Справедливости светят огни...
За любовь, за великое братство
Отдавали мы жизни свои.
Прощай, отчий край,
Ты нас вспоминай,
Прощай, милый взгляд,
Прости — прощай, прости — прощай
Прощай, отчий край,
Ты нас вспоминай,
Прощай, милый взгляд,
Не все из нас придут назад.
Летят, летят года,
А песня — ты с нами всегда:
Тебя мы помним,
И в небе темном
Горит солдатская звезда.
Тебя мы помним,
И в небе темном
Горит солдатская звезда.
Прощай, отчий край,
Ты нас вспоминай,
Прощай, милый взгляд,
Не все из нас придут назад."
В финале песни раздались крепнущие, слаженные аплодисменты. Никто из участников Концерта не сомневался — их поддержат зрители и слушатели по всей Галактике. Потому что песня стоила этого, потому что она будила память, укрепляла гордость, добавляла сил. Эту песню знали и любили не только в Империи.
Вперёд вышел Дженкинс. Шепард с Андерсоном едва заметно кивнули молодому офицеру. Он имел полное право петь следующую, знаковую для пехотинцев и десантников песню.
Ричард поправил ремни аккордеона, чуть раздвинул мехи, пробросил пальцы по клавишам и запел:
"Эх, дороги...
Пыль да туман,
Холода, тревоги
Да степной бурьян.
Знать не можешь
Доли своей,
Может, крылья сложишь
Посреди степей."
Экраны "рамы" показали документальные кадры, на которых пехотинцы, ополченцы и десантники Сил Сопротивления Галактики преодолевали исключительно пешком, исключительно на своих ногах километры бездорожья и изредка — километры дорог, которые, конечно же, в войну с Жнецами превратились в нечто больше напоминающее "направления движения". Ричард пел, не испытывая ни нужды, ни потребности в сопровождении хора и нормандовцы и иден-праймовцы просто стояли неподвижно, молчали, слушали и внимали:
"Вьется пыль под сапогами
степями,
полями.
А кругом бушует пламя
Да пули свистят."
Всё в этой песне было правдой. Всё было хорошо знакомо и нормандовцам и иден-праймовцам. Враг был силён, жесток и опытен. Приходилось оставлять технику, оставлять машины и воевать, используя только свою собственную физическую силу, преодолевать на своих ногах десятки километров в день. И не по дорогам — через леса, кустарники, овраги, скалы, горы. Огромный экран представил зрителям и слушателям концерта ряд документальных роликов, показавших во всей сложности те "дороги", которые преодолевали тысячи разумных органиков, защищавших свою галактику, свои планеты, свои станции.
Эх, дороги...
Пыль да туман,
Холода, тревоги
Да степной бурьян.
Выстрел грянет,
Ворон кружит:
Твой дружок в бурьяне
Неживой лежит...
На этих дорогах и вдоль дорог всю войну росло количество обелисков, скрывавших под собой чаще всего братские могилы. Не всегда можно было похоронить погибших и павших со всеми почестями, но эти места старались запомнить, отметить на картах, записать в ридеры, на кристаллы памяти. Всё сделать, чтобы не оставить погибших безымянными, пропавшими без вести.
"А дорога дальше мчится,
пылится,
клубится,
А кругом земля дымится
Чужая земля."
Войскам Сопротивления приходилось отвоёвывать территории, уже захваченные Жнецами и их пособниками. Многое на этих землях было изменено, многое стало другим. Жнецы и их пособники с трудом свыкались с тем, что им приходится отступать. Ведь они пришли в Галактику, чтобы уничтожить всех разумных органиков и об отступлении не могло быть и речи, но войска Сопротивления раз за разом доказывали: Жнецы — захватчики и оккупанты, и потому креветки-полумашины будут вынуждены делать то, к чему изначально не привыкли — отступать с завоёванной и зачищенной земли, с захваченных космостанций, из полуразрушенных и опустошённых колоний.
"Край сосновый.
Солнце встает.
У крыльца родного
Мать сыночка ждет.
И бескрайними путями,
степями,
полями
Всё глядят вослед за нами
Родные глаза."
Шепард видел в первых рядах зрителей всю семью Дженкинса. Отец, мать, брат, сестра. Все. Выжили. Воевали. И встретили своего сына, ставшего кадровым, профессиональным офицером-спецназовцем. Андерсон видел, как отец и брат Дженкинса подпевают, как мать Ричарда украдкой смахивает слезинки. Ричард пел не только голосом — он пел сердцем, так, как может петь человек, всё это переживший лично. Он пел так, как может петь только воин, прошедший трудными дорогами войны.
"Эх, дороги...
Пыль да туман,
Холода, тревоги
Да степной бурьян.
Снег ли, ветер, —
Вспомним, друзья!
Нам дороги эти
Позабыть нельзя."
Опустив руки, Дженкинс склонился в глубоком, поясном поклоне, слыша нарастающие по силе и слаженности аплодисменты. Зрители и слушатели вставали со своих мест и аплодировали солисту. Человеку, родившемуся на Иден-Прайме, прошедшему по многим планетам Галактики с оружием в руках, участвовавшему в боях за Землю и в боях на территориях Тёмного Космоса. Офицеру, вернувшемуся на родную планету освободителем и профессионалом.
Пока звучали аплодисменты, впереди хора нормандовцев выстроился хор иден-праймовцев — несколько сотен человек. Мужчины, женщины, юноши, девушки. Знавший утверждённый порядок следования песен, Шепард с удовлетворением увидел, как на экранах вокруг центрального экрана проступили кадры организации и развёртывания деятельности партизанского движения на оккупированных и захваченных Жнецами и их приспешниками планетах.
Вперёд вышла женщина в строгом платье. С первых слов, с первых строк песни зрители и слушатели, присутствовавшие на поле, обратились к сцене, вгляделись в экраны, на которых шли ролики, запечатлевшие жизнь и быт партизан Галактики на самых разных планетах. Только документальные кадры, никаких постановочных роликов. Только документалистика.
"Ой, туманы мои, растуманы,
Ой, родные леса и луга!
Уходили в поход партизаны,
Уходили в поход на врага.
Эх!
Уходили в поход партизаны,
Уходили в поход на врага.
На прощанье сказали герои:
Ожидайте хороших вестей.
И на старой смоленской дороге
Повстречали незваных гостей.
Эх!"
Хор иден-праймовцев мощно поддержал свою солистку. Нормандовцы присоединились и песня взлетела, оставив далеко позади оркестр, звучавший теперь на заднем плане:
"И на старой смоленской дороге
Повстречали незваных гостей.
Повстречали — огнём угощали,
Навсегда уложили в лесу.
За великие наши печали,
За горючую нашу слезу.
Эх!"
Сменяя друг друга, солистка и хор выпевали каждое слово песни, ставшей поистине народной, а за время противостояния с Жнецами — общеизвестной в Галактике. Везде, где были люди, она звучала. И её часто пели турианцы, азари, саларианцы, представители многих других рас. Вот и сейчас Спектры, протеанин и саларианец поют эту песню, не глядя на экраны телесуфлёров, прекрасно помня её слова и чётко попадая в ритм, не пытаясь превалировать над голосом солистки и голосами хора.
"За великие наши печали,
За горючую нашу слезу.
С той поры да по всей по округе
Потеряли злодеи покой:
День и ночь партизанские вьюги
Над разбойной гудят головой.
Эх!
День и ночь партизанские вьюги
Над разбойной гудят головой."
Аплодисменты звучали несколько минут — они уже становились традицией Концерта. Зрители и слушатели аплодировали стоя, отдавая дань уважения и своим соотечественникам, и нормандовцам, и всем воинам партизанских и ополченческих соединений, воевавших с Жнецами там, где, казалось нельзя было воевать с ними в принципе.
Солистку сменил солист — мужчина, одетый в строгий костюм полувоенного покроя. Он дождался, пока дирижёр камерного оркестра сделает разрешающий жест и запел спокойно, размеренно, словно размышляя. И постепенно над полем установилась тишина, о которой и пелось в этой песне:
"Как ни странно, в дни войны
Есть минуты тишины,
Когда бой затихает устало
И разрывы почти не слышны.
И стоим мы в дни войны,
Тишиной оглушены."
Шепард, стоявший с краю сцены, видел часть экранов и знал, что синтеты постарались на славу, подобрав соответствующий спокойный видеоряд. Документальный конечно же — время между боестолкновениями. Отдых бойцов, их чуткий сон, короткие тихие совещания командиров:
"Так бывает в дни войны —
Нам в окопах снятся сны,
Снятся нам довоенные села,
Где в окошках огни зажжены.
И в землянках в дни воины
Дышат миром наши сны."
Песня как нельзя лучше говорила, что война с Жнецами с самого начала стала восприниматься разумными обитателями галактики как крайне тяжёлая, длительная, затратная. Не было очень долго достаточной уверенности в том, что врагов, захватчиков, оккупантов удастся остановить. Даже задержать "каток" флотов и эскадр кораблей Жнецов, этих гигантских, километровых креветок, густо окружённых более мелкими кораблями, было невероятно трудно. И солист, с душой, с сердцем выпевавший строчки песни не обещал лёгкости, не обещал быстрой победы. Он размышлял, он думал, он хотел получить ответы на главные тогда, в начале Противостояния, вопросы:
"Как предвидеть наперед
Трудный путь стрелковых рот,
Кто дойдет до ближней переправы,
Кто до самой победы дойдет?
Как предвидеть наперед,
Что тебя на свете ждет?"
Гражданский хор иден-праймовцев отступил на второй план, а вперёд вышли нормандовцы. Пять солистов — все средние офицеры "Нормандии", одни из самых профессиональных и опытных, вышли к краю сцены. Экраны — боковые и центральный осветились, предъявив зрителям и слушателям документальные кадры схваток кораблей ВКС множества рас Галактики с кораблями флотов и эскадр Жнецов и их приспешников. И зазвучала песня:
"Hаверх вы, товарищи, все по местам,
Последний парад наступает,
Врагу не сдается наш гордый Варяг,
Пощады никто не желает.
Врагу не сдается наш гордый Варяг,
Пощады никто не желает."
Видеоряд доказывал со всей определённостью — флотам Сопротивления приходилось рисковать не только экипажами и командами — кораблями. ВКС Сопротивления быстро учились стоять насмерть даже против превосходящих сил Жнецов и их приспешников, что доказывали продемонстрированные участникам Концерта документальные видеозаписи.
Все вымпелы вьются и цепи гремят,
Hаверх якоря поднимают,
Готовьтеся к бою орудия в ряд,
Hа солнце зловеще сверкают.
Готовьтеся к бою орудия в ряд,
Hа солнце зловеще сверкают.
Иден-праймовцы были восхищены предусмотрительностью нормандовцев — на главном экране были показаны документальные кадры самых жарких и тяжёлых схваток ВКС Иден-Прайма с флотами и эскадрами Жнецов. Увидев первые кадры видеозаписей, зрители и слушатели встали, приветствуя своих защитников, многочисленным подвигам которых они были прямыми свидетелями.
Свистит и гремит, и грохочет кругом
Гром пушек, шипенье снарядов.
И стал наш бесстрашный и гордый Варяг
Подобен кромешному аду.
И стал наш бесстрашный и гордый Варяг
Подобен кромешному аду.
Уникальные документальные кадры, снятые на бортах кораблей ВКС Сопротивления донесли до зрителей напряжение, царившее на боевых постах и в отсеках, где люди — и не только, кстати, люди, но и представители многих других рас Галактики, выкладывались по полной, делая всё, что в их силах для достижения победы над врагом, не щадя ради победы ни здоровья, ни жизни:
В предсмертных мученьях трепещут тела,
Гром пушек, и дым, и стенанья.
И судно охвачено морем огня,
Hастала минута прощанья.
И судно охвачено морем огня,
Hастала минута прощанья.
На главном экране десятки кораблей ВКС Сопротивления выстраивались рядами в шахматном порядке, перекрывая путь в глубины звёздных населённых разумными органиками систем флотам и эскадрам Жнецов и их пособников, двигались навстречу прибывавшим из ретрансляторов кораблям Жнецов и их помощников, открывали огонь на предельной дальности, а если не было другого выхода — сходились с кораблями креветок в таранах, инерцией и весом корпусов заставляя корабли Жнецов менять курсы, терять целеуказания, разрушаться, взрываться, вспыхивать ослепительными шарами и салютными залпами, однозначно подписывающими кораблям оккупантов и захватчиков приговор. Смертный приговор врагу.
Прощайте, товарищи, с богом, ура,
Кипящее море под нами.
Hе думали мы еще с вами вчера,
Что нынче умрем под волнами.
Hе думали мы еще с вами вчера,
Что нынче умрем под волнами.
Флоты и эскадры ВКС Сопротивления стояли, как доказывали представленные участникам концерта исключительно документальные кадры и записи, только насмерть. Даже едва вооружённые, изначально гражданские грузовые и пассажирские корабли не уступали давлению захватчиков, несмотря на ощутимое превосходство врагов в вооружённости и бронировании:
Hе скажет ни камень, ни крест, где легли
Во славу мы русского флага.
Лишь волны морские прославят в века
Геройскую гибель "Варяга".
Лишь волны морские прославят в века
Геройскую гибель "Варяга".
Последние строки песни стоя пели все, кто присутствовал на Концерте. Стоя. А потом несколько минут звучали аплодисменты. Всем, кто выжил. И всем, кто погиб, но не пропустил врага через свою позицию, через свой рубеж.
Когда смолкли аплодисменты, вперёд вышел Кайден. Шепард вспомнил, как отдал именно ему право петь эту песню. Ведь он оставил Эшли на Цитадели, а сам... сам вернулся на борт "Нормандии", возглавил десантную группу усиления фрегат-крейсера. И всю войну, все самые сложные её этапы крайне редко мог услышать и увидеть свою Эшли, своих сына и дочь. Часто он вспоминал их. Очень часто. Писал письма, которые с трудом, но доходили до Уильямс. Радовали её, поддерживали. Давали ей силы воевать на Цитадели с атакующими Станцию флотами и эскадрами Жнецов, с десантами хасков.
Аккордеонист поймал взглядом кивок офицера, заиграл и Кайден, чуть склонившись вперёд запел:
"Бьётся в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза.
И поёт мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза.
Про тебя мне шептали кусты
В белоснежных полях под Москвой,
Я хочу, чтоб услышала ты,
Как тоскует мой голос живой.
Я хочу, чтоб услышала ты,
Как тоскует мой голос живой.
Он имел право так петь. Ведь тогда, когда после годичной стоянки фрегат-крейсер и крейсер ушли от Цитадели к Марсу, а затем — к Земле, а затем — в Тёмный космос, количество высадок, в которых принял участие Кайден, Дженкинс и их коллеги быстро превысило несколько десятков и не остановилось на этой цифре. Кайден... постоянно думал об Эшли и был уверен, убеждён, что она также постоянно думает о нём.
Сейчас Шепард видел, как Уильямс плачет. Смотрит на Кайдена и плачет. От счастья. От гордости. От радости, что он, её главный друг и отец её детей, выжил и — вернулся к ней. Вернулся победителем. Сын обнимает маму, дочка что-то шепчет ей на ухо, а Уильямс плачет и не сводит взгляда со своего Кая, которого она полюбила, которому поверила и стала не только его женой, но и матерью его детей. А Кайден поёт, не сводя любящего взгляда со своей главной подруги, не сводя взгляда со своих детей, обнявших маму и прижавшихся к ней. Многие зрители и многие слушатели смотрят на Уильямс и радуются вместе с ней тому, что она дождалась своего мужа с войны. Кайден поёт, ясно слышно каждое слово, каждая строка врезается в память тех, кто сейчас присутствует на этом поле, где уже несколько десятков минут властвует Концерт:
