Теперь он не хотел даже думать о том, чтобы списаться на берег, снять военную офицерскую форму. Он был рад и горд тем, что именно на Иден-Прайме оборудована постоянная база для фрегат-крейсера, созданы все условия для комфортной жизни нормандовцев. Да, он обязательно будет часами и сутками управлять комбайном, будет смотреть на уходящие под ножи волны колосьев, будет встречать рассветы и закаты в поле, за работой, ведь один день уборочной без всяких преувеличений способен прокормить людей целый год — настолько обильным ожидался урожай. Первый послевоенный урожай. Открывавший собой череду уникальных по обьемам урожаев.
Участие нормандовцев в уборке урожая было необходимо — рабочих рук не хватало. Специалисты, отслеживавшие обстановку непосредственно на Иден-Прайме, весьма сильно и глубоко изумились, когда получили расчёты синтетов Отряда, сделанные на основании анализа лавины самых разнообразных данных. Объединёнными, сетевыми усилиями Оливия, Марк, Аликс, Зара и Лекси с Легионом представили иден-праймовским спецам полную развёртку ожидаемой ситуации и расписали меры по нормализации обстановки, которые необходимо было практически реализовать, чтобы не утратить ни центнера зерна — человечество очень нуждалось в продовольствии и помощь Иден-Прайма была критически важна.
Работа по воплощению предложенных мер в жизнь уже началась. В вирт-залах фрегат-крейсера члены экипажа и команды осваивали непростое искусство управления комбайнами и магистральными грузовозами, слушали лекции ведущих иден-праймовских учёных по проблемам сельского хозяйства планеты, вникали в многостраничные оперативные отчёты и аналитические записки. Параллельно в тех же вирт-залах нормандовцы знакомились с условиями жизни и работы, уже существовавшими на базе "Нормандии". Фрегат-крейсер мог, наконец, совершить длительную посадку на планету и обрести крышу: гигантский ангар в полной готовности ждал своего обитателя. Новости с Иден-Прайма изучались нормандовцами со всей тщательностью и дотошностью, Мордин почти не выходил из своей лаборатории — на него обрушилась масса новейших и интереснейших данных, он снова почувствовал свою востребованность и посчитал необходимым почти забыть о сне и пище.
Никого из нормандовцев не смущали шестидесятипятичасовые сутки, никого не пугала необходимость столь долго бодрствовать и не просто бодрствовать, но и напряжённо работать. Население планеты, сократившееся во время войны с Жнецами до полутора миллионов человек, быстро приближалось к отметке в три миллиона человек — на Иден-Прайм шли пассажирские караваны с переселенцами. Уже не беженцами, стремящимися просто покинуть зону боёв, а экипированными и мотивированными переселенцами, готовыми сразу, буквально "с борта" включиться в работу по восстановлению местной инфраструктуры и нормализации жизни на планете.
Несколько дней межретрансляторных переходов пролетели очень быстро. Даже Джеф Моро — и тот удивился, пожалуй больше, чем обрадовался — настолько непривычно для него, привыкшего заставлять фрегат-крейсер красться обходными путями под глубокой маскировкой, было дать команду на обычный открытый полностью легальный полёт и увидеть, как индикатор скорости достигает и остаётся на отметке настоящей "крейсерской", обычной для фрегат-крейсера скорости.
— Командир, Иден-Прайм — на экранах дальних локаторов. — доложил Моро, включив аудиоканал прямой связи со спикером Андерсона.
— Принял, спасибо. Вывеси объявление на экраны внутрикорабельной системы оповещения. Даю доступ. — отозвался командир корабля, включивший экраны в своей каюте и убедившийся в том, что Иден-Прайм вполне ожидаемо, но очень непривычно быстро появился на экранах, куда передавалась информация со сверхчувствительных дальних локаторов разведфрегата.
— Сделано, командир. — доложил Моро, выполнив приказ Андерсона и переключая каналы. Теперь все нормандовцы знали, что очень скоро фрегат-крейсер войдёт на орбиту планеты, выпустит челноки — все восемь и, наконец, опустится на плиты посадочной площадки своей собственной базы.
Нормандовцы могли наблюдать историческую посадку своего родного корабля на планету во всех деталях. Да, конечно, экраны тоже передавали картинки, но главное — члены команды и экипажа корабля могли не только почувствовать, но и увидеть в том числе и со стороны, как фрегат-крейсер опустился на плиты посадочной площадки, немного осел, выбирая свободный ход опор, после чего замер. Не сговариваясь, нормандовцы — и те, кто был на бортах челноков, и те, кто был на борту самого корабля зааплодировали, зная, что посадка фрегат-крейсера была запечатлена синтетами Отряда во всех подробностях.
— Посадочная процедура завершена успешно. — подытожил адмирал Андерсон. — Приступить к стояночным работам и освоению базы.
Ответа на такое распоряжение, отданное по аудиоканалам, не требовалось. Не прошло и нескольких минут, как из снизившихся над посадочными площадками восьми челноков фрегат-крейсера посыпались люди, среди которых высились двое турианцев-Спектров и блистал своей кроваво-красной боевой бронёй протеанин.
Мордин в своём неизменном научном скафандре скатился по крутому главному трапу фрегат-крейсера, огляделся, повернулся и рысью побежал к научному корпусу, проигнорировав возможность подъехать туда на лёгкой колёсной машинёшке, немного похожей на армейскую багги. Несколько минут — и саларианец погружается в свою родную стихию. Он знает, что и другие его коллеги-нормандовцы в это время тоже разбегаются по помещениям соответствующих служб базы и сразу приступают к работе.
Если бы не подготовка, которая велась на корабле все дни перелёта... они бы просто "зашились". А так спустя каких-то три дня они смогли полностью освоить базу и почти в полном составе высадиться с фрегатских челноков "трудовым десантом" в том сельскохозяйственном районе, где жила семья Ричарда Дженкинса. Пожалуй впервые лейтенант командовал командиром корабля и старпомом и знал, что они будут слушать его и подчиняться его указаниям. Особо раздумывать и медлить было некогда — более чем шестидесятичасовые сутки Иден-Прайма не оставляли ни минуты на промедление. Несколько часов обкатки комбайнов в первый же день пребывания членов команды и экипажа фрегат-крейсера на территории района — и шесть десятков "степных кораблей" под управлением нормандовцев вышли в поля.
Работы в районе хватило всем нормандовцам. Кто не сел за штурвалы комбайнов — сел за управление магистральными грузовозами. Строжайший график движения, ювелирная точность подхода к комбайну и отхода от него, постоянные аппаратные и визуальные, а бывало — и на ощупь, тактильные проверки герметичности стыков и швов кузовов, куда засыпалось из бункеров "степных кораблей" зерно, чёткие, рассчитанные до секунд графики конвоев, везущих зерно с полей в хранилища, по старинке именуемые элеваторами. Турианцы-Спектры вдвоём активно участвовали в обеспечении на важнейших трассах мобильной охраны и безопасности работы всех отрядовцев, пребывавших в сельскохозяйственном районе, Мордин не покидал местную лабораторию, контролировал качество собранного зерна, выдавал уточнённые рекомендации по его перевозке и хранению.
Кому не хватило мест за штурвалами и рулями — переместились на элеваторы. Да, это были огромные высокомеханизированные и автоматизированные комплексы, восстановленные иден-праймовцами в самую первую очередь. Но человек так устроен, что ему постоянно нужно очень многое ощущать, нужно очень многое делать своими руками. И нормандовцы участвовали в ручной и полуавтоматической засыпке зерна в хранилища, в его сортировке, отслеживали отпуск зерна на бункеры засыпных станций монорельсовой дороги.
Ни Андерсон, ни Шепард, ни тем более Дженкинс не стремились выделиться среди других нормандовцев. Они втроём решили принять самое непосредственное участие в уборке урожая и поднялись на мостики "степных кораблей". Эти дни уборочной страды запомнились всем без исключения нормандовцам. Мордин вместе с Явиком и киборгессами смог обеспечить приемлемую погоду, плотно "законтачив" с местными властелинами климата. Те самые климатические процессоры, которые раньше смогли задержать взлёт Жнеца-наблюдателя, теперь удержали нормативы погоды в жесточайших рамках, позволив тем, кто убирал урожай на бескрайних полях, не беспокоиться о том, что им придётся прерваться и переждать проливной дождь, превращающий колосья в месиво или увидеть, как созревшие колосья гибнут под ударами градин.
Машина Андерсона шла первой в ряду "степных кораблей", за ней двигалась машина Дженкинса и за ней — машина Шепарда. Огромное поле казалось, не имело пределов, оно уходило за горизонт, светлевший на рассвете и темневший на закате. Шесть десятков часов, непрерывное, безостановочное движение. Все нормандовцы и иден-праймовцы спешили убрать урожай, не допустить малейших потерь, чтобы со всей определённостью сказать: человечество будет иметь и хлеб и другое продовольствие в достатке.
Со стороны не было заметно никакой спешки, никакой торопливости. Машины и их водители выполняли указания командно-диспетчерских центров с военно-навигационной точностью. Подчас было трудно определить, кто сидит за штурвалом и за рычагами комбайна или магистрального грузовоза — военнослужащий или гражданский. Иден-Прайм убирал первый послевоенный урожай. Убирал при полной поддержке и содействии всех своих уроженцев, всех своих жителей. Многие из них специально вернулись на родную планету, чтобы участвовать в уборке первого послевоенного урожая.
Шестьдесят часов непрерывного движения. Водители комбайнов менялись прямо на ходу, когда машины, завершив круг, подходили к краю поля. Плавное, почти незаметное, но уверенное нижение скорости, на борт по трапу в кабину поднимается сменщик, а прежний водитель передаёт ему управление и покидает машину, сходит на землю, взмахом руки разрешая сменщику увеличить скорость комбайна до нормы. И снова — поле, снова движение, снова подходят под струю зерна магистральные грузовозы.
Сидя на обочине полевой трассы, по которой шли непрерывным потоком грузовозы с зерном, Шепард смотрел, как комбайны оставляют после себя чистое, будто подметённое поле. Ни колоска, ни зёрнышка не пропадает. И в этом — заслуга не только водителей комбайнов. В этом — заслуга инженеров, техников, механиков, электронщиков — десятков, сотен людей, которые, пока фрегат-крейсер преодолевал пространство, разделявшее Цитадель и Иден-Прайм, уже несколько недель не знали покоя, не знали, что такое полноценный отдых.
Все эти сотни и десятки людей работали для того, чтобы урожай был собран без потерь. Потому что потери уже были. И эти потери были огромными — их не следовало увеличивать. Всё, что только было признано возможным, теперь делалось для того, чтобы сократить эти потери. Потери, нанесённые войной с Жнецами. Таких потерь, как доказали синтеты Отряда на основании изучения вала данных, не знала Галактика ни в эпоху рахнийских войн, ни в эпоху кроганских восстаний. И сейчас каждый шаг, уменьшавший эти потери, каждый сохранённый ресурс стоил очень дорого и был крайне важен.
Потому нормандовцы категорически отказывались спать больше четырёх часов в пределах двадцатичетырёхчасовых суток, отказывались прерываться на обычные завтраки, обеды, ужины, отказывались часто меняться со сменщиками. Не сговариваясь, они приняли единое решение — урожай в том сельскохозяйственном районе, где жила семья Дженкинсов, должен быть собран ими полностью и почти единолично.
Не было никакой разницы — за штурвалами и за рычагами комбайнов, за рулями грузовозов работали почти все нормандовцы — независимо от должности, звания, профессии, специальности. С огромным трудом удалось отговорить от работы на комбайне Карин Чаквас и она подчинилась желанию своих коллег, потому что именно они едва ли не хором напомнили ей о том, что необходимо беречь руки такого хирурга, каким была Карин. Да, техника была комфортная, удобная — механики за считанные декады привели её в порядок, бывало, восстанавливая машины из руин, но никто из нормандовцев не мог себе представить за штурвалом комбайна или за рулём грузовоза своего главного врача.
Мордин и так пропадал в лаборатории контроля качества в научном центре сельскохозяйственного района, поэтому никто из нормандовцев не сомневался в том, что Солус точно внесёт свой уникальный вклад в сбор гигантского урожая.
Руперт Гарднер, бросив на сменщика-нормандовца центральную районную столовую, отработал шестьдесят часов за рулём грузовоза и был рад и доволен как ребёнок тем, что на собственном опыте увидел и почувствовал, каково это, добывать для людей продовольствие.
Столько же за штурвалом комбайна отработал и Джеф Моро, сказавший потом, что комбайн — это космический корабль в миниатюре. Он тоже требователен к пилоту, к его знаниям, к умениям, к навыкам. Держать равнение и не допускать потерь в поле далеко не так просто, как может показаться на первый взгляд.
Декада пика уборочной страды далась нормандовцам очень нелегко. Решение убрать урожай в районе в почти монопольном режиме потребовало от них выложиться по полной. Своих сменщиков из местных жителей нормандовцы старались не допускать к пультам, рулям и штурвалам. Убирали сами. Чаквас и Мишель неистовствали, но сделать ничего не могли — нормандовцы отказывались прислушиваться к их рекомендациям. Синтеты почти полностью переключились на обеспечение работы нормандовцев, Марк и Оливия не только обрабатывали информацию, но и сами отработали за штурвалами грузовозов и комбайнов по шестьдесят часов.
Корреспонденты и журналисты Иден-Прайма слетались в район едва ли не десятками. Гостиницы района оказались забиты пишущей и снимающей братией. Выпуски местных новостей постоянно включали сюжеты о том, как работают нормандовцы. Первое сообщение синтетов Отряда о том, что через сутки-двое в районе будет убрано последнее поле было встречено иден-праймовцами с огромным интересом — в воздух были подняты все наличные дроны, тучами вившиеся над управляемыми нормандовцами комбайнами и грузовозами. Час проходил за часом и действительно, с высоты птичьего полёта было отлично видно, как комбайны, выстроившись в линию, постепенно зачищают от колосьев последнее поле. Грузовозы, держа едва ли не парадное равнение, один за другим подходят под "носики" транспортёров и потоки зерна обрушиваются из бункеров комбайнов в кузовы магистральников. Щёлкают фиксаторы крышек и машины отходят от комбайнов, чтобы выстроившись в конвой, направиться к элеваторам.
Наконец, дойдя до края поля, комбайны одновременно замирают. Никто из нормандовцев не заметил, как прошла ночь и наступило утро. Дожёвывая бутерброд, Шепард открыл дверцу кабины, вышел на площадку и увидел, как встаёт над горизонтом Иден-Прайма местное светило.
Дженкинс сидел в кресле. Его руки лежали на подлокотниках. Такого он точно не мог себе представить всего несколько дней тому назад. Нормандовцы в очередной раз совершили невозможное. Они показали местным жителям, прежде всего — гражданским то, как надо работать. Он устал, но чувствовал себя... счастливым. Именно счастливым. Солнце вставало над Иден-Праймом. Ночь закончилась. Тридцать часов ночной работы — позади. При свете прожекторов, в лучах лазеров систем навигации комбайны сновали по полю.
