Стратег. Назад к суровым иллюзиям.

*54

Январь летел быстро, как и подобает среднему зимнему месяцу. Наполненный разного рода житейскими проблемами, он напоминал одну сплошную дорогу от дома до работы. Все дни смешались для меня в круговорот из чертежей, крепкого кофе и постоянно меняющихся посетителей ЦУИПа. Мелид, заледеневший асфальт, немытая посуда, заточенные карандаши, ночные философские рассуждения с Максом, пакеты с кошачьим кормом, таблетки от сердечных спазмов... и задания, задания и задания. В первое время мистер Мелид радовался моей неожиданной работоспособности, но, когда я одновременно взвалил на себя три проекта — забеспокоился и предложил мне снизить активность. Я же работал на износ, отмахиваясь от ненужных сомнений, стремясь полностью забить все свое свободное время проектами. Через две недели я заработал больше, чем обычно зарабатывал за месяц и успешно справился с десятью заданиями. Еще через несколько дней я купил в гостиную новый стол, комплект небьющейся посуды и посудомойку за компанию, и подарил Максу сотовый телефон, на что тот пожаловался, что я развиваю в нем комплекс неполноценности. Но телефон все-таки взял.

Я научился чувствовать город, разговаривать с ним на его языке, договариваться о каждом новом деле, извиняясь перед ним за вынужденные

преступления. Такая уж у меня была работа... И город не только прощал меня, но и помогал и подсказывал. Теперь для меня не существовало ни одной незнакомой улицы, или чужого сквера. Я мог безбоязненно гулять по ночам в одиночестве, будучи уверенным, что Мемфелис защитит меня от любой неприятности. Теперь я понимал, что имела в виду Берта, когда говорила, что чувствует себя одним целым со своим домом. Я был счастлив, когда мог идти по своему городу, как будто набираясь энергии и сил от его земли. Теперь я точно чувствовал, что являюсь частью одного великого целого... Целого мегаполиса. И не просто частью, а одним из сильнейших его механизмов. Я как никогда ощущал власть над его жителями и над его историей. Я упивался гордостью за содеянное мной, прослушивая сводку криминальных новостей. Мне не нужна была слава... Мне хватало одной только мысли, что при помощи карандаша и линейки я создаю будущее своего города, становясь пусть и незримой, но частью его истории. Джей гордился бы моим неожиданным трудолюбием... Хотя его и смущал род моих темных занятий. Ну что же... Как я уже и говорил — миру нужны были отрицательные персонажи. И я с честью готов был нести бремя одного из них.

А в конце месяца, в очередной рабочий день, загруженный с утра до поздней ночи работой, после второй подряд защиты своего проекта, я, прямо в офисе свалился с сердечным приступом. Даже, скорее, не то чтобы свалился, а аккуратно и безмолвно съехал по стеночке, ловя ртом воздух, как выброшенная на горячий песок рыба.

— Допрыгался! — Объявила Гертруда Бейлс, наблюдая, как вокруг меня, чуть ли не сталкиваясь лбами, бегают Элен, Дэвид и Макс, пихая мне в лицо таблетки и лекарства.

Мой начальник, побледневший куда сильнее, чем я сам, вызвал "скорую", кто-то заставлял меня пить горькие сердечные капли, кто-то ругался и причитал... А я задумчиво наблюдал за всем этим представлением как будто со стороны, слушая, как внутри меня глухо о ребра бьется мое слабое сердце и молился только о том, чтобы из груди исчезла острая обжигающая боль. Перед глазами у меня плыли стены и потолок, кружась все быстрее и быстрее, сливаясь в одну темную массу из звуков и искореженных изображений. Меня одолевала сонливость, по лицу струился холодный пот, а боль из груди теперь распространилась в плечо и спину.

— Я умираю? — Тихо спросил я Макса, который от отчаянья крутился около окна, высматривая машину скорой помощи.

Макс от ужаса сравнялся цветом с мистером Мелидом и рухнул рядом со мной на колени, убеждая меня и себя самого, что все будет хорошо и я буду жить вечно.

Когда офис заполнили люди в белых халатах, я уже слабо воспринимал действительность. Все мысли мои поглотил страх и ощущение приближающейся смерти...

— Инфаркт Миокарда. — Торжественно изрек врач, склоняясь надо мной. Лицо его расплывалось, а голос доносился как из старого поломанного приемника.

Что было далее — осталось для меня загадкой. Я, не выдержав адских мучений, потерял сознание.

Очнулся я все в том же положении "лежа". Только теперь надо мной был пожелтевший от старости потолок, а на мне — пижамная рубашка пугающего бледно-зеленого цвета. С трудом открыв глаза, я полежал некоторое время на жесткой больничной койке, восстанавливая себя в мире живых и ступил голыми ногами на холодный линолеум. В палате я был в гордом одиночестве. Две соседние кровати пустовали. В ужасе отпрянув от мутного зеркала над умывальником, посмевшего отразить мою физиономию с запавшими скулами, старческими тенями под глазами и кожей под цвет пижамы, я обернулся к окну и замер в еще более диком замешательстве. По соседству с больницей находилось зловещее двухэтажное здание стандартно-желтого цвета с потрескавшейся черепицей и с закрытыми наглухо ставнями немногочисленных окон.

"Морг" — Почему-то сразу понял я.

Мне стало дурно. Впервые я вдруг осознал, насколько легкомысленно я относился к своему здоровью. Курение, черное кофе, бессонные ночи, трава и алкоголь в ночных клубах... Что отделяло меня от этого корпуса напротив? Каких то двадцать метров? Или счастливая случайность, по которой я сейчас стою на полу в больничной палате, а не лежу в холодильнике на полке с биркой на большом пальце ноги. Оперативность врачей, или недостаточное количество кофеина в моей крови? Ах, да, после того, как Джей уехал, я снова начал курить... Мои депрессивные размышления были прерваны неожиданным появлением пожилой медсестры.

— Нет, вы посмотрите на него! Только откачали, а он уже по палате полуголым бегает!

— Я не бегаю, я... — Я вдруг понял, что на мне, кроме длинной рубашки действительно ничего нет, и поспешил убраться обратно в кровать.

— Посетители к тебе, что улегся то? — Она покачала головой. — Странный ты какой!

Я улыбнулся. Медсестра напоминала мне Берту и, не смотря на ее ворчание, я сейчас же проникся к ней доверием.

— Много?

— Чего много? Посетителей? Больше двоих к сердечникам не пускаем.

Она распахнула дверь и в палату влетели две темноволосые фигуры. Одна в черном свитере и с длинным хвостом на макушке, а другая в голубой футболке. В связи с недавними размышлениями о смерти, я чуть не расплакался, увидев своих ближайших друзей, ставших мне вдруг столь дорогими.

— Сикомор! Господи, как ты?.. — Запричитала Нина, рухнув ко мне на кровать, приземлившись аккурат мне на руку.

— Ну ты и выдал, брат... Если ты еще раз при мне закуришь, я тебя самолично убью!

— Так-так, граждане родственнички, не нервируем больного! — Прервала их служительница больницы. — Время свидания — двадцать минут. Вернусь и выгоню, поэтому поторапливайтесь.

— Как в тюрьме. — Прошептала Нина, провожая ее глазами.

— А с каких это пор вы ко мне в родственники записались? — Удивился я.

— А с таких, что просто друзей сюда не пускают.

— И что, даже паспорта не попросили??

— Ох, дорогой, ну кому это нужно... Особенно, если вместо паспорта можно отдать на пропуске десять долларов.

Я ухмыльнулся. Если Тернер с Ниной еще и могли сойти за брата с сестрой, то я ни на одного из них со своим восточным разрезом глаз и контрастно светлыми волосами не походил даже отдаленно. Как много в этом мире можно сделать за деньги. Даже обзавестись кровными узами.

В больнице меня грозились продержать десять дней. При хорошем поведении, под амнистию, могли скоротать срок до недели. Обрадованный такой перспективой, я послушно ел фрукты и овощные пюре, выполнял весь комплекс назначенной мне лечебной физкультуры и ходил на все процедуры. Медсестра, так сильно напоминающая мне Берту, подробно растолковала мне мое ближайшее и очень недолгое будущее, если я не брошу курить и не перейду на здоровый образ жизни, и хмуро добавила, что таким молодым людям вообще стыдно появляться в стенах больницы с таким позорным диагнозом, как инфаркт.

— Нет бы физкультурой заниматься, а ты небось... кем ты работаешь?

— Я стратег. Составляю планы разных ммм... деловых мероприятий. — Разъяснил я.

— Ну конечно, так я и думала! Вот в мое время парни физически работали и это считалось нормальным. А сейчас для молодежи престижно целыми днями за компьютерами киснуть. Посадит с утра задницу на стул и геморрой себе зарабатывает. А!... — Ворчливо произнесла она и махнула рукой, чем еще сильнее напомнила мне хозяйку странного дома с морского пляжа.

"Теперь то я точно поеду к Берте, чтобы подробно расспросить ее обо всем". — Решил я.

После того, как я одной ногой побывал в своей будущей могиле и, прожив пять дней в палате с видом на морг, я точно решился полностью изменить свое будущее. Для этого нужно было навести порядок в своем прошлом.

А в последний день моего пребывания в лечебнице, мне приснился Йохэнсен. Снова в качестве незримого образа. Мне вообще редко снились четкие сны со смыслом. В основном это были психоделические проекции моих же мыслей без конца и начала, несущие в себе определенную атмосферу, или намек. Нередко мне снились сны вещие, или символичные. Но не всегда я мог вовремя их правильно растолковать. В этот раз, как и всегда, не было каких-то действий, или разговоров... Просто было знакомое мне тепло, принадлежащее лишь одному человеку на этой планете. И такое привычное ощущение спокойствия и защищенности... Во сне я снова был счастлив. Я снова надеялся на что-то, верил и любил... И, проснувшись, я в первый раз со дня отъезда Джея вдруг полностью прочувствовал свое одиночество. До меня, человека пассивного по природе, как всегда с опозданием дошла суть случившегося и я, спустя месяц, вдруг понял, как тяжело было мне все это время. Когда у меня была возможность прятаться в работе от своих чувств, все мои силы и время забирали проекты. Но когда я наконец-то остался наедине с самим собой, боль от утраты обрушилась на меня во всем своем могуществе.

Было около пяти утра, когда я проснулся, с таким нежеланием расставаясь с уютом и безмятежностью своих сновидений, где мы снова были вместе... Сон был настолько реалистичен, что после пробуждения в пустой холодной постели, я еще несколько минут с разочарованием переживал возвращение в тяжелую действительность.

"Он даже не знает, как мне плохо..." — Подумал я, окончательно проснувшись.

За окном еще было темно и ночь скрывала от меня пугающее здание. Лишь где-то, теряясь в сплетении голых веток, светила луна, слегка очерчивая его контуры в чернеющем воздухе. Скорее бы уже вернуться домой... Подальше от своих мыслей. И занять себя снова, с утра до ночи каким-нибудь делом. И не думать, не думать, не думать...

"Интересно, а он вспоминает обо мне?.. Хотя бы иногда?"

Печаль, боль, разочарование подступали к моему рассудку, обвивая черными блестящими кольцами безысходности, душили, заставляя глаза слезиться, а воздух комком собираться в горле. Я уговаривал себя не нервничать, не вспоминать... не думать... Но вся горечь, накопившаяся во мне за все это время, вся злость, на себя, на него, за то что обманул меня, предал, оставил... за то что заставил меня полюбить его так сильно... за то, что я так хотел и не мог забыть его... все мои чувства одной большой волной поднялись из глубины души и одним отчаянным криком, переходящим в всхлип выплеснулись на волю.

— Как же я тебя ненавижу... — По слогам, медленно и зло проговорил я, с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать снова. — Ненавижу... За то, что заставил меня поверить, за то что дал мне надежду... Ненавижу! За то, что врал мне, за то, что изменил мою жизнь!

Я со всей силой ударил кулаком по обшарпанной стене.

— Не-на-ви-жу тебя! — На этом, последнем выдохе, силы мои иссякли и я устало опустился на пол. — И как же сильно я люблю тебя.

*55

Оказавшись на свободе, тепло простившись со всем больничным персоналом, с которым я успел перезнакомиться за неделю, я первым делом поехал на работу. Там я сразу же столкнулся с мистером Мелидом, который, увидев меня, побледнел так же, как в день нашей последней встречи, распахнул на пол лица глаза, приоткрыл рот и чуть было не перекрестился.

— Савеллис, что ты здесь делаешь?? — Наконец смог вымолвить мой шеф.

— Как это что? — Искренне удивился я. — Я приехал взять новое поручение и поработать с ним дома.

— Какое поручение?! Ты с ума сошел?! Какое тебе поручение!?

— Не кричите на меня, мне нельзя нервничать... — Учтиво заметил я.

Мистер Мелид тут же испуганно замолчал, подавившись последним восклицанием.

— Я выписал тебе отпуск за счет организации. — Произнес он еле слышно через некоторое время.

— Да вы что-о? — В тон ему прошептал я. — С каких это пор такое видано, чтобы сотрудникам отпуск посреди зимы давали?

— А с тех самых, что они мрут, как мухи от перенапряжения.

— Вот уж спасибо.

— Короче, сейчас ты отправляешься домой, две недели лежишь в кровати, читаешь журналы, смотришь сериалы...

— Я не смотрю сериалы!

— Не важно. Смотришь сериалы, ешь фрукты, пьешь свежевыжатые соки и думаешь о хорошем. И даже не вспоминаешь о работе! Понял? Это приказ.

— Понял, товарищ командир. Будет исполнено! — Отрапортовал я.

Вот так-так... Оставьте меня без дела и я действительно сейчас же начну думать. Вот только не о хорошем, а о Джее Йохэнсене. И сведу себя в могилу в кратчайшие сроки. Но с другой стороны, у меня появится возможность устроить свое небольшое расследование. Я уже решил, что постараюсь узнать о своем прошлом хоть что-нибудь. Если уж Джей не захотел открывать мне его.

Макс поначалу пытался образумить меня, приводя логичные доводы о том, что человеку, только что вернувшемуся из больницы, ехать за город и шастать по лесам не следует, но в конце концов понял, что переубедить меня ему не удастся и даже вызвался меня сопроводить. Совершив таким образом акт благородия, он решил, что после этого имеет полное права всю дорогу срывать свое раздражение на мне, высказывая все, что он думает по поводу бензиновой вони в автобусе, грубых пассажиров и моих сумасбродных идей. У меня не было ни сил, ни желания с ним бороться, поэтому я просто предпочел уйти в свои мысли и замолчать.

— Я не понимаю, Дэймон, неужели ты действительно собираешься серьезно отнестись к словам какой-то старухи, впавшей, по всей видимости, в глубокий маразм?

— Она не похожа на маразматичку. Да и... Зачем так говорить о людях, которых ты не знаешь? — Я поморщился.

Макс оторопел.

— Да что с тобой стало!

— А что со мной стало?

— Ты стал занудным, серьезным и начал верить в разную чепуху. Друг, ты напоминаешь мне Джея. Ты из-за него такой?

Мы шли по глубокому снегу, изредка проваливаясь в какие-то ямы и спотыкаясь о корни деревьев. Мне казалось, что я неплохо запомнил дорогу и поэтому не особо волновался, позволяя себе отвлечься на разговоры.

— Нет. Не знаю... Может быть.