Лёгкие шаги раздались за спиной адмирала — это подходила Рената. В руках у женщины был постамент для модели. Вздох изумления в который уже раз — совершенно искренний и заметный — пронёсся по рядам зрителей. Постамент был прекрасен. Он вне любых сомнений был достоин такой уникальной модели.
Альбина увидела постамент, улыбнулась, одобрительно кивнула сестре. Та улыбнулась и кивнула ответно. Было ясно, что краска на постаменте полностью высохла. Место для основной надписи прикрывалось пластиковой пластиной. Рената поставила постамент-подставку рядом с моделью линкора и Альбина осторожно сняла модель с держателей. Вспыхнули "блицы" многочисленных инструментронов — ни ученики ни их наставники не смогли отказать себе в возможности запечатлеть столь важный момент — соединение модели и её подставки и тем более — модель линкора, находящуюся в руках её единственного создателя. Альбина поняла, на несколько десятков секунд задержала модель в своих руках, потом аккуратно поставила её на подставку. Рената закрыла защёлку и закрутила блокирующий винт. Раздались несмелые хлопки, перешедшие в аплодисменты и грозившие перерасти в овацию. Сёстры встали рядом с моделью, снова вспыхнули блицы, запечатлевая важный момент рождения произведения искусства.
— Откройте пластинку, адмирал. — тихо сказали в один голос Альбина и Рената. — Это — ваше право.
Георгий подошёл к модели, склонился, прикоснулся пальцами к пластинке. Та упруго пружинила, словно прося снять её с подставки, открыть то, что под ней. Лёгкое нажатие и под пластинкой — название корабля. Краткое, без пояснений. Конечно же, в кавычках, как и положено: "Двина". Аплодисменты усилились. Адмирал повернулся к сёстрам — они улыбались, счастливые, довольные, что их работа удалась. Совместная работа. Альбина, которую протолкнула вперёд отшагнувшая назад Рената, взяла модель в руки:
— Это — вам, командиру корабля и всему экипажу линкора наш подарок, адмирал! — она подала модель адмиралу, тот принял её обеими руками и поднял над головой, слыша ещё больше усиливающиеся аплодисменты.
— А это — вам, адмирал, наш вклад. — сказал один из наставников, подойдя к сёстрам и Георгию и держа в руках чехол. — Мы очень рады быть свидетелями такого чуда и хотим, чтобы оно было в полной сохранности. — он повернулся к Альбине и Ренате. — разрешите?
Сёстры кивнули и двое учеников подождав, пока адмирал поставит на постамент модель, накрыли её стеклянным кубом, закрепляя замки и защёлки. Вспыхнули "блицы", фиксируя обретение моделью своего дома, своей защитной оболочки.
— И — чехол, конечно. — продолжил наставник, передавая сёстрам металлический кожух. — Только... не надевайте сразу, дайте нам насладиться таким чудом...
— Охотно. — кивнули сёстры, не скрывавшие довольных улыбок. Альбина и Рената собрали инструменты, укладки, вернули их на стеллажи на прежние места, почистили постаменты. — Спасибо всем. Мы были рады и довольны быть вместе с вами!
— Мы донесём модель... Она слишком большая, а вы, вероятнее всего, без транспорта? — сказал другой наставник.
— Да. — кивнула Рената.
— Аликс уже вызвала из гаража базы флайер. Через пять минут он будет у входа. — сказала Альбина, закрывая инструментрон.
— Тогда мы отнесём модель в салон. — сказал наставник.
— Хорошо. — Альбина поймала согласный кивок адмирала. — Командир линкора даёт "добро"!
— Согласен. — подтвердил Георгий. — Спасибо вам. — он оглянулся, стараясь увидеть всех, кто присутствовал в этот момент в мастерской. Да, здесь никто не носил форму, но было ясно, что и ученики и наставники — кадровые офицеры, старшины, сержанты и рядовые. Гражданских здесь не было да и не могло быть. — Всего вам всем доброго! — он снял и повесил на вешалку халат, положил на стеллаж защитную маску и переступил порог следом за двумя учениками, несущими кожух с моделью.
Рената приотстала от сестры и адмирал, проводив взглядом двух учеников, уносивших модель к прибывшему флайеру, вдруг почувствовал, что Альбина уже точно знает, куда идти. Ему оставалось только подчиниться желанию уникальной мастерицы. Похоже, Альбина сейчас может проявить ещё одну грань своего таланта.
И он не ошибся. Старшая сестра поднялась на четвёртый этаж и открыла дверь мастерской живописи. Рената зашла следом, адмирал осторожно переступил порог и как можно тише прикрыл дверь. Наставники встретили их у входа в мастерскую — похоже и они уже многое знали о происшедшем в скульптурной мастерской.
— Твоя очередь, Альбина. — тихо сказала сестра. — Здесь я точно пас. Не умею. Не сподобилась.
— Ладно тебе прибедняться, Рена. Сработай пока рамку. — Альбина подошла к стеллажу, выбрала холст, взяла комплект красок и кистей, встала за свободный мольберт, натянула холст, замерла, задумавшись, что-то вспоминая.
Георгий остановился в нескольких метрах от Альбины — ближе он не хотел подходить. Холст был слишком большой. Рената тихо и незаметно вышла, наверняка пошла в близлежащую — он сам видел табличку на дверях, мимо которых прошёл — столярную мастерскую.
Пока никто из учеников и наставников не подходил близко к мольберту Альбины — все понимали, что в эти минуты лучше мастерицу не волновать и ничем не беспокоить. Никто из учеников не покидал своих мольбертов, никто не стремился подойти ближе к тому, за которым стояла незнакомая им женщина. Да, они все, включая наставников, знали, что она сотворила в скульптурной мастерской, но что она сможет нарисовать здесь — ещё никто не знал.
Георгий не смотрел на мольберт, не смотрел на Альбину. Он вспоминал модель, созданную руками и разумом Альбины. И понимал, что сейчас он может стать свидетелем очередного чуда. Сейчас ему было всё равно, в чём именно это чудо будет заключатся, он был абсолютно уверен в одном — это чудо никто не сможет повторить. Он не замечал времени, хотя понимал, что уже давно день сдал свои права вечеру. Адмирал понимал, что Альбина измотана, она устала, ведь такая работа, такое творение забирает человеческие физические и духовные силы экскаваторными, карьерными объёмами. Огромными. А тут — такой большой холст... И времени осталось до полуночи слишком мало. Надо ведь ещё Альбину накормить. Да так накормить, чтобы хотя бы физические силы она восстановила. А потом надо заставить её лечь спать. Чтобы она отдохнула как можно более полно.
Альбина между тем очнулась, пробежалась пальцами по рядам кистей, выбрала острейшую кисть, обмакнула её в краску и... Если когда-либо адмирал и видел, как работает компьютерный плоттер, переводящий изображение с экрана компьютера на пластик, то он никогда не мог себе представить, что так же сможет работать человек. Альбина с первых минут набрала ужасающий темп, кисти менялись в её руках как свёрла в станке с числовым программным управлением, а на холсте проступало изображение. Его экипаж. В полном составе. Все несколько сотен офицеров, старшин, сержантов, рядовых. Никого не забыла Альбина. И, хотя она только наметила лица, уже сейчас Георгий чётко видел и понимал, кто именно где стоит в этой многорядной сложной композиции на фоне... "Двины". Ракурс был достаточно необычный — линкор как бы отодвинулся на очень задний план, а на переднем стояли все двинцы.
Сейчас Альбина рисовала только общие контуры рядов членов экипажа, не выписывая пока что деталей форменной одежды, но Георгий вдруг почувствовал, как его глаза наполняются... слезами?! Среди двинцев на холсте были те, кто уже ушёл за Грань. Все. Кто погиб на линкоре в годы войны с Жнецами, кто не дожил до Победы, кто умер в госпиталях. Как же они, с огромной неохотой отправившиеся с борта "Двины" в станционные и планетные военные госпитали, желали вернуться назад... И теперь адмирал видел, чувствовал, знал: они вернулись! На этом холсте они стояли в едином строю со своими коллегами, друзьями, боевыми побратимами. Стояли так, словно никуда и не уходили. Они никуда и не ушли — их помнят нынешние двинцы и теперь этот холст, эта картина будет напоминать им о них постоянно. О тех, кто ушёл, но не предал, не уронил, не посрамил гордого и ёмкого звания: "двинец".
Альбина, с ужасающей скоростью менявшая кисти и краски, продолжала работать над общими контурами картины, а адмирал едва справлялся с эмоциями... Оказывается, не только он стремился, пытался, старался втиснуть в эти оставшиеся часы максимум возможного — это же хотели сделать и, главное, делали и другие волговцы. Да, да, волговцы, потому что нельзя не считать родных и близких членов экипажа такого корабля чужими этому кораблю. Нельзя так считать, это неприемлемо! Альбина, конечно же, волговец, как и её сестра Рената. По-иному и быть не может, но после такого ему, адмиралу, придётся приложить все усилия к тому, чтобы теперь она вошла и в состав двинцев. Она заслужила это вот этими двумя уникальными творениями. Вне всяких сомнений — и модель, и картина займут одни из самых почётных мест в интерьере главных помещений линкора. И он сделает всё, чтобы об авторах этих творений двинцы знали почти всё. Потому что... Потому что Рената и Альбина заслуживают, чтобы двинцы их знали.
Альбина приступила к прорисовке линкора и скорость её работы ещё больше возросла. Адмирал всё чаще ловил себя на мысли, что она так может себя перенапрячь, загнать себя за пределы допустимого. Да, возможно, после создания модели линкора ей будет достаточно легко воспроизвести корабль в одномерной, условно одномерной плоскости картины, но всё равно, впереди у Альбины ещё прорисовка деталей форменной одежды и главное — лиц всех нескольких сотен членов экипажа. Адская работа. Адская по объёму и сложности и Альбина ведь не снижает темп, продолжает работать.
Кольцо вокруг её мольберта грозит очень скоро сомкнуться. Пусть смотрят. Пусть учатся. Здесь есть что увидеть и чему научиться. Пока что полный замысел, конечно, не реализован, но очень многое адмиралу понятно. И очень дорого. Георгий уже сейчас думал о том, что и картина и модель корабля встанут на конкретные места в интерьерах линкора. Мысленно он примерял их к самым различным помещениям линкора, в том числе -и к коридорам своего корабля. Такие шедевры нельзя прятать в каютах и отсеках, им место там, где их смогут увидеть все двинцы. В любое время.
Время летело незаметно. За окнами сгустились сумерки, вечер сдавал свои права ночи, но из мастерской никто и не думал уходить. Ясно, что наставники предупредили командиров и офицеров о происходящем, согласовали позднее возвращение своих учеников к местам расквартирования. Никто из присутствующих и не думал как-то запечатлевать на инструментроны процесс рождения полотна. Не появлялась и Рената, видимо, не только потому, что не хотела мешать сестре, а и потому, что, вполне возможно, закончив изготовление и покраску рамы, не хотела торопить сестру. Пусть Альбина не спешит, рисует свободно, спокойно. Хотя вряд ли она сейчас внутренне спокойна. Нет, адмирал видел, чувствовал, что она напряжена, держит тысячи деталей в памяти и старается передать их на полотне с максимальной точностью и полнотой.
— Георгий, я приеду. — послышался в наушном спикере адмирала голос Аллы Селезневой. — Уже сейчас вижу — Альбина истощена. Не отвечайте ничего — я уже выехала. Подожду её в машине. Заодно проконтролирую сохранность уникальной модели. Аликс подскажет мне, когда подойти в мастерскую. — главный врач крейсера переключила каналы.
Адмирал понял — волговцы полностью контролируют происходящее и не допустят, чтобы с сёстрами произошло что-либо нежелательное. На полотне между тем "Двина" приобрела почти завершённый вид. Детальный, фотографический, насколько, конечно, это возможно при использовании таких красок и полотняной основы.
Обернувшись к наставникам, Георгий жестами попросил их убедить учеников отойти от полотна подальше — стремясь рассмотреть детали, они оставили Альбине меньше полутора метров свободного пространства вокруг мольберта. Наставники поняли и через несколько секунд ученики, пусть и нехотя, но отошли на несколько метров от мольберта Альбины. По меньшей мере они не будут дышать ей в спину и лишать свободы движений — подумал адмирал, с растущим напряжением наблюдая, как мастерица приступила к выписыванию лиц двинцев. Не столько сложны детали форменной одежды, сколько детали лиц — это Георгий понимал хорошо. А Альбина, видимо, решила добиться фоточёткости и потому тратила на каждое лицо по нескольку десятков секунд. Кисти так и летали в её пальцах. Кто-то принёс два новых комплекта кистей, раскрыл, положил на столик рядом с мольбертом. Альбина благодарно кивнула, не прерывая работу.
Когда часы в мастерской показывали половину одиннадцатого, Альбина закончила работу. В этот момент в мастерскую вошла Рената, держа в руках раму. Кто-то восхищённо вздохнул, увидев убранство рамы — не простой декор, а именно на космическую тематику, военную тематику. Всё в тему, всё расположено правильно, всё заставляет смотреть не на раму, а на картину, хотя и рама сама по себе — настоящее произведение искусства.
С помощью нескольких наставников и учеников Альбина и Рената вставили холст в раму, натянули его, закрепили, поставили на мольберт. Под внимательными восторжёнными и восхищёнными взглядами всех, кто был в этот момент в мастерской, Альбина в уголке картины поставила свою подпись и сегодняшнюю дату, после чего положила кисть и отошла в сторону.
Адмирал приблизился. Встал перед картиной. Посмотрел на раму и утонул взглядом в глубинах полотна. Прошёлся по лицам своих коллег, друзей, соратников, останавливал взгляд на лицах ушедших за Грань. Здесь они навечно среди двинцев. Словно и никуда они не уходили. Они здесь — живые, предельно узнаваемые.
Рената обняла Альбину, усадила её в кресло, дала выпить травяной настой. Старшая сестра закрыла глаза, откинула голову на подголовник. Рената держала кружку с настоем у её губ — руки сестры бессильно лежали на подлокотниках. Она очень устала, была крайне вымотана.
Адмирал продолжал смотреть на картину, чувствуя, что Альбине надо отдохнуть. И всё глубже, острее, полнее понимая, что Альбина совершила очередное чудо. Он сделает всё, чтобы двинцы признали её своей. Равнодушный к линкору и его экипажу человек не смог бы никогда создать такие шедевры. Альбина заслужила звание "двинца", в этом Георгий был глубоко убеждён уже сейчас и верил, что увидев, вглядевшись, всмотревшись в эти два уникальных произведения, в праве Альбины на звание "двинца" убедятся и остальные члены экипажа линкора. И кораблю понравится его воплощение. Оба воплощения. Он будет рад нести их в себе. Именно в себе, а не на себе.
В мастерскую вошла Селезнева, подошла к Альбине, склонилась, коротко переговорила с Ренатой, подошла к картине, встала рядом с Георгием, всмотрелась в полотно:
— Это чудо. — тихо сказала она. — Они здесь — живые. И корабль, и его экипаж! Все!
Адмирал только кивнул. Слова не были нужны — главный врач крейсера сказала то, что сказал бы вслух он. Сейчас ему не хотелось ничего говорить. Ему хотелось действовать. Он подошёл к сидевшей в кресле Альбине, склонился, осторожно и бережно взял в свои руки её правую руку и поцеловал запястье мастера:
