Альбина танцевала профессионально, мастерски, с душой, учитывала, что здесь и сейчас не она ведёт, а ведёт кавалер, потому давала адмиралу право управлять рисунком танца и определять направление движения. Георгий и Альбина кружились по залу, минута шла за минутой и им обоим очень нравилось быть вместе. Изредка Альбина взглядывала на сидевшую за роялем сестру, улыбалась, но ещё больше она улыбалась, взглядывая на Георгия. И тот улыбался в ответ, получая огромное удовольствие от танца с такой красивой женщиной.
Уловив окончание мелодии, Георгий провёл Альбину к уголку отдыха — столику и нескольким креслам, подождал, пока она сядет, кивком поблагодарил её за танец, извинился, отошёл к Ренате:
— Давайте я попробую. Давно, знаете ли, не играл. А вот сейчас... захотелось попробовать. — сказал он, подходя к роялю.
— Охотно, Георгий. — Рената встала, уступая адмиралу место за клавишами.
Георгий сел, пробежался пальцами по клавишам, вспоминая позиции, затем поставил ноги на педали и заиграл. Ещё когда он шёл к роялю, он думал, что именно будет он играть, играть так, чтобы Рената запела. О, он знал, как она умеет петь... И почему-то ему хотелось, чтобы и сейчас она спела по-настоящему вечную песню для всех землян, не только для имперцев — для всех людей. Конечно же, легендарную и вечную "Надежду".
Рената, стоявшая у рояля, узнала мелодию сразу. И поняла, что уж эту песню она споёт. Альбина коснулась рукой своего инструментрона и это движение Рената увидела. Увидела краем глаза и поняла — сестра сделает всё, чтобы заснять то, как она будет петь. Наверное, это будет приятно маме, Светлане и Станиславу. Надо постараться. Надо очень постараться, ведь адмирал очень скоро улетит, вернётся к службе, к своему кораблю. Пусть он тоже запомнит эту песню, пусть он запомнит, как она пела эту песню, пела, обретя счастье, полное женское счастье, полное семейное счастье.
И песня взлетела над сводами танцзала, заполняя собой его пространство. Ни сёстры, ни адмирал не знали, что киборгессы уже попросили сотрудников Дворца Культуры записать всё, происходящее сейчас в зале.
"Светит незнакомая звезда,
Снова мы оторваны от дома.
Снова между нами города,
Взлетные огни аэродрома...
Здесь у нас туманы и дожди,
Здесь у нас холодные рассветы,
Здесь, на неизведанном пути,
Ждут замысловатые сюжеты."
Георгий видел, как Рената расцветает, сбрасывает рутинный, обычный облик. Как её голос крепнет, обретает глубину, силу, мощь, убеждённость, нежность. Многое было в этом голосе счастливой женщины, желавшей поделиться своим счастьем, своей уверенностью в будущем с окружающими людьми.
Альбина подалась вперёд, вперила долгий внимательный взгляд в сестру, на её лице играла мягкая улыбка, глаза лучились радостью и довольством — она, несомненно, видела, чувствовала и знала, что сестра — счастлива. Теперь — счастлива. Счастлива настолько, что этого счастья хватит не только ей самой, но и Станиславу, и её будущим детям, сколько бы их у неё не было, а у неё их, несомненно, будет очень много.
Аликс перебросила канал из Дворца Культуры базы на инструментрон Станислава и включила на экране инструментрона старпома ярлык оповещения, сопроводив ярлык "баллоном" с пояснением. Пусть Станислав послушает, как поёт Рената вживую — запись он всегда успеет послушать позднее! Лучшую, качественную запись, ведь это уж она, киборгесса-мать точно сможет сделать.
И Станислав услышал, на несколько минут, ставших для него предельно счастливыми минут, прервав общение с сотрудниками КДЦ. Секунда — и он сам перекидывает канал на экраны зала командирской подготовки, уловив, как заинтересовались песней присутствовавшие в зале офицеры. Песня мощно и широко зазвучала в динамиках зала:
"Надежда — мой компас земной,
А удача — награда за смелость.
А песни довольно одной,
Чтоб только о доме в ней пелось.
Ты поверь, что здесь, издалека,
Многое теряется из виду,
Тают грозовые облака,
Кажутся нелепыми обиды.
Надо только выучиться ждать,
Надо быть спокойным и упрямым,
Чтоб порой от жизни получать
Радости скупые телеграммы..."
Вошедшая в зал командирской подготовки Светлана уже знала о происходящем. И увидела совершенно счастливого Станислава. Очень редко, когда она видела его таким счастливым, открытым и довольным. Титов не обратил никакого внимания на появление в зале Стрельцовой, он продолжал слушать, впитывать каждый звук, каждую ноту, каждую деталь мелодии и голоса любимой женщины, своей главной подруги. Обретённой им уже после войны:
"И забыть по-прежнему нельзя
Все, что мы когда-то не допели,
Милые, усталые глаза,
Синие московские метели.
Снова между нами города,
Жизнь нас разлучает, как и прежде.
В небе незнакомая звезда
Светит, словно памятник надежде."
Припев, финальный припев к песне подхватили уже все находившиеся в зале офицеры и Титов обрадовался ещё больше, ведь он знал, что Рената поёт эту песню не только для него одного, а для всех людей Земли, выживших в этой страшной войне, привыкавших к мирному времени, к мирной жизни. Надеющихся на лучшее, на то, что теперь это лучшее — вполне достижимо, ведь наступил долгожданный мир!
"Надежда — мой компас земной,
А удача — награда за смелость.
А песни довольно одной,
Чтоб только о доме в ней пелось.".
Отзвучала песня. Экраны в зале командирской подготовки в КДЦ обзавелись заставками, затем — погасли, но несколько минут все офицеры аплодировали, аплодировали стоя. Киборгессы записали и эти аплодисменты — пусть потом Рената увидит и услышит их. Да, Станислав не будет ей об этом много и долго говорить, но увидеть эти аплодисменты и услышать их самой Ренате будет очень приятно и важно.
— Я расцелую Рену. — тихо сказал Станислав. — Она подарила мне сейчас одни из лучших минут в моей жизни. — он посмотрел на подошедшую Светлану. — Спасибо, командир. Я ведь знаю, это сработали киборгессы. Я их всех расцелую лично. В самое ближайшее время.
— Уверена, Слава, что так и будет, улыбнулась Стрельцова, пожимая руку старпому. — Рена пела для вас. Прежде всего для вас. А адмирал...
— Я и не знал, что он настолько профессионально играет... — кивнул Титов. — Мастер. Я постараюсь лично поблагодарить его. Он так помог Рене...
— Да. — подтверждающе кивнула Светлана. — Благодаря ему я тоже убедила себя в необходимости заняться музыкой. А ведь не хотела. Потом — втянулась. И сейчас... Да ладно, что там. — Стрельцова обернулась, увидела заинтересованные взгляды офицеров, находившихся в зале. — Не буду мешать, мне ещё к штурманам зайти надо. — она развернулась и вышла из зала.
Альбина встала, порывисто подошла к Ренате, обняла и расцеловала её, потом подошла к встававшему адмиралу, склонилась перед ним в поклоне:
— Георгий... лучшее исполнение... я вряд ли слышала. Огромное вам спасибо!
— Я всего лишь постарался поддержать Ренату. — кивнул адмирал. — Она волшебно точно и чётко чувствует ритм, стопроцентно попадая в синхрон. — он усмехнулся, подошёл к смутившейся Ренате, склонился, поцеловал ей руку. — Я восхищён, Рената. Спасибо вам!
— Я рада, Георгий. Вы мне действительно очень, очень помогли. — Рената улыбнулась, одарив адмирала нежным взглядом. — Идёмте, тут ещё есть очень даже немало интересного.
— Неуёмная. — фыркнула Альбина, отступая в сторону и пропуская вперёд сестру, уже взявшую адмирала под руку.
— Какая уж есть. — ответила Рената, переступая порог танцзала.
Они прошли по коридору, поднялись на третий этаж и тихо вошли в мастерскую скульпторов. Едва только они переступили порог — поняли, что все — и наставники, и ученики слышали пение Ренаты и игру адмирала. Их встретили восторжёнными аплодисментами и одобрительными возгласами.
— Придётся поддержать их счастье? — улыбнулась Альбина.
— Теперь — твоя очередь волшебничать, сестричка! — усмехнулась Рената, проходя между рядами постаментов, за которыми работали ученики.
— Попробую. — Альбина подошла к свободному постаменту, обернулась, выбрала на стеллаже кусок пластика, взяла с другого стеллажа укладку с инструментами, вернулась к постаменту, надвинула на лицо защитную маску, включила лазерный резак...
Дальнейшее повергло не только учеников, но и наставников в шок: меньше чем за пятнадцать минут глыба пластика обрела очертания линкора "Двина". Адмирал, надев защитную маску и халат, подошёл ближе, с изумлением вглядываясь в хорошо знакомые ему обводы родного корабля, становившиеся с каждой секундой всё чётче и определённее.
Ещё пятнадцать минут — и Альбина выключает резак, внимательно, крайне придирчиво оглядывает получившуюся модель, подходит к стеллажу и берёт набор красок. Пока она выбирала набор, адмирал, склонившись над моделью, не мог поверить в то, что он действительно видит — перед ним была точнейшая модель "Двины". Да, он помнил о том, что Альбина обладает фотопамятью, способна запомнить множество мелких деталей, но такое... Здесь фотопамяти явно мало, здесь нужно многомерное восприятие, причём — предельно точное, да ещё совмещённое с точной моторикой, чтобы нигде, ни в малой степени не допустить отклонений от оригинала. А масштаб... Почти один к сорока, да с припусками минимальными. Лёгкие, ажурные держатели, вне всяких сомнений, будут заменены на подставку.
— Подставку сделаю я. — тихо говорит Рената. — И — не только подставку. — она подходит к одному из наставников, о чём-то договаривается с ним, подходит к стеллажу, выбирает кусок дерева, внимательно его разглядывает со всех сторон, направляется к свободному постаменту, берёт резак, взглядывает на стоящую поотдаль модель "Двины", включает лазер и...
Несколько минут — и подставка вчерне готова. Уже сейчас адмирал видел общий замысел Ренаты. Конечно же, "Двина" в полёте! Классическая "дуга броска". А Рената продолжает выпиливать, освобождать задуманный ею постамент от всего лишнего. Вот проявляется прямоугольное мощное основание, а вот проявляется место для надписи. Много места для надписи. Значит, не только для надписи, но и для подписей. Конечно, и с тыльной стороны подставки будет предостаточно места, но здесь...
Обернувшись к Альбине, Георгий замер — под острейшей кистью "Двина" обретала свой обычный цвет. Тот самый, хорошо знакомый ему, её командиру. Цвет боевого тяжёлого корабля. Цвет линкора. И почему-то адмирал знал, уже сейчас знал, что Альбина на этом не остановится.
Ученики бросили свои работы, сгрудились, окружили мастериц. Вглядывались, учились. Наставники стояли среди учеников, не пытаясь пройти в первые ряды. Адмирал чувствовал — им тоже интересно. Никакие особые пояснения не требовались — всё происходило на глазах людей.
За двадцать минут Альбина закончила полную покраску модели линкора и по рядам окруживших её постамент зрителей пронёсся вздох восхищения — линкор уже сейчас был как живой, но это явно был не финальный штрих. Сменив кисть и комплект красок, Альбина приступила к покраске и раскраске отдельных мельчайших деталей корпуса тяжёлого корабля. Никаких экранов, никаких ридеров, никаких инструментронов — всё по памяти. И это особенно удивляло и восхищало свидетелей настоящего чуда.
Рената уже закончила вытачивать постамент для модели, подошла к стеллажу, выбрала лаки и консерванты, взяла нужные укладки, вернулась к постаменту, включила вытяжную вентиляцию над постаментом. Кольцо зрителей вокруг мастерицы сомкнулось, но Рената не обращала на это никакого внимания. Лёгкие, точные движения — и вот уже основание "дуги" полностью покрыто слоем консервирующего лака, а сверху уже ложится первый слой основного лакового покрытия. "Дугу" пока Рената оставила без внимания, ведь основание имеет более сложную форму, надо хорошенько прокрасить лаком достаточно мелкие детали в местах, предназначенных для подписей и надписи.
Адмирал уже вполне себе представлял красоту и совершенство постамента для модели, но никак не мог справиться с удивлением и изумлением — оказывается, Рената и Альбина и такое могут?! Тогда можно себе представить их силу и мощь в тех областях, которые они сделали основными, базовыми для своей профессиональной деятельности. Очень хорошо представить огромность этой силы и мощи.
Посмотрев заворожённо, как Рената прокрашивает несколькими слоями лака постамент для "дуги", адмирал обернулся к рабочему месту Альбины и просто выпал в осадок: такого свидетельства совершенства фотографической человеческой памяти он ещё никогда не встречал в своей жизни — на лёгких, почти незаметных держателях парила, плыла, летела его "Двина". Альбина уже заканчивала прокрашивать последние мелкие детали, но уже сейчас адмирал не мог найти, как ни старался, в своей памяти ни одной такой или хотя бы подобной масштабной модели своего корабля. То, что сотворила за несколько десятков минут Альбина было действительно уникально. Без всяких скидок и натяжек уникально. Вокруг постамента с "Двиной" царила мёртвая тишина. Зрители — и ученики и наставники — казалось, боялись даже громко дышать. Многие держали открытыми экраны инструментронов, на которых уже светилась "Двина" в её реальном виде. Ясно были видны взгляды, переходившие с экранов на модель, ясно были видны расширенные в искреннем изумлении и удивлении глаза не только учеников, но и наставников.
Альбина ни на что вокруг не обращала внимание, полностью сконцентрировашись на модели. Адмирал отметил, что многие присутствующие в мастерской потихоньку снимают процесс на видео, используя для этого, конечно же, инструментроны, но, как оказалось, Альбина была совершенно не против съёмки и Георгий догадывался почему — повторить такое никто из присутствующих не сможет, во всяком случае в сопоставимые по краткости сроки. Может быть за недели, может быть за декады, может быть — за месяцы. Раньше с таким качеством и полнотой, без обычной поддержки — никогда.
Уловив неясный шум, адмирал повернул голову и увидел, как несколько наставников с почти десятком учеников работают над... чехлом для модели. Прочное металлическое основание, куб из закалённого бронированного стекла — и с таким, как оказалось, работали здесь, металлический чехол с ручкой, обёрнутой мягким и прочным материалом. Похоже, местные умельцы решили сделать своими руками достойное убежище для столь уникального творения. Едва сдержав довольную улыбку, адмирал взглянул на рабочее место Ренаты и понял, что она уже завершает работу над прокраской постамента для модели. Наверное, когда Альбина закончит работу над моделью, постамент уже просохнет и будет готов принять на себя вес изумительно красивой, точной и, вне всяких сомнений, уникальной модели.
Довольно-восхищённый вздох отметил окончание работы над моделью "Двины". Альбина выпрямилась, подняла голову, но не стала оглядываться по сторонам, придирчиво осматривая свою работу. Сейчас адмирал даже сомневался в том, сумеет ли он найти хотя бы малейшее несоответствие между реальным линкором и его моделью. Надо было подождать несколько минут, чтобы краска высохла и Альбина использовала это время для финального, крайне внимательного осмотра своего творения.
