёзы. Она их почти не сдерживала. Валентина и Зинаида искоса посматривали на неё — она держалась. И была... рада. Потому что все, кто стоял за столом, посмотрели на неё. Инга защитила гражданских от гибели. От небытия. От личностной смерти. Очень многих гражданских.
Светлана видела, как присутствующие в офицерской столовой переводят взгляд со Знаменской на портреты Инги, Трофима Викентьевича и Таира Федосеевича, появившиеся на немногочисленных больших экранах офицерской столовой. Многие вспоминали в эти секунды тех, кого знали лично, кто тоже не дожил до желанной Победы над полумашинами.
Выпили. Почти одновременно осушили бокалы, стаканы, рюмки. Не чокаясь. Все знали — будет продолжение второго тоста. Ксения держалась. Она была рада, что все, кто был в офицерской столовой, с уважением и любовью посмотрели на неё — мать героини. Воспитавшей прекрасного человека. Прежде всего — человека, а потом уже — офицера военной полиции.
— Светлой памяти всех, кто ушёл за Грань. Ушёл не предавшим Галактику, не покорившимся врагу, не отступившим. Светлой памяти всех, кто своей жизнью защитил жизнь других разумных. Светлой памяти всех, кто подарил нам право жить, шагнуть из войны в мирное время. — голос Светланы едва заметно дрогнул. — Светлой памяти всех разумных, ушедших за Грань. Минута Молчания!
Пространство офицерской столовой заполнили звуки старинного механического метронома. Ровно шестьдесят ударов. Ровно шестьдесят щелчков. Все эти секунды, уходящие осязаемо, даже зримо в вечность, все присутствующие в зале отдавали погибшим воинские приветствия. Независимо от того, были ли они в форме или без, независимо от звания, должности, статуса. На больших экранах на стенах столовой появились портреты Трофима Викентьевича, Таира Федосеевича, Инги Знаменской. Каждый, кто стоял сейчас за столом, вспоминал своих знакомых, не доживших до Победы. Таких было очень много.
Звуки метронома стихли, но никто не торопился осушать бокалы, стаканы, рюмки. Светлана видела, как подрагивает стакан в руке Ксении. И чувствовала, что Ксения благодарна. Благодарна всем, кто сейчас стоял за этим общим столом, кто помянул её дочь, защитившую от гибели, от смерти, от личностного небытия гражданских разумных. Светлана видела благодарность в глазах родных Таира Федосеевича, видела, как смотрят все, кто присутствовал сейчас в зале, на портрет Трофима Викентьевича.
Выпили. Не чокаясь, но — до дна. И потом подержали пустые стаканы, рюмки, бокалы на весу.
Со своего места встал Титов. Светлана мягко опустилась в своё кресло, внутренне радуясь, что обошлось без срывов. Ксения выдержала. Да, она волновалась, нервничала, даже плакала, но — выдержала. И была довольна и рада, потому что все Стрельцовы, все Знаменские, да и не только они — разделили с ней её горе.
— За любовь. — сказал Титов, поднимая наполненный гранёный стакан и взглядом пробежав по рядам стоявших у стола гостей. — За верховное чувство, которое нами движет к высотам личностного развития. За верховное чувство, которое способно показать нам наши истинные возможности, нашу истинную суть, наше истинное лицо. За верховное чувство, которое нас объединяет в стремлении жить полно, достойно, ярко, независимо от того, сколько секунд, минут, часов, суток, месяцев, лет мы можем прожить, пробудив в себе это чувство. За любовь, познав которую мы, независимо от расы, пола, возраста, социального и имущественного положения, становимся равны былинным героям и богам. За любовь, которая дарит нам наше продолжение — детей. За любовь, которая придаёт жизни каждого из нас высший, самый полный, истинный смысл. За любовь!
По рядам прокатилось эхом "За Любовь!" и послышался звон сдвигаемых воедино стаканов, бокалов, рюмок. Светлана увидела, как Ксения едва заметно улыбнулась. Улыбки появились на лицах родных Таира Федосеевича. Похоже, они оттаяли. Хотя бы ненамного, но — оттаяли.
Все, кто был в офицерской столовой, знали порядок тостов, поэтому никто не удивился, когда все сели на свои места. Первая пауза в тостах. Послышался стук столовых приборов о тарелки и блюдца. Первые немного несмелые реплики, первые тихие, приглушённые разговоры. Несколько минут — и со своего места встаёт Светлана:
— Мы получили возможность связаться по видеоканалу с экипажем и командой фрегат-крейсера "Нормандия". — тихо сказала она, видя, как разгораются, проявляя изображение заставок, самые большие настенные экраны в офицерской столовой. — Наши коллеги, друзья, знакомые, родные собрались на борту корабля на Иден-Прайме, чтобы вместе с нами отметить встречу. — заставки пропали, открыв изображения интерьера главной столовой фрегат крейсера. Нормандовцы сидели за столами и, видимо знали, что видеосвязь уже установлена. Со своего места во главе стола вставал Андерсон. В динамиках зала послышался его ровный, спокойный голос:
— Экипаж и команда фрегат-крейсера "Нормандия" приветствует вас, друзья! — он поднял бокал. — Мы рады видеть и слышать вас, рады чувствовать наше единство! Предлагаю выпить за единство и красоту, друзья! — Андерсон поднял бокал повыше, ожидая, пока все нормандовцы поднимутся со своих мест с бокалами, стаканами, рюмками в руках. Стрельцовы и остальные гости тоже встали. Им понравилось неожиданное включение дальней космической связи, понравилось, что они имели возможность увидеть легендарных нормандовцев. — За единство и красоту! — провозгласил командир фрегат-крейсера.
Динамики донесли до присутствующих в офицерской столовой крейсера людей звон сдвигаемых воедино бокалов, а экраны — то, как нормандовцы почти одновременно выпили содержимое бокалов, рюмок, стаканов до дна.
Светлана смотрела на Джона и не могла насмотреться на него. А он смотрел на неё. Как он смотрел! Нежно, мягко, любяще! Мария и Александр тоже во все глаза смотрели на экраны на отца и улыбались. Даже овчарки не сводили взглядов с экранов — они уже давно привыкли к такому техническому чуду и сейчас радовались, видя хорошо знакомых им людей. И не только людей. Среди нормандовцев присутствовали оба турианца, Мордин, Явик, Оливия и Марк. Все, почти все собрались в столовой зале фрегат-крейсера. Такой хорошо знакомой волговцам и их родным столовой зале. Собрались после Победы. Собрались, когда фрегат-крейсер обрёл базу на Иден-Прайме и освоил эту базу стараниями своих экипажа и команды.
Светлана смотрела на Джона и не заметила, как сел на своё место Андерсон, зато встала сидевшая рядом с ним Карин. Она наполнила свой стакан почти доверху травяным настоем, подождала, пока наполнят свои бокалы, рюмки, стаканы нормандовцы и сказала:
— За мужчин. За тех, кто всегда, везде и всюду выходил вперёд, чтобы вступить в единоборство с врагом, каким бы сильным, профессиональным и опытным этот враг ни был. За мужчин, кто сделал всё, чтобы враг слабел с каждым днём, с каждой декадой, с каждым месяцем. Кто работал, служил, действовал и в тылу и на фронтах, забывая об усталости, забывая об отдыхе, забывая о сне. За мужчин, которые встали стеной на пути Жнецов, кто погибал, но не пропускал врага дальше своего рубежа. За мужчин, которые говорят мало, но много делают, чьи дела, свершения, достижения говорят и свидетельствуют о них лучше, чем тысячи слов, письменных или устных. За мужчин, сохранивших в себе любовь! За мужчин! — Чаквас подняла свой бокал повыше и соединила его с бокалом Андерсона. Она посмотрела на Дэвида, тот посмотрел на неё и все, кто присутствовал в этот момент в обоих залах обоих кораблей Отряда в очередной раз убедились — Карин и Дэвид любят друг друга. Искренне, полно, глубоко любят.
Несколько секунд слышался звон сдвигаемых бокалов, рюмок, стаканов. Затем все мужчины обоих экипажей встали со своих мест. У каждого в руке — наполненный бокал. Небольшой гул разговоров — эхо уже прозвучавшего тоста, стихал.
— За женщин! — сказал Андерсон, глядя на Карин. — За тех, кто всегда рядом с нами, мужчинами. Кто поддерживает нас, кто верит в нас, кто помогает нам. За женщин, для которых мы, мужчины, всегда стараемся быть лучшими, самыми сильными, самыми знающими. Кто раз за разом побуждает нас становиться совершеннее, проявлять наши лучшие качества. За женщин, один взгляд, одно слово которых может побудить мужчину вспыхнуть лучшим, самым сильным светом, светом своей души, светом своей сути. За женщин, дарящих нам, мужчинам, самое дорогое — детей! Наших детей, которым мы передадим со временем в наследство мир. Огромный, многоцветный мир! За женщин, рядом с которыми мужчины становятся настоящими, истинными мужчинами! — Андерсон поднял бокал и осушил его.
Мужчины обоих экипажей выпили почти одновременно. Женщины обоих экипажей улыбались — тост командира фрегат-крейсера им понравился. Джон выпил свой бокал, не сводя взгляда со Светланы. Она улыбалась спокойной полной улыбкой, в её глазах впервые за несколько дней появились искорки света — она была очень рада видеть своего главного друга, слышать его, ощущать его любовь, его нежность, его поддержку. Как же хорошо, что система дальней космической связи сработала вовремя и нормандовцы смогли увидеться с волговцами.
Несколько минут — и мужчины занимают свои места за столами. Ещё несколько минут — и бокалы, стаканы, рюмки снова наполняются. Все — и нормандовцы и волговцы и гости крейсера знают, какой будет следующий тост.
Алла Селезнева поймала взгляд Стрельцовой, встала. Кому, как не ей, главному врачу крейсера, говорить следующий тост. Да, она пока что не замужем, но за последние несколько месяцев она приняла стольких новорождённых детей, что вполне могла считаться самой многодетной мамой Отряда. С ней в этом могла сравниться только Чаквас.
Главврачи кораблей Отряда обменялись понимающими взглядами.
— За детей. За наше продолжение. За тех, кого мы ждём, кого любим, когда они ещё не родились, кого мы любим, когда они родились, кого мы любим, когда они оставляют родительский дом, уходя во взрослую, самостоятельную жизнь. — сказала Алла. — За детей, которых мы, взрослые, защищаем, оберегаем, учим, потому что именно им предстоит наследовать после нас мир. Целый огромный разноцветный мир, поражающий нас многообразием и сложностью все годы нашей жизни. За детей, кто со временем подарит нам, родителям, счастливую возможность прожить третью и четвёртую жизнь, увидеть внуков и правнуков, вместе с ними снова пройти через детство, юность, зрелость! За детей, кто продолжит наше дело! Кто станет лучше нас, достойнее нас. За детей, кто всегда был, есть и будет вершиной любви — верховного чувства для любого разумного существа!
Мария и Александр улыбались. Да, они двое были первыми детьми, появившимися на свет на борту кораблей Отряда. Они пришли в этот мир в войну, когда судьба разумной жизни в Галактике подвергалась огромной опасности. Тост Аллы им очень понравился — она могла так сказать, ведь с тех пор на "Волге" и на "Нормандии" появились на свет несколько десятков детей. Волговцы в большинстве своём становились многодетными родителями — было немало двоен, троен, были даже четверни и пятерни. Не отстали от волговцев в этом и нормандовцы — там тоже было немало многодетных семей.
Мария, выждав несколько минут, пока взрослые не наполнят свои бокалы, стаканы, рюмки, встала. Кому, как не ей, дочери командира крейсера говорить финальный обязательный тост. Который, не будь на "Волге" ни одного ребёнка, пришлось бы говорить либо Титову, либо маме.
— Родителям своим мы, дети, обязаны всем, что у нас есть. — тихо сказала Мария. — Родители всегда сопровождают нас, сколько бы нам, их детям, не было лет, были ли мы с ними рядом или между нами были бы километры пространства, своей заботой и поддержкой. Вклад родителей в нашу жизнь, жизнь их детей, нельзя соразмерить ни с чем. Без них, без наших родителей не было бы и нас, их детей. За наших родителей! Пусть высшие силы подарят им много-много здоровья и много-много лет жизни!
Светлана удовлетворённо кивнула дочери. Мария едва заметно кивнула в ответ и улыбнулась, отхлебнув из бокала немного травяного настоя. Александр видел, как с ближайшего экрана ему кивнул отец.
Финальный обязательный тост прозвучал. Теперь застолье перейдёт в свободную фазу. Если и будут дальше тосты — они будут личной инициативой всех присутствующих.
Бокалы, стаканы, рюмки опустились на столы. Послышался стук столовых приборов, звякание тарелок и блюд.
Через час с небольшим Светлана встала. За ней поднялись Титов и Рената. Мария и Александр тоже встали, встали и некоторые другие Стрельцовы. Застолье в основном завершалось и теперь можно было выйти из столовой залы. На экранах было видно, что и столовая зала фрегат-крейсера немного опустела — многие нормандовцы покинули её. Протокол был выполнен, полностью соблюдён.
Встреча. После застолья. Утро следующего дня
Рената взяла Станислава под руку и направилась к дверям офицерской столовой. Титов не сопротивлялся, он был рад и доволен — застолье удалось на славу, прошло нормально, без проблем, без осложнений. Он и не заметил, как переступил порог своей старпомовской каюты, хотя не знал до самого последнего момента, куда именно поведёт его подруга.
— Гм. Это... я точно не покупал это. Откуда?...
— Слав, это купила я. Немного, самую малость ограбила магазины города. Хотела доставить тебе радость.
— Ты, Рена, самая большая моя радость! — Станислав оглядел каюту, останавливая взгляд на каждой из обновок. Потом он повернулся к спутнице, обнял и поцеловал её в губы. Долгим поцелуем, страстным. Рената была рада и счастлива. Она едва успела закрыть дверь, как оказалась в крепких и нежных объятиях своего вне всяких сомнений главного друга.
Они оба не помнили, как оказались в постели. Наверное, это произошло очень быстро. И уж точно — по взаимному согласию. Рената целовала Станислава так, как не целовала никого уже очень давно. И Станислав целовал её так, что она таяла, растворялась в океане счастья, любви, нежности. С подарками и обновками они разберутся потом, а сейчас... сейчас главное другое. Главное — они двое, вдвоём, рядом и вместе.
